Фавориты Екатерины Великой - Нина Соротокина

Было допрошено много офицеров и были выяснены главные герои этого заговора. Ими были Пётр Хрущёв и трое братьев — Пётр, Иван и Семён Гурьевы. Хрущёв, призывая офицеров присоединиться к заговору, говорил: «Что трусишь? Нас в партии около 1000 человек» — и смело похвалялся известными фамилиями Ивана Шувалова и князя Ивана Голицына. В ходе следствия были названы и другие партии, которые хотели свергнуть императрицу, даже Никита Иванович Панин был упомянут. Понятно, почему заговорщики придумали заглазно назвать имя Ивана Ивановича Шувалова, клан Шуваловых был главным при Елизавете, да и сейчас он был очень силён. И по мысли Гурьевых и Хрущёва, этим вельможам было чем быть недовольным.

На деле оказалась, что всё это не более, чем сплетни, Пётр Хрущёв на очной ставке с Гурьевым показал, что о князе Трубецком и Шувалове «слышал по одной эхе». Во время следствия императрица запретила применять пытки, это похвально, но приговор Сената был очень строг — отсечь головы. Екатерина заменила смертную казнь ссылкой на Камчатку и в Якутск.

Двор оставался в Москве до конца года и начало 1763-го прихватил. В Москве императрица много работала. Необходимо было провести преобразование главного органа управления. Главным лицом в преобразовании Сената был, конечно, Панин. Предваряя все обсуждения, он написал некую бумагу, которую и доложил в Сенате. Это была записка о фаворитах. Речь шла о правлении Елизаветы, при котором Шуваловы сильно досадили Панину, он и Бирона вспомнил, но общий тон записки был таков, что всякий угадал бы в нём намёк на возросшее влияние Григория Орлова. «Её величество вспамятовала, — писал Панин про Елизавету, — что у её отца государя был домовой кабинет, из которого кроме партикулярных приказаний, ордеров и писем, ничего не выходило, приказала у себя такой учредить. Тогдашние случайные и припадочные люди воспользовались сим домашним местом для своих прихотей и собственных видов и поставили средством оного всегда злоключительный общему благу интервал между государя и правительства. Они, временщики и куртизаны, сделали в нём, яко в безгласном и никакого образа не имеющем месте, гнездо всем своим прихотям…» — и так далее, доклад был длинный. Оговорюсь сразу, слово «припадочный» в данном тексте не описка. Словарь Даля даёт пояснение — это люди, припадавшие к кому-либо, например к государыне, то есть фавориты и временщики.

С.М. Соловьёв пишет: «Можно представить, какое впечатление на Екатерину должен был произвести этот доклад». Но, видимо, она просто не отнесла его на свой счёт, и когда 14 февраля 1763 года была создана комиссия (названная так вместо Императорского совета) из восьми человек, то туда был включён и Григорий Орлов. Каждый член комиссии имел чёткие обязанности: Панин — секретарь внутреннего департамента, Воронцов — иностранного, Захар Чернышёв — военного и т. д. Обязанности Орлова не были обозначены. Екатерина просто хотела приспособить своего возлюбленного и «припадочного» к государственным делам.

В задачу комиссии входило рассмотреть Манифест Петра III «О вольности дворянства» и дополнить его новыми статьями, если в этом будет нужда. Через полтора месяца комиссия представила проект нового документа о вольности дворян, Екатерина нашла его дерзким и отменила до лучших времён.

Императрице нужна была поддержка церкви, поэтому она отменила принятый Петром III закон о секуляризации монастырских земель, распустила Коллегию экономии и указом вернула отобранные на бумаге у монастырей земли. Но казна была пуста, денег взять было неоткуда, и вскоре Коллегия экономии была восстановлена. Вотчины монастырей были отданы под её власть. Многие служители церкви находили этот закон неправильным, но молчали. Однако были и бунтари. Ростовский архиерей Арсений Мацеевич открыто и дерзко выступил против секуляризации, за что поплатился в конце концов и саном, и свободой.

Потом комиссия стала реконструировать Сенат, и тоже неудачно. Екатерине не нужен был сильный Сенат, она хотела править единолично. Кончилось дело тем, что комиссию распустили, Сенат перетасовали и поделили его на шесть департаментов.

Весной 1763 года Екатерина объезжала свои нижневолжские владения. Посетила Ярославль, Кострому, затем Ростов.

Здесь она несколько задержалась. Это была вотчина тогда ещё не опального Арсения Мацеевича. Ростов имел особое значение, он был местом поклонения мощам новоявленного чудотворца святого Дмитрия-митрополита. Предстояло торжественно переложить мощи святого в раку, и Екатерине очень хотелось присутствовать при этом событии. В глазах народа она должна выглядеть истинно православной.

В Ростове и застала её весть ещё об одном, не скажешь, «заговоре», это было ясно высказанное недовольство офицеров гвардии, и потому испугало больше, чем пустая болтовня армейских офицеров, о которых она ранее слыхом не слыхала. Ею были недовольны единомышленники, те, которые посадили её на трон. Крамольные разговоры велись против Орловых, и Екатерина взяла следствие под свой надзор.

Назывались три фамилии смутьянов — Рославлев, Ласунский и Хитрово. Эти люди активно содействовали перевороту, каждый получил вознаграждение — по 8000 душ крестьян, деньги и придворные звания камергеров. Но награждённым всегда кажется, что их-то как раз и обошли. Вместе старались на пользу Отечества, а награда у Григория Орлова другая. Он уже генерал-майор и действительный камергер, а также награждён орденом Александра Невского. Мало того, все Орловы возведены в графское достоинство.

Но не только зависть дала повод к недовольству гвардейцев, а упорный слух о венчании Григория Орлова и императрицы. Это было уже дело не личное, а государственное. Гвардейцы были убеждены, что это непорядок, нарушение всех традиций, а значит, плохо для России в целом. Ласунский говорил Хитрово: «Орловы раздражали нас своей гордостию и своим поступком: мы было чаяли, что наша общая служба государыне укрепит нашу дружбу, а ныне видим, что они разврат».

Ход делу дало донесение камер-юнкера князя Несвижского, который после отпуска вернулся из деревни, встретился с Хитрово, а тот ему и наговорил с три короба такого, что об этом надо было известить начальство. Хитрово сказал:

«— А у нас много новых вестей, только дурных. Первая новость — государыня поехала в Воскресенский монастырь для того, чтоб старый чёрт Бестужев удобнее мог в её отсутствие производить начатое дело. Он написал прошение к государыне, чтоб вышла замуж за Григория Орлова и к этому прошению духовенство и несколько сенаторов подписались, а как дошло до Панина и Разумовского, то Панин спросил государыню, с её ли позволения это делается, и получил в ответ, что нет».

Далее Хитрово уверенно заявил, что Панин в последнем усомнился, зная, что государыня готова к замужеству, и решил в том ей помешать. Для этого Панин якобы призвал к себе важных сановников и гвардейцев, и они обсуждали это дело как нехорошее и Отечеству вредное.

«— Это ничего бы, — продолжал Хитрово, — потому что Григорий Орлов глуп, но больше всего делает его брат Алексей, он великий плут и всему делу причиной».

Тот же Хитрово дал Несвижскому совет: мол, ты езди к Орловым и за всем досматривай, «а мы на собрании своём положим просить государыню, что если она намерена выйти замуж, то у Иванушки есть два брата, а если не согласится за них, то, схватя Орловых, всех отлучить… она сама нам будет благодарна, что мы нарушителя покоя от неё оторвём». Болтал Хитрово также о том, что якобы слышал от Алексея Орлова, что императрица дала Панину подписку, чтоб быть ей не государыней, а правительницей при сыне Павле, и она на то согласилась, но гвардейцы, а также Рославлев и Ласунский крикнули её императрицей. Ну, а кончил свои излияния Хитрово тем, что всех Орловых надо убить.