Мистер Солсбери и каслинский черт - Виктор Петрович Поляничко

в низких подвальных помещениях. Потом мы узнали, что такого рода общение с нами входило в программу практики студентов — «вживаемость в русских».

Университет огорожен со всех сторон высокой металлической изгородью. Обстановка здесь была действительно спокойная. В аудиториях шли занятия, в библиотеках, на лужайках, под развесистыми каштанами студенты читали, листали конспекты или просто разговаривали. По аллеям степенно прогуливались в черных сутанах священники-преподаватели.

— Как студенты относятся к решению президента Никсона об эскалации войны в Индокитае? — спросили мы.

— Многие недовольны, но молчат…

— Почему?

— Как вам сказать? По-русски это будет… вышибут из университета…

Потом, будучи в общежитиях, мы видели немало карикатур, разного рода надписей на маленьких бумажках, прикрепленных на стенах холлов, в лифтах, свидетельствующих о недовольстве определенной части студентов политикой Белого дома.

В «могиле» заговорили о Вьетнаме, Камбодже, расовой проблеме, о многом, что волнует студенческую молодежь.

— В этом году я заканчиваю университет и должен пойти служить. Не служить нельзя. Пошлют во Вьетнам — крышка. Надо что-то делать, чтобы не попасть на эту бойню.

— Что ты предлагаешь? — спросил его сосед.

— Может, сжечь призывную карточку?! — неуверенно заметил кто-то.

— Тогда тоже крышка. Они этого не простят… — послышалось с другого конца стола.

— Я думаю, надо поступить в офицерскую школу. Два-три года проучимся, а там, может быть, кончится эта грязная война, наконец?

— Нет, лучше поступить в «корпус мира» и куда-нибудь уехать.

— В Россию этих ящериц из «корпуса мира» не пускают, — съязвил один из парней.

Все громко засмеялись.

В пылу этих откровений «гиды», кажется, забыли про русский язык, и нас, русских, сидящих с ними рядом. Проблема войны была для многих из них личной проблемой, и каждый хотел найти выход из нее. Это тоже весьма важный штрих в жизни молодой Америки.

Индивидуализм воспитывается у американцев с молоком матери, прививается самой американской системой: «свободного предпринимательства», всем образом жизни и, естественно, дает о себе знать в развитии студенческого движения Америки. Как бы ни был ярок огонь студенческих выступлений весной и летом 1970—1971 годов, как бы глубоко ни оценивались их последствия, не стоит забывать, что около двух миллионов американских студентов из семи не участвовали в «битве столетия».

Поздно вечером студенты отвезли нас в отель. Здесь в одной из комнат уже мы принимали гостей. Минут через пятнадцать от скованности, которая чувствовалась вначале, не осталось и следа. Разгорелся спор. Оказалось, что несколько студентов были в Советском Союзе в Ленинградском университете на стажировке. Они в восторге от Москвы, Ленинграда, Киева, наших театров, кинофильмов. Они были поражены Пискаревским кладбищем.

— Это ужасно, что вы, русские, переживали во время войны! Мы совершенно не представляли, какой урон вам нанесли фашисты.

— А разве то, что делают сейчас американские войска во Вьетнаме, чем-либо отличается от того, что творили фашисты на нашей земле?

Наступило тягостное молчание.

— Мы против войны и войн вообще, только бороться у нас здесь не так просто…

— Но ведь студенты многих ваших университетов борются, выходят на демонстрации, бойкотируют занятия, объявляют голодовку?

— У них есть свои причины.

— Какие же?

— Разные. Кое-кого забирают в армию, не дав окончить университет. Кое у кого убит или искалечен брат на войне и всякое другое…

Потом, посещая американские семьи, редакции газет, университеты, мы старались узнать мнение самих американцев о причине нынешнего бунта. В Атланте профессор Джордж Соверс, у которого мы были в гостях, говорил:

— Бунтуют студенты университетов, а не технических институтов.

— Почему же бунтуют студенты университетов?

— Политика — это не наука, а шарлатанство. Все это изучают в университетах. Молодежь многого не понимает в нынешней политике, многое ей кажется ошибочным. Студенты же технических институтов и колледжей знают, зачем они пришли в институт — учиться, чтобы в будущем занять достойное место в нашей системе.

— Значит, по-вашему, в Белом доме сидят шарлатаны. Ведь они только политикой занимаются?

— Может быть.

Профессор Соверс, как видите, разрешает проблему студенческого движения очень просто. Он видит корень зла в «ошибках» правительства и стоит, по его мнению, их исключить, как все будет хорошо. Отчего происходят эти «ошибки», вроде войны во Вьетнаме и Камбодже, да и ошибки ли это, а не преднамеренные действия правительства, подталкиваемого военно-промышленным комплексом, его не интересует.

Профессор Гербнер из научно-исследовательского института коммуникативных связей при Пенсильванском университете на наш вопрос заявил:

— В Америке слишком долго и много проповедуется «коммерческая культура». Суть ее заключается в том, что реклама, радио, телевидение, печать, весь наш образ жизни изо дня в день призывают американскую молодежь лишь к получению потребительских благ, личных удовольствий: покупайте, приобретайте, копите деньги, чтобы купить! — вот наш лозунг. Наши средства массовой коммуникации формируют у молодых американцев психологию: «Наслаждайтесь сейчас, пока молоды — платить будете потом!» Мы никогда не давали и не даем молодежи никаких идей, целей и перспективы в жизни. Пресыщенная в потреблении, обалдевшая от современной массовой культуры, развращенная так называемой свободной моралью молодежь сегодня отрицает все существующее в Америке: богатство и культуру, нравственность, политику отцов. Она хочет чего-то иного, а чего — сама не знает. Отсюда — усиление активности, появление «хиппи», увлечение сексом.

Госпоже Кэстер, жене богатого адвоката из Чикаго, мы не задавали вопросов. Во время ленча она сама запричитала и заохала, показывая на потолок, где выше в комнатах жили ее двое взрослых детей-студентов.

— Это ужасно. Что творится с ними! Они целый день, с утра до вечера митингуют. Чем это кончится — одному богу известно.

— Понимаем ваши волнения и беспокойство, — поддержали мы хозяйку.

— Все это начали голоштанники, студенты из бедных семей и черные. Зачем только их пускают в университет?!

Господин Хаммер, немец по происхождению, судья из города Сент-Луиса, о проблеме молодежи говорил долго. Говорил, не столько, кажется, нам, его гостям, сколько своим друзьям-американцам, которых собралось на встречу с нами более сорока человек.

— Молодежь везде сейчас одинакова — необузданна и отчужденна. Это — трагедия нашего индустриального века. Мы, старшее поколение, создавшее богатство и величие Америки, не понимаем молодежи, она не понимает нас. Разрыв поколений — вот что я вижу! У вас, в России, ведь тоже существует проблема молодого и старшего поколения, не так ли? — неожиданно обернулся он к нам.

Мы собирались слушать, но пришлось отвечать.

— Противоречие между новым и старым всегда существует, — начал один из нас. — Это диалектика развития. Но в нашем обществе нет проблемы поколений…

Видимо, наш ответ не совпадал с канонами теории господина Хаммера, и он начал понемногу кипятиться:

— Как это нет у вас проблемы? Есть! Тысячи ваших молодых людей уезжают от родителей в холодную Сибирь. Есть? — он загнул палец на руке.

— Уезжают — осваивать