Екатерина Великая. Сердце императрицы - Мария Романова

Побледневшие губы Софии тронула гордая улыбка. Девушка шагнула в парадную анфиладу. Отчего-то ее пронзило удивительно странное ощущение: все, что с ней происходило – тяжкая бесконечная дорога, смерть Алексея, годы нищенской жизни в Штеттине и зубрежки под неусыпным пасторским оком, – все это была лишь подготовка к этим мгновениям. Вот-вот она ступит в парадный зал, и тогда станет ясно, насколько эта подготовка была успешной.

Парадная анфилада была заполнена придворными. Одеяния поражали роскошью, украшения – богатством. Улыбки дам и взгляды кавалеров были все отданы ей, Софии Августе Ангальт-Цербстской. Должно быть, где-то среди этих людей найдет она и своих друзей, и своих врагов.

Иоганна, шедшая впереди, оглянулась на дочь. О, каким было ее лицо! Фике, донельзя взволнованная, не могла не улыбнуться: матушка завидовала всем дамам чернейшей завистью. И было чему: герцогиня, считавшая себя красавицей и первой модницей, блиставшая даже при французком дворе, вдруг оказалась едва ли не дурнушкой, провинциалкой в дешевом платье и с копеечными украшениями.

О, какие же перспективы сейчас рисовало Иоганне воображение! Если дамы столь нарядны на приеме для своих, то какими они станут в дни торжеств? И если это так, то и ее, мать невесты наследника престола, ждут богатейшие подарки, удивительные, головокружительные чувства, дни побед, о которых она еще вчера и мечтать не смела…

Распахнулись золоченые двери, и процессия вошла в парадный зал. Не прошло и нескольких секунд, как противоположная дверь зала распахнулась и навстречу гостьям поспешила императрица Елизавета.

Хочу установить, чтобы из лести мне высказывали правду; даже царедворец подчинится этому, когда увидит, что вы ее любите и что это путь к милости.

Говорите с каждым о том, что ему поручено; не награждайте никогда, если вас лично не просят о том; разве если вы сами намереваетесь это сделать, не будучи к тому побуждаемы; нужно, чтобы были обязаны вам, а не вашим любимцам, и т. п.

Тот, кто не уважает заслуг, не имеет их сам; кто не ищет заслуг и кто их не открывает, недостоин и не способен царствовать.

Я как-то сказала, и этим весьма восхищались, что в милость, как и в жизнь, вносишь с собой зачаток своего разрушения.

«О, как же она хороша! – мелькнуло в голове Фике. – Она куда прекраснее, чем ее портрет. Какое счастье!»

Было чему радоваться: ведь до этого одна за другой развеивались надежды, которые питала девушка все эти месяцы. Карл Ульрих оказался настолько нехорош собой, что повторять свой зарок, клясться, что будешь хранить ему верность, было просто нелепо. София видела, что за радостью, с которой он приветствовал ее, нет ни крохи, даже слабого намека на радость жениха. Петр радовался как мальчишка, что теперь есть с кем поболтать, что его близкая родственница оказалась одних с ним лет. И только. Если бы еще императрица оказалась похожей на ведьму, что бы тогда осталось от высоких порывов Фике?

Сейчас девушка не могла оторвать взгляда от приближающейся Елизаветы: высокая, крепкая, румяная женщина, затянутая в роскошное платье с фижмами холодновато-серебристого цвета с богатой золотой вышивкой, с улыбкой шла навстречу. Софии эта улыбка показалась удивительно доброй и искренней. Принцесса не могла не улыбнуться в ответ.

Вот до императрицы пять шагов, вот три… теперь было видно, что Елизавета без парика, черные волосы расчесаны на прямой пробор, сбоку высокое черное перо, в прическу вплетены бриллианты. «Она прекрасна, как самая роскошная драгоценность! Ее глаза умны, движения быстры. Она и в самом деле владычица, властительница. Ей не стыдно будет поклоняться, у нее не грех будет поучиться!»

Фике одернула себя. «Но ведь и ты, глупышка, не так проста! Ты невеста наследника. И если она не выгонит тебя прямо сейчас, то, похоже, не выгонит вообще. Перед тобой великая женщина. Так будь же такой, как она, – перенимай манеры, смотри во все глаза! Пытайся понять, отчего эта удивительная дама поступает так, а не иначе. И будь начеку – ты сейчас подобна лошади в руках барышника. Не только ты, но и тебя оценивают, осматривают, пытаются мысленно ощупать… Сейчас ты одна против всех – и так будет еще довольно долго даже после того, как императрица мысленно примет тебя!»

И Фике присела в низком реверансе на французский манер. Она молчала. Зато Иоганна была более чем многословна – она щебетала о том, какую неземную радость испытывает сейчас, как благодарна великой императрице за благодеяния. Герцогиня приложилась к руке императрицы раз, затем второй, попыталась сделать это в третий. Но Елизавета нежно подняла Иоганну. Она была весьма взволнована – герцогиня Ангальт была родной сестрой ее погибшего возлюбленного. Кто знает, какой была бы история, сложись все иначе.

Да, фамильные черты угадывались и в Иоганне, и в ее дочери. «А девчонка-то хороша! Свежа, глазки умные, но нет в них бунтарского духа, который иногда изобилует в привлекательных девицах, осознающих к тому же свою красоту. Не строптивица… Повезло племяннику, ох и повезло. Подарок-то королевский. Справится ли Петр с этаким чудом, сумет ли сделать девочку счастливой? Да и не все ли равно? Главное, чтобы дитя родилось как можно быстрее!..»

Елизавета улыбнулась принцессе Софии даже слегка участливо. «Не такой ты судьбы достойна, девочка… Но тут уж ничего не попишешь – решение я приняла, менять его не собираюсь. Да и нужды в том, к счастью, нет. Мне жаль тебя, детка. Но ты об этом никогда не узнаешь…»

– Сердце поет от радости, дитя мое! Вы прибыли, и теперь я спокойна. Встаньте же, милое дитя, и подойдите ближе.

София покорно сделала пару шагов навстречу императрице. Она оказалась куда ниже Елизаветы, но держалась изумительно прямо и гордо, так, чтобы никто не усомнился в том, что она ровня императрицы, что не уступит ей ни в чем. Та чуть покровительственно усмехнулась и увлекла гостий прочь из пышного зала – в малую приемную.

Здесь тоже было тесно от царедворцев, здесь тоже на Фике смотрели только как на товар. Но что-то в поведении девушки уже изменилось: перед роскошным, блещущим бриллиантами двором стояла не немецкая простушка – в покои вошла принцесса и наследница. Такого выражения лица было уже не спутать ни с каким иным.

«Умница! Так им и надо! Покажи себя во всей красе, не дай усомниться в правильности моего решения. А я за это облагодетельствую тебя так, как ты того заслуживаешь. Пусть никто не посмеет сказать, что невеста наследника русского престола была куплена за полушку!»

О, с каким удовольствием представляла себе Елизавета досаду канцлера Бестужева!

«Вот тебе, лис! Не будешь мутить воду попусту, отрабатывая не такие уж щедрые пансионы. Клянусь, ты бы мог заработать у меня на службе куда больше, если бы от пансионов этих отказался!»

Где бы ни бродили мысли Елизаветы, внешне она с благосклонной улыбкой слушала сбивчивый рассказ Софии о том, сколь тяжкой и долгой была дорога, как необыкновенно прекрасна Россия, как не похожа она на все виденное девушкой ранее. Все попытки герцогини Иоганны вступить в беседу императрица решительно пресекала – роль двора Ангальт уже сыграна, вскоре надо будет под благовидным предлогом отослать мать на родину и заняться воспитанием девочки всерьез.