Искусство возможности. Как сыграть свою лучшую партию в карьере и жизни - Бенджамин Зандер

«В сущности каждое обращение музыкантов к дирижеру во время репетиции носит вопросительный характер, даже если по сути это утверждение», – пишут Сеймур и Роберт Левины в журнале Harmony.

Однажды, когда мы репетировали Шестую симфонию Малера, я извинился перед музыкантами Лондонского филармонического оркестра. Дело было так. После одного из пассажей я рявкнул: «Колокола, почему не вступаете?!» – и тут же сообразил, что им и не надо вступать. Тогда, совершенно естественно, я обратился к ударным: «Прошу прощения, я был не прав. Я вижу, что вы вступаете позже». После репетиции, к немалому моему удивлению, ко мне независимо друг от друга подошли три человека и сказали, что не могут припомнить, когда в последний раз им доводилось слышать извинения дирижера, признающего свою ошибку. Один из них добавил, что музыкантов очень угнетает, когда дирижер выходит из себя и ругает оркестрантов за свои собственные ошибки, наивно полагая, что никто этого не замечает. Беседы со многими руководителями и менеджерами позволили мне сделать вывод, что оркестр – далеко не единственная иерархическая структура, где происходит подобное.

Чтобы наладить обратную связь с оркестром, перед началом каждой репетиции я стал прикреплять к пюпитрам по чистому листу бумаги. Предполагалось, что музыканты будут записывать на них свои наблюдения, замечания или предложения, чтобы я знал, каким образом помочь им исполнять музыку еще искуснее. Поначалу я приготовился выслушивать критику, но, к моему удивлению, ответы на «белых листах», как мы стали их называть, редко принимали форму замечаний. Сперва заметки музыкантов ограничивались практической стороной и, в частности, согласованностью между отдельными партиями инструментов и партитурой. Убедившись со временем, что я искренне интересуюсь их мнением, они стали поддерживать меня, но не в угоду моей должности или моему эго. Они доверили мне ответственную роль проводника, способствующего полной реализации возможностей, предоставляемых музыкой. В настоящее время практика «белых листов» применяется во всех оркестрах, которыми я дирижирую. Комментарии музыкантов облегчают дальнейшее обсуждение спорных вопросов и, как правило, связаны с моим дирижированием либо с интерпретацией произведения. Музыканты не стесняются просить меня, например, сыграть какую-то часть произведения не на четыре счета, а на два, чтобы они лучше поняли музыкальную тему.

Нередко я получаю «белые листки», отражающие такое глубокое понимание музыкального произведения, что они заставляют меня изменить мою собственную интерпретацию. В оркестре почти сто музыкантов, и среди них есть замечательные исполнители – одни тонко чувствуют инструмент, другие необычайно глубоко понимают структуру музыкального произведения, динамику его внутреннего развития. Но их никто и никогда об этом не спрашивает!

Всякий раз, заимствуя идею у кого-либо из оркестрантов, я стараюсь встретиться с ним взглядом во время исполнения «его предложения» – и на репетициях, и даже на концерте. И – о, чудо! – этот момент становится мигом торжества автора идеи!

– Вы играли мое крещендо! – сказала мне как-то одна виолончелистка, и при этом в ее голосе прозвучали одновременно и удивление, и гордость, и радость от успешного выступления. В то утро во время генеральной репетиции она написала на своем «белом листе», что мы недостаточно ярко исполняем кульминационный момент в произведении Брукнера.

Евгений Ленер, один из самых одаренных и образованных музыкантов, которых мне довелось знать, несколько десятилетий играл в составе ведущих оркестров Америки. Он выступал и с легендарным Kollish Quartet, и с выдающимся Jilliard String Quartet, и со многими другими известными коллективами. Многие замечательные музыканты Бостона считают, что Евгений Ленер оказал решающее воздействие на их музыкальную жизнь. Как часто я советовался с ним по поводу трудных вопросов интерпретации, чтобы постичь яркий и проникновенный смысл музыкальных произведений!

Насколько я знаю, ни один дирижер из числа работавших с Бостонским симфоническим оркестром никогда не консультировался с Евгением, не проявлял интереса к его выдающимся знаниям и глубокому пониманию музыкальных произведений. Ситуация просто немыслимая! Как-то раз, когда я в роли приглашенного профессора читал курс интерпретации в Бостоне, я пригласил г-на Ленера на занятие и в присутствии всех студентов поставил вопрос ребром:

– Как вы можете день за днем и год за годом играть в оркестрах, которыми дирижируют люди, знающие гораздо меньше вас?

Со свойственной ему скромностью Ленер никак не отреагировал на комплимент, но признался, что ему и вправду есть что сказать в ответ.

Не так давно я в качестве приглашенного дирижера работал с оркестром Королевского музыкального колледжа в Лондоне. На одной из репетиций я, как обычно, рассказал о Евгении как о примере самоотдачи и увлеченности. А затем внезапно обратился к скрипачу, сидевшему за четвертым пюпитром в группе вторых скрипок, – его страстная любовь к музыке была очевидна для меня с самой первой минуты: «Джон, идите сюда и дирижируйте вместо меня. А я стану в конце зала и послушаю, как все звучит». В тот день на своем «белом листе» он написал, что благодаря мне осуществилась самая дерзкая мечта его жизни. Передо мной открылись необыкновенные возможности оркестра, и я с радостью принялся делать такие же подарки и другим музыкантам. Один из них позже написал мне: «Прежде я весьма критически относился к дирижерам, но теперь знаю, что их ремесло требует таких же усилий, как и игра на инструменте». Другие признавались, что, побывав на месте дирижера, перестали воспринимать себя в качестве пассивных участников и, подобно г-ну Ленеру, заняли активную позицию в жизни своего музыкального коллектива.