Монета Александра Македонского - Наталья Александрова

Тут он заметил беспорядок в магазине и забеспокоился:

– Тосенька, что-то случилось?

Я не пожалела красок, рассказывая ему о визите странной парочки.

Старик ужасно переполошился, особенно когда я описала внешность фальшивого слепого, и долго заставлял меня припомнить все слова, которые он говорил. Я с трудом вспомнила, как он несколько раз повторил «кохба Мардук», и Никодим Никодимович еще больше испугался.

– Ох, что же я натворил! – причитал он. – Что же я наделал! Зачем же я оставил вас одну!

В конце концов его покаянные причитания мне надоели, как и сам этот магазин вместе с наполняющим его барахлом, и я заявила, что ухожу по делам.

На самом деле идти мне было некуда: с работы меня выгнали, домой идти ужасно не хотелось – свекровь пристанет с расспросами…

Я еще немного подумала и приняла неожиданное решение: навестить свою мать.

В конце концов она-то должна знать, кто такая эта Валерия Львовна и с какого перепугу она оставила мне наследство!

Вот именно, нужно было сразу же это сделать, но столько событий навалилось, что я про мать совершенно забыла.

Да, но захочет ли она со мной разговаривать? В глубине души я точно знала, что не захочет, уж если с днем рождения дочку единственную не поздравила… Раньше, до всех этих событий, я стала бы названивать ей по телефону, лепетать что-то жалко, просить, получила бы в ответ очередную порцию хамских выкриков и осталась ни с чем. Теперь будем действовать по-другому.

Оба телефонных номера у меня были в мобильнике, адрес я помнила наизусть, хотя никогда у матери не бывала. Просто сейчас перед моими глазами встала страница записной книжки, куда я этот адрес записала в свое время – так, на всякий случай. Квартира оказалась на Петроградской стороне, в Лахтинском переулке. Место хорошее, что и говорить. Я позвонила по городскому телефону, и мать взяла трубку. Я послушала, как она тянет: «Аллоу, аллоу», и – поняла, что эта женщина никуда не торопится, то есть не спешит на работу. Насколько я знала свою мать, она никогда не рвалась работать – так, перебивалась где-то на копейки. При этом отца она постоянно пилила на предмет денег, он же в запале называл ее легкотрудницей.

Но теперь отца нет в живых, и вот интересно, кто же мать содержит. Ну, скоро я это узнаю. Я махнула рукой первому же попавшемуся бомбиле, потому что нужно было спешить. На работу мать не ходит, но вдруг в магазин наладится или в парикмахерскую?

Дом, где она проживала, оказался совсем новым. Его очень удачно впихнули между старыми красивыми домами и даже стилизовали под них. Хорошенький такой домик, невысокий, этажей пять. Вход во двор закрыт решетчатыми воротами, у ворот будка охранника. Подъездов всего два, зато двери красивые.

Я осмотрела дом издали и достала мобильник. На этот раз мать ответила с большой неохотой.

– Чего тебе надо? – Ни привет, ни здрасте, ни как поживаешь.

– Здравствуй, мама, – кротко сказала я, – я бы хотела с тобой поговорить. Не волнуйся, пожалуйста, я не стану просить у тебя денег, у меня все в порядке, но мне нужно узнать…

– Какого черта? – заорала мать. – Я же просила тебя не звонить мне никогда!

И бросила трубку. Я убрала мобильник в сумку и постояла немножко, любуясь на дом. Квартирки-то тут небось дорогие, не какая-нибудь Сосновая Поляна, край света. И еще, в голосе матери я расслышала не только ненависть, а еще и страх. А кстати, за что она меня так ненавидит? Ничего я ей плохого не сделала, после смерти отца сразу же согласилась на размен площади, даже мебель ей отдала всю, что получше.

Я решительно пересекла переулок и нажала на домофоне цифру семь, именно в этой квартире проживала мать.

– Это я, – сказала я, дождавшись, когда там ответят, – впусти меня, мама!

– Убирайся! – провизжала она. – Тебе нечего тут делать!

– Отчего ты не хочешь просто поговорить с дочерью?

– У меня нет дочери, – последовал злобный выпад.

Если она думала, что от меня можно избавиться, просто обидев, то она глубоко ошибалась.

– Вот как? – холодно удивилась я. – А у меня вот тут свидетельство о рождении, и в нем черным по белому написано, что ты – моя родная мать. Давай наконец встретимся и проясним этот вопрос.

– Мне нечего тебе сказать! – Но в голосе ее не было прежней злобы.

– Зато мне есть о чем тебя спросить, – спокойно ответила я, – вернее, о ком. Тебе говорит что-то такое имя – Валерия Львовна?

В это время к двери подошел мужчина средних лет и уставился на меня.

– Что же вы, открывайте! – Я посторонилась.

– А вы в какую квартиру? – Он глядел подозрительно.

– В седьмую, к Татьяне Ивановне Гусаковой, – улыбнулась я ему безмятежно.

Он нехотя пропустил меня в подъезд и проследил, чтобы я нажала кнопку звонка у седьмой квартиры.

Даже по тому, как открылась дверь, было ясно, до чего матери не хочется меня видеть. Но я твердо настроилась выведать у нее все про Валерию Львовну.

Войдя в прихожую, я огляделась. Прихожая была большая, просторная. Зеркальный шкаф-купе, два бра под бронзу, два пуфика и стеклянный столик для телефона. Сам телефон тоже какой-то навороченный, под старину. Я перевела взгляд на женщину, стоящую передо мной.

Мать выглядела ухоженной, и если не похорошела, потому что с этим у нее всегда было напряженно, то малость посвежела и похудела. Я ведь работала некоторое время в салоне красоты и теперь наметанным глазом определила, что мать каждую неделю ходит к косметологу и волосы укладывает не сама, а в парикмахерской.

– Чего тебе надо? – спросила она хмуро, но без прежнего запала.

– Я же сказала – поговорить, – я кротко улыбнулась, – просто поговорить, чаем можешь меня не угощать, если воды жалко…

Она буркнула что-то и мотнула головой в сторону маленького коридорчика, ведущего, надо полагать, на кухню, но перед этим открыла ящик под шкафом, наполненный тапочками, и выбрала для меня самые неказистые. В прихожую выходили две двери, я будто ненароком открыла одну и увидела спальню. Широкая кровать, абрикосового цвета занавески, спадающие красивыми рюшами, покрывало чуть темнее. Еще там был шкаф и какие-то мелочи – тумбочки, столик туалетный.

– Красивая комната! – вполне искренне сказала я. – Уютно у тебя.

Мать зыркнула на меня с неприкрытой ненавистью, но я встретила ее взгляд спокойно и твердо – чего бояться-то? И успела заметить плохо скрытый страх.

– Извини, мне бы руки помыть… – соврала я и сунулась во вторую дверь. Там оказалась не ванная, а гостиная. Большая светлая комната, стены бежевые, занавески на окнах золотистые, отчего комната казалась наполненной солнцем. Цветы у балконной двери, ковер на полу, мягкая мебель…

– Что ты всюду лезешь! – прошипела мать и буквально выдернула меня из гостиной.