Дилемма всеядного: шокирующее исследование рациона современного человека - Майкл Поллан

А в эти законы встроены жесткие механизмы, мешающие дикому, бесконтрольному распространению вида по планете. В природе популяция схлопывается и гибнет, когда у нее не остается запасов пищи. На рынке переизбыток товара угнетает цены до тех пор, пока либо рынок не поглотит этот излишек, либо дальнейшее производство товара не потеряет всякий смысл. И только кукурузу люди освободили от любых ограничений: даже если выращивание кукурузы означает для них верное разорение, они все равно увеличивают ее производство с максимально возможной скоростью.

В один весенний день я посетил элеватор в городе Джефферсон, штат Айова, куда Джордж Нейлор каждый год в октябре сдает свою кукурузу. Над городом висело светло-серое небо, моросил дождь. В этой части штата Айова каждый элеватор представляет собой заметную вертикаль, которую видно на много миль вокруг. Наш элеватор выглядел как тугая связка из бетонных башен без окон и дверей. В тот дождливый день серое небо почти не контрастировало с башнями, делая их большие цилиндры едва видимыми. Что выделялось на пути следования моей машины, которая с грохотом перевалила через железнодорожный переезд и въехала под бело-зеленый знак «Iowa Farmers Cooperative», – так это ярко-желтая пирамида размером с цирковой шатер, притулившаяся у основания элеватора: гора зерна мокла под дождем.

В прошлом году в этой части Среднего Запада случился небывалый урожай, и увиденная мной куча представляла собой последние из миллионов бушелей кукурузы, которые переполняли элеваторы с октября. Даже сейчас, спустя семь месяцев, кукуруза в Айове по-прежнему была в избытке. Я тщательно осмотрел устройство, похожее на портативный эскалатор, которое перебрасывало тонны кукурузы через стенку открытого железнодорожного вагона. Обходя гигантскую кучу, я обнаружил, что золотые зерна кукурузы встречались здесь повсюду: они были втоптаны в грязь шинами и сапогами, плавали в лужах дождевой воды, раздавленными блинчиками лежали на стальных рельсах. Большая часть этого зерна предназначалась для птицефабрик и перерабатывающих заводов, так что о его чистоте и сохранности никто особо не беспокоился. Тем не менее при виде такого количества пищи, валяющейся в липкой грязи, я не мог не почувствовать в глубине души смятение и тревогу…

На следующий день в городе Эймсе я беседовал с мексиканско-американским агрономом Рикардо Сальвадором, профессором Университета штата Айова. Профессор рассказал мне, что, впервые увидев, сколько кукурузы высыпается в октябре на дороги штата Айова, он испытал схожие чувства. Фермеры везут зерно в город в больших открытых грузовиках, которые чередой тянутся по дорогам округа, и за каждой машиной идет плотный «дождь» из желтых зерен. «Честно говоря, мне тогда это показалось омерзительным. В Мексике даже сегодня нельзя допустить, чтобы хоть зернышко кукурузы упало на землю; это считается почти святотатством». Профессор привел мне отрывок из хроники писателя XVI века Бернардино де Саагуна, в котором выражено благоговение ацтеков перед кукурузой:

«Увидев сухие зерна маиса, разбросанные по земле, они быстро собрали их, причитая: “Се наша снедь здесь страдает, она лежит и плачет. Если мы не подберем ее, то она обвинит нас пред Господом нашим. Она может сказать: “О Господь наш, этот вассал не подобрал меня, когда я лежала разметанной по земле. Покарай его!”, и он может наслать на нас голод…»

Думаю, реакция агронома, как и моя реакция, обусловлена тем, что мы смешиваем понятия кукурузы-еды и кукурузы-товара. На первый взгляд эти термины близки, но в действительности они кардинально различаются. То, что собирает с полей Джордж Нейлор, и то, что кучей громоздится у элеватора, – это так называемая товарная кукуруза № 2, всемирно признанный товар, который выращивают везде (а значит, нигде конкретно). Его обменивают, им торгуют, спекулируют, его принимают в качестве капитала по всему миру. Конечно, товарная кукуруза № 2 выглядит как та кукуруза, которую вы едите. Она непосредственно восходит к кукурузе, которой ацтеки у Саагуна поклонялись как источнику жизни. Но, по сути, товарная кукуруза № 2 – это даже не сырье для пищевой промышленности, это абстракция. Сухие зерна этой кукурузы разгрызть невозможно, но если вы замочите их в воде на несколько часов, то обнаружите, что они меньше всего напоминают кукурузу и по вкусу скорее похожи на крахмал с легким кукурузным привкусом.

На самом деле в этой куче смешаны самые разные виды кукурузы: Pioneer Hi-Bred 34H31 от Джорджа Нейлора, генетически модифицированная 33P67 от его соседа Билли, кукуруза, выращенная с применением гербицида атразин, и кукуруза, выращенная с применением гербицида метолахлор. Товарная кукуруза № 2 – это такой наименьший общий знаменатель; это всего лишь этикетка, которая говорит вам, что содержание влаги в этой кукурузе не превышает 14 % и что менее 5 % ее зерен повреждены насекомыми. В остальном это кукуруза без качеств; единственное, что имеет значение, так это ее количество. Такая кукуруза не должна вызывать благоговения или сентиментальных чувств, да ни у кого в Айове она их и не вызывает (один совестливый агроном – не в счет).

Товарная кукуруза, которая представляет собой и экономическую абстракцию, и биологический продукт, была изобретена в Чикаго в 1850-х годах.

[Я следую прекрасному описанию процесса появления продовольственных товаров, приведенному в книге Уильяма Кронона «Природный метрополис: Чикаго и Великий Запад» (William Cronon. Natures Metropolis: Chicago and the Great West, 1991).] До этого кукурузу покупали и продавали в джутовых мешках, на которых чаще всего были написаны названия ферм, где ее вырастили. Можно было проследить путь мешка с фермы в Айове на мельницу на Манхэттене, где из нее делали муку, или на молочную ферму в Бруклине, где кукурузу съедала корова. Иными словами, тогдашняя ситуация отличалась от сегодняшней, поскольку фермерам приходилось думать о покупателях, беспокоиться о том, чтобы их кукуруза нашла свой путь к нужному месту за нужное время – то есть до того, как она испортится, будет украдена или обесценится. Фермеры должны были беспокоиться и о качестве своей кукурузы, так как клиенты платили только после того, как проверяли содержимое мешков. Таким образом, в США до 1850-х годов фермер владел своими мешками с кукурузой вплоть до того момента, когда покупатель принимал поставку, а значит, именно фермер рисковал тем, что за время пути от фермы до стола (или корыта) могло случиться что-то непредвиденное. Хорошо или плохо, но через эти мешки покупатель кукурузы в любой точке Америки был связан с конкретным производителем, работавшим на конкретном участке земли.

С появлением железных дорог и изобретением элеватора (по существу, это большой вертикальный склад, который заполняется с помощью ленточного конвейера и освобождается через патрубок) мешки стали проблемой. Теперь появился смысл заполнять железнодорожные вагоны и элеваторы с помощью конвейера. Кукурузу перестали считать содержимым определенного числа отдельных мешков, которые кто-то должен был перевозить. Теперь она получила статус свободно текущей субстанции, которую можно перекачивать туда или сюда с помощью насоса. Кукуруза вышла из мешков, перемешалась и превратилась в одну большую золотую реку. Эта река вытекала из ферм на рынок Чикаго, а оттуда поступала покупателям в любую точку мира. Но, прежде чем принять эту новую безликую и безымянную кукурузу, покупатели должны были получить определенные гарантии ее качества.