Синий город на Садовой - Владислав Крапивин

Нилка шел посредине. Посмотрел на Олю, на Федю. Опустил голову. И вдруг тихонько спросил на ходу:

— А он вам часто снится… такой Город?

Город снился…

Чаще всего он снился при луне. То есть на самом деле она могла и не светить, но во сне возникала над крышами многоэтажек — пятнисто-белый шар, окутанный искрящейся дымкой. Он испускал не только свет, но и пушисто-ласковое тепло…

Поток лучей входит в комнату через распахнутое окно, в этом потоке можно плыть, как в струях теплой речки.

Для начала нужно, отдавшись сладковатому замиранию, встать на согретый необыкновенной луной подоконник. Дождаться, когда эта светлая ночь пропитает тебя до последней клеточки. И тогда можно в полет… Надо только сбросить с себя все-все, потому что даже миллиграмм посторонней тяжести неумолимо потянет к земле. Даже пушинка от подушки, застрявшая в волосах… Ох, чуть не забыл размотать на ноге бинт!..

Теперь луна окатывает неслышными струями тепла и света все тело. Сматывает и растворяет накопленные телом за день ощущения: застоявшуюся в мышцах усталость, впитанный кожей солнечный жар, саднящую боль на сбитом локте, легкий зуд щиколотки — память о крапивном ожоге… И вот ты уже частичка ночного серебристо искрящегося воздуха. Невесомый, как паутинка. Можешь оттолкнуться ступнями и плыть…

Не бойся, никто тебя не видит. Снящийся тебе мир отгорожен от всех сотнями тончайших прозрачных граней. Днем они незаметны и проницаемы для каждого, но сейчас повернуты под таким углом, что чужие взгляды, чужие мысли и желания, как скользящие лучи, уходят в сторону рикошетом. И никому из жителей Земли нет входа в этот мир…

Лететь можно по-разному. Хочешь — скользи над мерцающими крышами, темными грудами деревьев и пустыми улицами в горизонтальном полете. Хочешь — вытяни руки вниз — и стремительной рыбкой помчишься к земле. А можно остановиться, повиснуть среди лунно-воздушного пространства, и тогда начнешь потихоньку всплывать к облакам, как всплываешь от песчаного дна к поверхности воды, если не выдохнул воздух.

Лучше всего так и сделать. Чтобы с высоты увидеть башни и сверкающую мостовую т о г о Г о р о д а. К нему не надо лететь долго, его надо просто разглядеть среди мерцания… А теперь — вниз! Ух, эта жутковатая прелесть стремительного приземления!.. У самой земли — руки и ноги в стороны, торможение. И вот уже подошвы касаются скользкого стекла, которым вымощена площадь. Теперь — постоять, оглянуться…

В окнах — ни огонька. Так и должно быть: люди еще не пришли в Город. Темные башни рисуются в лунной высоте — зубцы, конусы крыш, железные кружевные флаги. Лишь одна башня — с бесформенным, словно обглоданным верхом. Развалина… Не надо туда смотреть…

А почему не надо? Смотри! Это урок… Скажи спасибо, что Город простил и снова принял тебя. Счастье, что он опять твой. Теперь можешь идти по любой улице, заходить в любой дом, гулять по таинственным лестницам и переходам замка.

Замирает душа. Но не от страха. Страха здесь нет. В Городе не может быть зла. Оно могло бы прийти лишь со стороны, однако тысяча невидимых зеркал надежно охраняют это безмолвие и безлюдье…

Надо пройти по мостам и площадям. Надо посмотреть, если ли уже в сводчатых библиотечных залах тяжелые старинные книги. Течет ли из труб вода, если покрутить узорчатые медные краны. Подвешены ли среди черных узловатых дубов лодки-качели… Когда придут в Город жители, все должно быть готово…

Лучше всего свернуть вот в этот переулок с арками. Здесь ты еще не бывал… Так приятно ступать на теплые булыжники мостовой… Потом булыжники сменяются плитами, переулок распахивается, открывая круглую площадь… Какой резкий свет у луны! Да он не только от нее! Еще две луны — не круглые, а половинка и тонкий, будто сабля, месяц повисли над домами… Но они же не настоящие! От них идет искусственное электрическое излучение! Зачем?..

И откуда это чувство беззащитности? Словно со всех сторон направлены на тебя изучающие взгляды. Неизвестно чьи. А ты — беспомощный, голый, как лягушонок на громадной сковородке, — не можешь двинуться. Ноги приросли к самому центру площади, на которой ты оказался неизвестно как… А свет все безжалостнее, будто в кабинете у зубного врача… Сжаться, зажмуриться, спрятаться в самого себя!.. Ух, какое счастье: оказывается, на тебе одежда!.. Но почему куртка и брюки из нездешней тяжелой материи с металлическим отливом?.. Значит, э т о все-таки случилось?!

Так и есть! На краю площади возникает аппарат. Пирамида из сверкающих колец, высотой в два этажа. Она висит в метре от плит. Она говорит. Мысленно:

— Это ты — Нил Березкин?

— Нет! Вы ошиблись! Это не я!.. Не он…

— Ты говоришь неправду. — Сбоку, из темного окна, ударяет невидимый щуп локатора, ползет по плечу, по рукаву, по штанине, считывая сквозь одежду сигналы излучающего кода. — Ты Нил… Иди сюда. Тебе пора к нам…

— Я не хочу!!

— Это не имеет значения. Есть программа.

Вороненый металлический жук размером с бочку выезжает из-под пирамиды. У него изогнутые щупальца-захваты.

Господи, что делать-то! Подошвы с трудом отрываются от плит. По клейким камням, сквозь вязкое сопротивление загустевшего воздуха так трудно бежать… А жук — не приближаясь и не отставая — погромыхивает сзади…

Вот уже опять переулок, арки, булыжники. А впереди — глухой торец каменного здания. На нем проступает мозаика: лицо старика с печальными внимательными глазами. Он похож на того, с улицы Тургенева…

Прямо на тебя эти глаза!

— Помоги мне! Ну, пожалуйста… — Это сквозь слезы и отчаяние. — Я тогда не нарочно… Я больше не буду…

Сзади — новый лязг и грохот. Что такое?.. Это спустилась поперек переулка решетка с черными коваными завитками! Перерезала путь жуку-машине!.. Жук трогает решетку щупальцами, разворачивается и едет назад, к сверкающей пирамиде, которая все еще видна за арками… Можно сесть на каменное крылечко, привалиться к выпуклым узорам деревянной двери. Жук не вернется. О н и не достанут. Пока… Но как они проникли в Город? Потому что не с Земли? Значит, от н и х нет защиты?

— …Они проникли случайно, — говорит неизвестно кто. Кажется, из-за двери. — Не бойся. Теперь Город поставит еще одну отражательную грань. С ю д а они больше не придут. Но будь осторожен в других местах…

— Да, я помню…

Дверь сзади медленно отходит. За ней — нестрашный, мерцающий добрыми огоньками полумрак.

— Там что?

— Не бойся, заходи. Это дом, где исполняются желания.

— Всякие?!

Ответа нет. Но в молчании — доброта.

Огоньки начинают дрожать сильнее. И сон тоже дрожит, обретает непрочность. Не растает ли он совсем оттого, что скажешь заветное: "Хочу… чтобы были друзья…"?

Огоньки, что сперва казались мерцающими в темной комнате светлячками, разбежались далеко-далеко. И тесная тьма раздвинулась до бесконечного ночного пространства. И стало ясно, что это переливается огнями Город, видимый с горы. Здесь, наверху, белели в сумраке, как березы, античные колонны — остатки древнего строения. А вниз по крутому склону убегала среди травы рельсовая колея.