Зоопарк в твоей голове. 25 психологических синдромов, которые мешают нам жить - Ирина Тева Кумар

собралась, и спешно продолжила. — Но его можно понять. Он столько работает! Иногда приходит поздно, как в тот день. А я уже сплю. Может, это тоже его злило? Что он вкалывает, а я отдыхаю? Что я не понимаю, как тяжело ему достаются деньги.

Я заметила, что Ольга уже который раз оправдывает поведение бывшего. Это стало для меня звоночком, указывающим на то, что моя клиентка переживает так называемый стокгольмский синдром.

— Наутро я много размышляла о произошедшем. И решила, что буду умнее: стану с ним советоваться и стараться вести себя хорошо.

— Да, похоже, что решение Вам показалось логичным. Помогло ли оно?

— Да. На какое-то время все снова стало идеально. Он дарил цветы. Кстати, извинился за тот случай. Но потом все повторилось. Ему не понравилось, что я задержалась на работе и, когда он пришел домой, меня еще там не было… И… — Ольга сделала глубокий вдох, словно воздухом останавливала поток признаний. — В общем, я стала стараться еще усерднее. Я не хотела его злить. Не хотела повторения скандала. Я стала плохо спать, а просыпаясь утром, первое, о чем думала, — «Что я должна сделать сегодня? О чем не забыть? Что предусмотреть?». В том плане, все ли я делаю «правильно»? Не будет ли он мною недоволен?

— Вы его боялись?

— Да, никогда не думала, что так все повернется. Стоило ему появиться дома, у меня в груди все сжималось. Вечера напоминали хождение по минному полю: рванет или нет? Я вздрагивала от каждого уведомления на телефоне, думая, что они не вовремя. Я подбирала слова, только бы не задеть его чувства. Я должна была заниматься любовью, когда хотел он. Я должна была встречать его с работы с улыбкой, — Ольга закрыла лицо руками. — Господи, сколько всего я должна была. Мне казалось, я сойду с ума! — молодая женщина замолчала. — Но понимаете, я же помнила, каким он был. Я знала, что на самом деле он другой: заботливый, любящий, чуткий. Я хотела вернуться в начало наших отношений. Все исправить. Но каким-то образом делала только хуже, снова и снова невольно провоцировала его.

Самообвинение жертвы и снятие ответственности с агрессора — характерная особенность стокгольмского синдрома. Даже освободившись, Ольга продолжала испытывать тягу к своему мучителю.

Человек, который доставил ей столько страданий, до сих пор вызывал у нее жалость и теплоту.

Вдруг моя клиентка резко убрала руки от лица и с вызовом посмотрела на меня.

— Сейчас вы, наверное, спросите, почему я раньше не ушла?

— Мне кажется, я понимаю, почему вы не уходили.

Вероятно, Ольга много часов подряд думала о разрыве отношений, но всякий раз откладывала решение. А такая реакция молодой женщины сигнализировала о чувстве вины. От нее психика и защищает. Вопрос был в том, была ли эта вина за то, что не ушла раньше, или за этим скрывается что-то другое?

— Я не уходила долго. Два года. На самом деле мне некуда было идти, денег тоже особо не было. А он, несмотря на ссоры, заботился обо мне. Мне его жалко было. Как я его оставлю? Это я сейчас так рассказываю, будто он монстр, но в глубине души он очень ранимый.

Мне казалось, что если я исправлю что-то в себе, то не буду вызывать у него такой гнев, и все снова будет хорошо.

— Тем не менее две недели назад что-то произошло, и вы сбежали? Это верное слово?

— Верное, — Ольга перестала сутулиться и расправила плечи, будто сбросила какую-то тяжесть. — Он в очередной раз накричал на меня и ударил. А потом запер дома и заблокировал все карты. И вот только тогда я почувствовала себя в ловушке и позвонила в центр помощи женщинам. Думала, они помогут как-то договориться с ним. Но они посоветовали звонить в полицию. Я позвонила, и там предложили написать на него заявление, сказали, что предоставят защиту. Когда он вернулся домой, я сделала вид, что ничего особенного не произошло, но на следующее утро, после того как он ушел на работу, я собрала вещи и ушла.

— И как вы сейчас себя чувствуете?

— Сейчас мне кажется, что, предупреди я его о покупке приложения, будь я более предусмотрительной, он ни за что бы не злился на меня, — почти шепотом завершила фразу клиентка. — Я чувствую себя предателем. Я сама провоцировала его, а потом ушла. А он любит меня и уж точно не желает мне зла.

— Ольга, вы слышали о стокгольмском синдроме?

В августе 1973 года в Стокгольме террорист захватил центральный банк и требовал исполнения своих условий. В течение шести дней он удерживал группу людей в неволе. Но потрясло город не только это. После освобождения ни один из заложников не держал зла на террориста. Наоборот, освобожденные проявляли сочувствие и пытались помочь преступнику, наняв ему адвоката. Как же это возможно? Об этом меня и спросила Ольга.

— На самом деле такому поведению есть объяснение. Заложникам нужно было выжить в нетипичной ситуации. И для этого психика избрала нестандартную стратегию, поменяв отношение к агрессору.

— Почему именно симпатия? Не понимаю… — нахмурилась моя собеседница.

— Симпатия успокаивает и создает иллюзию безопасности.

Если я рядом с человеком, который мне, условно, «нравится», то я не буду сильно тревожиться. А значит, не буду совершать необдуманные действия, которые могут мне же навредить. Другими словами, не буду «играть с огнем».

— Это как у меня — когда я пыталась контролировать каждый свой шаг. Никогда бы не подумала, что у меня какой-то синдром.

Нам кажется, что стокгольмский синдром встречается только в экстремальных случаях, но на практике он — частый спутник ситуаций, где есть скрытое психологическое насилие. Сотрудник терпит унижения и оскорбления от начальника или коллеги, но продолжает надеяться на перемены, выстраивает контакт, пытается заслужить уважение. Дети живут в нездоровом подчинении родителям, но оправдывают поведение последних тем, что взрослые так проявляют свою любовь. Или, наоборот, родители боятся слово сказать манипулирующему ребенку, позволяя ему с каждым днем все больше и больше.

В таких случаях сложно понять, что люди страдают, потому что официального захвата и удержания силой как будто бы нет.

С виду все тихо и мирно. Но на самом деле сильнее цепей людей удерживают чувства.

Поэтому я называю стокгольмский синдром ловушкой: человек подвергается насилию, но добровольно остается в плену. А чувство вины заставляет молчать.

Как люди оказываются в психологическом плену? Синдром может появиться в ситуациях, в которых одновременно присутствуют следующие факторы:

• факт