Воробышек - Олли Ро

 Они где-то здесь.

Настя пришла именно за девчонкой.

К этому страшному упырю!

Я обязан ее найти. И спасти…

- Ыыы… Маа… Ммм!

- Мычи не мычи, а отпустить ее не могу. Девка слишком много видела. Будет болтать. А мне пересуды ни к чему.

- Ммм!

- Все, заткнись! Иначе тоже тут сдохнешь! И так уже столько проблем из-за вас!

Послушались глухие удары, металлический лязг, надрывное мычание и пронзительный детский крик.

Я рванул внутрь и застыл от открывшейся ужасающей картины: повсюду кровь, ее так много, на полу, на стенах, у него на руках. Она густая, почти черная, а местами ярко-алая, практически прозрачная. Не успел даже крикнуть – острая боль пронзила затылок и свет померк».

- Его-о-ор! Егор! Очнись же ты!

Я открываю глаза, передо мной бледная Ева с диким взглядом. Впервые во время отключки у меня случилось сновидение. Обычно сплошная черная дыра. От воспоминаний до сих пор потряхивает. Тошнота желчным комом упирается в горло. Мутит, сознание неясное, зрение нечеткое.

- Егор, я прошу тебя, соберись! Уходи отсюда! Давай же, ну!

Ева тащит меня из шкафа наружу, поддерживая и позволяя опираться на свои тонкие плечи. Ей тяжело, она сильно морщится и сама еле стоит на ногах. Интересно, сколько я просидел в шкафу? Не похоже, чтобы после одного единственного секса молодую девку не держали ноги. Видимо, все же был и второй заход. А может даже третий.

Спасибо, Господи, что это было уже без меня.

Ева вытолкнула меня за дверь, далее не провожая и не говоря больше ни слова. Спасибо хоть не улыбалась при этом блаженно! Только странно смотрела на меня. Словно ждала вопросов, или пыталась мысли прочесть.

Куда тебе, Ева, до моих мыслей!

Сука ты продажная.

Дрянь бесстыжая!

Знала же, что я все слышу в этом сраном шкафу, и даже не попыталась отказаться от секса! Ни слова не возразила! Не намекнула на головную боль или прочую бабскую отмазочную хворь. Нет. Наверное, даже завелась, малолетняя извращенка. Еще бы, отец и сын в любовниках. Все мужики в доме хотят Женеву Арент, а она, как барыня, вольна выбирать по вкусу.

СУКА!

Надо срочно покурить!

Вышел через окно на крышу, достал заначку, прикурил и жадно втянул разъедающий горло дым. От тошноты это, к сожалению, не спасало.

Над черными водами Мрачного озера стали подниматься всполохи бледного рассветного солнца. Где-то истошно заорал первый петух.

Хотелось также. Разодрать диким криком глотку. Вопить, пока не станет легче.

Выпустить в бледное бесплотное небо черных злобных демонов, жрущих мои внутренности, обгладывающих кости, разрывающих в клочья глупое сердце.

Состояние полного раздрая, раздавленности, растоптанности…

Апатично стреляю окурком вниз и смотрю, как красный огонек летит по дуге и тухнет во влажной траве.

Достаю вторую сигарету. Прикуриваю, но в тот же миг застываю, выронив ее изо рта, потому что вижу на пирсе мокрые следы…

На хер все.

Утром же поговорю с отцом.

Интересно, кстати, где он. Разве кто-то вообще сбегает из собственной постели после секса с собственной невестой? Или эта дрянь умело его справадила? Уж не в аптеку ли?

Докуриваю вторую сигарету, вслед за предыдущим швыряю в траву окурок и отправляюсь спать.

Голова трещит, меня до сих пор мутит, но все же я засыпаю, едва голова касается прохладной подушки.

На хер все.

Открываю глаза, пытаясь понять, который час. За окном светит яркое солнце, чувствую жар летнего дня и запах древесного дыма, проникающий в комнату с улицы. Беру в руки телефон – четыре часа дня.

Вот это меня вырубило.

Голова дурная. В висках тупая ноющая боль.

Воспоминания прошлой ночи, словно ржавый гвоздь, засели внутри и гниют, разъедая душу.

Надо поговорить с отцом.

Желательно прямо сейчас.

Спускаюсь вниз. Семеновна, как обычно, хлопочет на кухне. Тепло приветствует меня и предлагает «завтрак». Можно, конечно, поесть, но это не первоочередная задача.

Отца нахожу во дворе. Он в домашней одежде стоит у мангала, вороша в нем потрескивающие поленья. Тело его расслаблено, но между бровей залегла складка, выдающая внутреннее напряжение.

В беседке на столе полно еды. Здесь и свежие овощи, и замаринованное мясо, и шампиньоны, хлеб, зелень… Похоже, намечаются домашние посиделки.

У бассейна на шезлонге под широким белым зонтом лежит Женева. На ней черный слитный купальник, обтягивающий стройное тело, белая ажурная пляжная накидка и круглые темные очки. В ее тонкой руке изящный хрустальный бокал с темно-бордовой жидкостью. Это гранатовый сок, бутылка которого стоит рядом на столике.

На меня она не обращает никакого внимания.

И правильно делает, я и без этого слишком зол.

Сука, это ж надо такой быть! Беспринципная, бессовестная, аморальная. Ни капли стыда, ни намека на сожаление, ни укола вины! Загорает себе, пьет сок и наслаждается жизнью. Губы накрасила в цвет маникюра!

И самое херовое, от чего хочется биться головой о стену, даже к ТАКОЙ к ней меня неумолимо тянет. С этим точно надо что-то делать. Так дальше продолжаться не может.

- О, Егор! Проснулся, наконец. Гулял до утра? Опять, наверное, с Комаровой?

- Привет, пап. Я хотел бы поговорить с тобой. Это важно.

- Жениться что ли собрался? – улыбается он, но я не поддерживаю его веселый настрой. Еще бы, после нашего разговора, вполне вероятно, он сам лишится невесты.

- Нет, пап. Разговор не совсем обо мне. То есть, обо мне, конечно, но не только…

Улыбка с его лица сползла мгновенно. Отец стал собранным, серьезным и хмурым. Мне совсем не хотелось портить субботнее хорошее настроение, но и дальше продолжать обманывать его больше нельзя. Все может оказаться куда серьезнее, чем кажется на первый взгляд.

- Хорошо, Егор. Пойдем в кабинет. Женева, присмотри за огнем.

Я взглянул на Еву. Теперь она сидела, спустив стройные ноги на газон, бокал слегка дрожал в напряженных пальцах, очки переместились на лоб. В серых глазах мелькнуло отчаяние. Она совершенно точно определила серьезность ситуации и мои намерения. Пугливо поджала свои яркие губы и покачала головой.

«Не надо» - просила она.

Но я лишь плотно свел челюсти и, развернувшись, пошел вслед за отцом. В кабинет. Туда, где в этой семье решались самые важные вопросы.