Демосфера - Илья Новак

«Это известно», — сказал Раппопорт.

«Да, но еще говорят: к Гэндзи файл поступил из космоса. С орбиты, понимаете? Отследить его не смогли. Что это значит? Разве не все спутники известны?»

«Не все. Их же много. Платформы всякие, базы, анклавы… У „Вмешательства“ есть как минимум один спутник, который мы не можем засечь. Эллиптическая орбита, высота, видимо, около двух тысяч километров. По некоторым данным мы можем судить, что это большая сфера с покрытием, препятствующим обнаружению. С объекта и был спущен груз, который перевозили из космодрома и который захватили дерекламисты. Возможно, видеофайл попал к Гэндзи оттуда же. Найдите Вомбата. Будьте осторожны».

Оставаясь лицом к Дану, Раппопорт поплыл наискось вверх, к далекому голубому куполу, чуть покачиваясь.

«У вас дерьмовая аватара! — мстительно сказал вслед Данислав, показав на белый плащ. — Бурнус! При чем тут бурнус, если вы ниндзя?»

Заставка Геовэба, шарик в круглой клетке, мигнула и тут же исчезла. Вместо нее лазеры монокля запустили в зрачки Дана карту Университетов и пульсирующую красную точку там, где находился этот Вомбат.

— Ох ты! — сказал Данислав, отключаясь и снимая монокль. — Так он, выходит, в Общежитии сейчас…

— Кто?

Он покосился на сидящую рядом Нату и спросил:

— Ну что, идем? Ты круто смотришься, бэйби, как раз для такой вечеринки.

Ната надела вечернее платье из гладкой ткани с зеленовато-стальным отливом и туфли на таких высоченных каблуках, что Дан теперь смотрел на нее снизу вверх. Пигментация ее тонка могла меняться, цвет Ната выбрала яркий — сидящий в волосах псевдоживой жук пылал алым. И прическу она сделала классную. Дан машинально пригладил свои волосы. После выхода из Геосети изменившиеся альфа-ритмы делали мир странным, как бывает, когда много раз подряд повторишь какое-нибудь слово и оно потеряет смысл, превратившись в набор чудных звуков, — сейчас все предметы вокруг сделались чуждыми и лишенными смысла конгломератами непонятной, незнакомой материи. Ну а после работы с телесным компом Дан всегда остро чувствовал свое тело, его анатомию: вот верхняя апертура, ключица, лопатки, позвоночник, ребра, вот таз… кости, сухожилия и мышцы… все это покрыто где натянутой, а где уже и свисающей кожей… Его ладонь похлопала по затылку. Черепная кость, а дальше мозг — вполне обычный, разве что с правым полушарием, активным чуть выше среднего. Данислав своим мозгом был доволен, хотя иногда не понимал, что происходит вокруг. Вот как сейчас, к примеру…

* * *

Что касается Жиля Фнада, то лобные и височные доли коры его головного мозга, участки, формирующие стратегию поведения, были весьма, весьма специфическими. Ответственная за мораль и этику височная область напоминала раскаленный до густо-вишневого цвета, пышущий дрожащими волнами жара кусок металла, а желудочки мозга, предназначенные природой для образования и циркуляции ликвора, были такие огромные, что для мозгового вещества вокруг них и места почти не оставалось. Решетчатая кость сильно увеличена, лобные пазухи разрослись — короче говоря, мозг у Фнада был небольшим и работал он крайне странно. Какой-нибудь впечатлительный врач, если бы ему пришлось обследовать голову Жиля при помощи ядерно-магнитного томографа, долгое время после этого мучился бы ночными кошмарами.

С органами у него тоже было не все в порядке — главным образом потому, что большинство из них имели искусственное происхождение, были созданы на биологическом принтере по технологии NewsHP, когда пористую форму из синтетического желе наполняют органическими клетками, а потом, как из мягкого пластилина, лепят из получившейся смеси нужные детали организма, прошивают в них кровеносные сосуды — и заменяют ими то, что успело поизноситься или выйти из строя.

Жиль выбрался по резиновой ленте транспортера, когда-то переправлявшего в цех сырую глину, пересек карьер, а затем долго брел через необъятное бетонное поле, по которому ветер гнал тихо скрипящие лоскуты пластипапера, съежившиеся клочья дестабилизированной креп-фольги и асбестовую пыль. Изредка мимо пролетали брошенные тонк-жуки, Фнад даже попытался поймать одного, чтобы связаться с ламой, но жук, надрывно звеня, будто кто-то пытался дозвониться по нему, полетел прочь, тяжело взмахивая пластиковыми крыльями. Почти разряженный, но еще подчиняющийся сторожевой утилите, принуждавшей его избегать всех, кроме хозяина, он вдруг задергался, окутался фиолетовым дымком и рухнул на землю. Это уже явно была работа подцепленного через Геовэб вируса. Ходили слухи, что недавно хакеры наловчились клепать вирусы, которые из операционных систем тонк-жуков в виде звуковых кодов могут переходить в мозг человека, если тот воспользуется зараженным устройством, так что Жиль плюнул и пошел дальше. Впереди виднелись размытые силуэты Университетов, в другие стороны тоскливый пейзаж тянулся до горизонта. На краю поля обнаружился ручной насос, весь заржавевший, но еще действующий, и Жиль кое-как помылся, отчистил одежду: не хватало еще, чтобы в городе к нему пристали бюрики.

Его мозг превратился в кипящую сверхновую звезду, вспышки гнева облизывали черепные своды ревущими протуберанцами; глаза затянула красная пелена прилившей к голове крови. Он не попал на космодром, пропустил доставку Машины, но это ладно, наплевать на «Вмешательство», — его оглушили, связали, бросили в какую-то бетонную яму! На запястьях до сих пор остались клейкие влажные ошметки липучек, мерзкая гадость, да еще и суставы ломит, как всегда после…

Раздались голоса, и Жиль пошел осторожнее. Впереди возвышался перевернутый самосвал с прицепом — лежащим на боку железным параллелепипедом. Фнад обогнул его: стенка разворочена, внутри двое. Растафары, один колесничий, второй нормальный. Колесничий кружился на одном месте, то приседая, то распрямляясь, и что-то взволнованное бормотал; второй стоял неподвижно, пялясь перед собой. Оба в лохмотьях. Дрянные людишки! Жиль побрел прочь.

— Погоди-не-ходи!

Он оглянулся: переваливаясь через песчаные горки, колесничий с отрешенным лицом катил к нему. Правый глаз был скрыт под моноклем, от которого изогнутая пластиковая спираль вела к штекеру в виске.

— Разве так надо? У нас остался заморчок вроде сморчок хочешь приклеиться отдачу дает как футу-рекс поет при перенагреве без лишнего кэша… кэша… — Растафар ненадолго замолк, моргнул левым глазом, словно внутри его головы мигнула глюкнувшая операционка.

Это был явный инфоман, чье сознание беспрерывно путешествовало по БГБиблиотеке, неслось через паутину перекрестных ссылок, охватывающих все человеческое наследие. Впрочем, коль скоро он еще мог говорить и как-то реагировать на окружающее, значит, инфозависимым стал относительно недавно. Инфоманы на последней стадии болезни, как правило, впадали в кататонию, сознание их «улетучивалось» в Гипертекст, что служило неисчерпаемым источником для новой мифологии о сетевых призраках, которые будто бы уже даже создали свое электронное королевство, скрытое «на другой стороне» Геовэба и невидимое для обычных пользователей. Инфомания была сродни эротомании или порнозависимости, когда человек все свободное время — а если мог себе такое позволить, то и все время — уделял эротическим или порнографическим онлайн-играм. Только здесь вожделенной целью был не Эрос, а Мудрость, или Истина, впрочем, по Платону так же обладавшая эротической притягательностью, провоцировавшая страсть к обладанию — если не плотскому, то хотя бы ментальному. Инфомания еще не стала общечеловеческой проблемой, но врачи и психологи уже обратили внимание на это явление — главным образом потому, что болезненная страсть к обладанию новой информацией, в отличие от порнозависимости, охватывала в основном людей, склонных видеть дальше собственного носа, интеллектуалов, то есть гуманитарную и техническую элиту. Одним из следствий инфозависимости было желание поделиться заполученной информацией с окружающими, что выливалось в ассоциативно-беспорядочную речь, или беспрерывное лихорадочное рисование, или — совсем уж редкий случай — в создание музыки. Известная многим личность по прозвищу Композитор, лежащий в частном стационаре богатый инфоман, подключенный к Геосети, вот уже больше года почти беспрерывно транслировал электронный концерт, посредством которого успел изложить всем, кто был готов его слушать, специальную теорию относительности, этрусскую мифологию, теорию черных дыр, новейший урбанистический фольклор двухслойного мегаполиса, столицы Западного Сотрудничества, все семьдесят пять сохранившихся офортов из серии «Капричос» Гойи, а теперь заканчивал музыкальный пересказ синергетики.