Степные кочевники, покорившие мир. Под властью Аттилы, Чингисхана, Тамерлана - Рене Груссе

Аршакидов, в Да-Цинь, то есть в Римскую империю. Но посланец, оробев от рассказов о парфянах, не осмелился ступить на их территорию и повернул назад, не достигнув римской империи границы.

В 102 г. Бань Чао вышел в отставку и вернулся в Китай, где умер в том же году. Преемники великого полководца не сумели продолжить его политику по отношению к туземному населению, одновременно гибкую и реалистичную, и в 106–107 гг. в Тариме вспыхнул всеобщий мятеж. Китайский полководец Лян Цинь был осажден в Куче горожанами и населением окрестных селений. Он отразил врагов и одержал над ними победу, но двор, сталкивавшийся с этими бесконечными мятежами, пал духом и в 107 г. вывел все гарнизоны из Тарима, а также из Лукчуна и И-ву. На следующий год кочевавшие на западе и юге от Кукунора цяны или тибетцы, в те времена совершенно дикие, напали на китайские форпосты в Ганьсу, угрожая перерезать дорогу на Дуньхуан. Лян Цинь ценой жестоких сражений отбил их нападения (108). Наконец, в 109 г. южные хунну из Внутренней Монголии напали на китайские укрепленные пункты на границе. Китайский губернатор Ляотуна Гэн Куй спровоцировал орды сяньбийцев напасть на них. Несмотря на это, южные хунну опустошали север Шаньси до тех пор, пока Лян Кин не вынудил их шаньюя заключить мир (110 г.).

В целом Китай с трудом оборонял собственные границы, но в 119 г. ситуация изменилась для него к лучшему: была восстановлена военная колония И-ву (Ха-ми или Лобнор?), вновь подчинились Шаньшань и царь Турфана, но вскоре после этого шаньюй северных хунну и Младшее Цзюй-шэ (Гучэн) восстали и перебили китайский гарнизон И-ву. Наконец сын Бань Чао, Бань Юн, восстановил отцовское дело. В 123 г. он возродил военную колонию в Лукчуне (Льэу-чжун), близ Турфана; в 124 г. укрепил верность царя Шаньшаня, запугал царей Кучи и Аксу, которые пришли выразить ему покорность, и с войсками, предоставленными ими в его распоряжение, изгнал из Турфана банды хунну; в 126 г. он даже на время подчинил хунну-хуэней – группу северных хунну, обосновавшихся северо-восточнее озера Баркуль, и, когда основная масса северных хунну попыталась вмешаться, обратил ее в бегство. В 127 г. китайцы полностью отвоевали Тарим, вступив в Карашар. В 130 г. сын кашгарского царя и посольство ферганского царя прибыли в китайскую столицу Лоян выразить покорность императору Шунь-ди.

В течение следующих лет, если не считать короткого мятежа в 140–144 гг. одного из вождей южных хунну левой, или восточной, стороны, основные проблемы Китаю доставляли баркульские хунны хуэи. В 131 г. они напали на Младшее Цзюй-шэ (Гучэн), с населением которого обошлись грубо и жестоко; в 151 г. они едва не уничтожили китайскую военную колонию И-ву, которую удалось отстоять с большим трудом. Тем не менее в 153 г. Младшее Цзюй-шэ все еще было вассалом Китая. В 151 г. неумная жестокость китайского комиссара спровоцировала мятеж населения Хотана, в котором он был убит, но затем Хотан сдался на почетных условиях[46]. В 170 г. китайские военачальники еще располагали воинскими контингентами из Турфана, Карашара и Кучи, чтобы иметь возможность производить демонстрации силы вплоть до Кашгара, выступая арбитрами в местных стычках. С другой стороны, в 168–169 гг. китайский полководец Дуань Кун остановил набеги цянов или тибетцев на укрепленную границу в Ганьсу.

Цивилизация оазисов Тарима в конце Античности и начале Средневековья

Контроль над Шелковым путем, установленный китайцами в эпоху династии Поздняя Хань, обеспечивая посредством двойной цепочки оазисов севернее и южнее Тарима свободу трансконтинентальной торговли, способствовал распространению в бассейне этой реки буддизма, а через него индийской литературы и эллинистического искусства. Или, скорее, по Шелковому пути, бывшему также путем индийских миссионеров, шедших в Кашгарию и Китай проповедовать буддизм, коммерция и религия совместно везли греко-римское искусство. В этом деле приказчики Маэса Титианоса действовали в том же направлении, что и буддистские проповедники. Самым оживленным участком пути в то время была, вероятно, южная дорога, проходившая через Яркенд и Хотан. В Йоткане, бывшем Хотане, экспедиция Ауреля Стейна обнаружила римские монеты царствования императора Валента (364-378); в Раваке, к востоку от Хотана, она же раскопала целую серию греко-буддистских барельефов, с прекрасными эллинистическими драпировками в чистейшем гандхарском стиле. Немного восточнее, в Нийе (Ни-ян), городе, брошенном в конце III в., она нашла римские печати и инталии, индо-скифские монеты. В Миране, на юго-западе Лобнора, в древнем Шаньшане, та же экспедиция обнаружила прекрасные греко-буддистские фрески, изображающие, в частности, Будду, его монахов и крылатых духов довольно четко выраженного римско-азиатского вида. Фрески подписаны индийским письмом именем «Тита», в котором можно увидеть «Тит», и все это предположительно датируется III–IV вв. н. э.

По тому же Шелковому пути, в мирные для Китая времена, в него пришли великие буддистские миссионеры: Ань Шигао – парфянин, прибывший в Китай в 148 г. и умерший в 170 г.; Чжу чжо фо, индиец, Чэ Чан – юэчжи, то есть индо-скиф, пришедшие оба около 170 г. и основавшие в китайской столице Лояне монастырь. В следующем веке сын юэчжийского посла Чже Цянь между 223 и 253 гг. перевел на китайский язык многие буддистские труды. Упоминание представителей юэчжи очень интересно, поскольку убедительно показывает, что Кушанская империя, в то время раскинувшаяся на Афганистан, Гандхару и Пенджаб, посредством Шелкового пути значительно способствовала распространению буддизма в Таримском бассейне и в Китае. Не менее ценно узнать, что рядом с кушанскими и индийскими миссионерами встречались перешедшие в буддизм парфяне, отправлявшиеся проповедовать его в Восточную Азию и Дальний Восток. Наконец, если китайская Трипитака[47] дает нам список миссионеров и переводчиков, пришедших через Тарим для работы в Китае, очевидно, что и в самом Тариме другие группы монахов, пришедших из Восточного Ирана и Северо-Западной Индии, занимались переводом священных текстов с санскрита на местные языки, от восточноиранского до кучанского. Характерен и заслуживает того, чтобы его вспомнить, пример знаменитого Кумарадживы (344–413).

Кумараджива происходил из индийской семьи, обосновавшейся в Куче. Его предки достигли в этой стране высокого положения. Его отец, ревностный буддист, хотел отказаться от почестей и должностей, чтобы уйти в монахи, но кучанский царь заставил его остаться в миру и дал ему в жены свою сестру. От этого брака и родился Кумараджива. С юности мать возила его в Кашмир, чтобы обучить индийской письменности и буддизму. Возвращаясь из Индии, Кумараджива проезжал через Кашгар, где задержался на целый год и где продолжил изучение Абхидхармы. Из текста его биографии мы знаем, что в то время Кашгар, так же как и Куча, был настолько блистательным очагом индийской культуры, что цари двух этих городов спорили за честь принять при своем дворе столь ученого монаха, каким был молодой Кумараджива. Когда