Князь-дракон в магической академии - Евгения Пилёвина

уронил на них приплюснутый с половину ладошки красный стеклянный камушек. Эмилия покатала его в ладони, провела пальцами по его гладким краям и посмотрела сквозь него на солнце. Далмат пристроился рядом с ней и тоже заглянул в камушек. Стекло мягко окрашивало и без того алое небо в еще больший алый оттенок.

Далмат мягко взял Эмилию за подбородок, повернул к себе и коротко и совсем невесомо поцеловал ее губы. Она позволила себе забыться на это короткое мгновение, позволила себе отдаться страсти и одновременно нежности, с которой Далмат целовал ее; она чувствовала, как внутри него пылает дракон, он обжигал их обоих своим дыханием, и Эмилии даже не хотелось отрываться от него. По ее плечам прокатилась холодная волна приятного трепета, но этого как будто было мало.

Когда Далмат отстранился от нее — слишком быстро для сладкого запретного плода — Эмилия опустила голову, скрывая блеск в глазах, и обняла колени, чтобы унять рокочущий в ней трепет. Она чувствовала, как сильно билось теперь ее сердце, и только сейчас она осознала, что уже второй раз позволила Далмату поцеловать себя. Она прикрыла глаза, вызывая в памяти касание его горячих губ до своих, и на ее лице расцвела улыбка.

Впрочем, когда она подняла лицо, от улыбки не осталось и следа.

— Домой? — спросил Далмат. Эмилия фыркнула и соскочила с поваленного дерева, чуть проскользив на мокрых камнях. Далмат подхватил ее под руку, и она послушно прижалась к нему.

— Вытащил меня сюда, чтобы поцеловать и вернуть домой?

Он встретил ее взгляд, и его губы растянулись в хитренькой улыбочке.

— Да, — просто ответил он и открыл портал.

Они прошли сквозь голубые искры и Эмилия сразу стянула с плеч его куртку.

— Спасибо, — бросила она и повесила ее на вешалку.

— Спасибо за что? — приторно спросил он.

— За куртку, — быстро нашлась Эмилия и открыла дверь. — Пока-пока.

Она помахала ему, и он помахал ей в ответ. Она закрыла дверь, и только потом поняла, что все еще сжимает в руке красный осколок стекла, отшлифованный черной водой далекого моря.

07 Кто празднику рад — тот до свету пьян

Далмат позвал ее на бал. Она была в шоке, когда вечером того же дня он подошел к ней как ни в чем не бывало и спросил “Пойдешь со мной на бал?” Это был его последний бал, и он очень просил проводить его. Так сказать “официально проводить”. Эмилия в начале думала отказать, потому что она встречается с Маркэлем, но… вдруг это последняя возможность урвать у него благословение? Да и Маркэль еще не успел ее пригласить; для него было как будто само собой разумеющимся, что она пойдет с ним. Тормоз.

Она согласилась. Больше нее шокирована была, наверное, только Гарцин. Не только потому, что Эмилия согласилась пойти с Далматом, но и потому что от ожога на ее левой руке не осталось и следа. Она увидела это, когда Эмилия надевала платье. Гарцин тогда крепко схватила ее за руку, задрала рукав до самого локтя и спрашивала:

— Что ты сделала? Ты нашла кого-то, кто смог его вылечить?

Да, нашла. Даже искать не пришлось, но она этого не сказала. Как и не сказала еще Гарцин, что Далмат превращается в дракона. Это тяготило ее с каждым днем все больше и больше. Принимает духовную форму дракона, открывает порталы, лечит. Человек многих талантов, что же он еще в себе прячет? Эмилия была уверена, что он носит в себе благословение дракона, но он никак не хотел признаться ей в этом. И ее это злило. И заставляло приближаться к нему с каждым разом все ближе в надежде ухватить от него хотя бы кусочек.

Она выбрала самое красивое платье. Какое-то под деревенский стиль с открытыми ключицами и широкими рукавами в маленький-маленький цветочек, но продавщица его так нахваливала, и оно стоило таких больших денег, что Эмилия почти сразу согласилась. С Маркэлем она ходила в других платьях — открытых, вызывающих, потому что кое-кому нужно было демонстрировать статус. Петух. С кем он пойдет, интересно? С кем из всех этих идиоток, что за ним бегают?

— Мне кажется, ты для него слишком наряжаешься, — недовольно пробурчала Гарцин. Она отказала всем, кто ее приглашал; правила приличия ее не волновали.

— Затяни корсет и не фыркай, — насупилась Эмилия. Гарцин потянула за ленты, сверху вниз затягивая платье.

— Пойдет?

— Да. Спасибо.

— Передумала? — совершенно не в тему спросила Гарцин, и Эмилия напряглась. Она заозиралась по сторонам, пытаясь понять, что подруга имеет ввиду. — Благословение. Передумала?

Эмилия сморщила нос при виде пыльных костей и бусин. Чистое и обеспыленное там было только стеклышко с пляжа, которое нашел ей Далмат. Сейчас это было для нее самое дорогое на той тумбочке, к остальному она даже не прикасалась. Она не стала признаваться, что появился план получше. Она была уверена в своем решении. Она клешнями из Далмата вытянет благословение, а этот бесполезный алтарь может отправляться на помойку. Кроме стеклышка.

В дверь постучали.

— Открой, пожалуйста, — попросила Эмилия.

— Твой кавалер, ты и открывай.

Эмилия стрельнула взглядом в Гарцин, и она подорвалась с кровати. За дверью оказался Далмат; Гарцин отступила и впустила его. Комнату заполнил уже знакомый Эмилии запах. Она снова принюхалась, и снова различила те же ноты — лимон, лес, цветы и… кровь. Такой резкий запах крови, будто он принимал в ней ванну, будто рылся в кишках лесного оленя, будто задрал голыми руками медведя. Эмилия мотнула головой, пытаясь прогнать зловещие картинки из головы. Эта смесь запахов казалась ей очень знакомой, но она не могла вспомнить, как и когда это было. И уж тем более — при чем здесь кровь. Может быть, это его новый парфюм, но резкий металлический запах крови в нем явно был лишним.

— Идешь? — коротко спросил Далмат. Да, при других он как-то немногословен. Может, она успела коснуться какой-то части его жизни, что он говорит ей больше трех слов за раз. И он позвал ее на бал; обычно на балы кого попало не зовут. Эмилия хмыкнула. Конечно, она для него не кто попало.

— Да, — Эмилия в последний раз глянула на себя в зеркало, убедилась, что платье село на нее отлично, и вышла.

Когда Далмат приобнял ее, в нос снова ударил запах крови.

— От тебя опять тем же пахнет, — сказала она. Далмат изогнул бровь, но от ее взгляда не ушла его довольная едва заметная полуулыбка.

— Нравится?

Врать она не стала; слишком