В центре океана - Александр Сокуров

Железный корабль сотрясался под ударами ветра открытого северного моря.

Рядом и вокруг меня никого не было; была ночь, море, и я не мог спросить, куда же идет этот большой корабль… и как я здесь оказался…

Я посмотрел вниз, с высоты железной огромной палубы, как с башни маяка.

Волны были черные, и не было в них «ни смысла, ни совести».

…Потом я опять увидел себя на самом опасном краю палубы и почувствовал, что добра и снисходительна эта стихия: сильна, великодушна ко мне. Ей ничего не стоит снять меня с этой скользкой палубы и бросить на забаву морю, холодному и злому…

…Потом я задумался и не решился даже самому себе сказать — о чем…

…Я слышу моря и ветра голоса и еще какую-то музыку, которая звучит, возможно, в душе моей.

Мне хотелось плакать, но не было слез… Мне хотелось упасть в это море, но не было сил…

* * *

«Море было большое», — написал когда-то школьник, а Чехов, прочитав, улыбнулся.

Почему я это вспомнил сейчас?

…Потом море стало быстро согреваться, и мне показалось, что оно испарится прямо сейчас, на глазах…

…Потом сразу появился берег, но он был холодный, и были там скалы, деревья, и было это — то ли сумерки, то ли ночь на исходе…

…Потом был берег, снег под ногами, поземка…

…Потом было так же холодно, только слишком красиво…

…Потом была площадь какого-то города…

Мне так показалось, что это была Германия. Почему — не знаю.

Германия…

Германия…

Сквозь шум ветра я слышу бой старых курантов.

…Потом за снежным ветром я видел готические черты строений.

Наверное, это то место, где я мечтал побывать. Но как мало я успею увидеть, как быстро течет моя жизнь, и я здесь не задержусь…

Как жаль…

Снег.

Чистый глубокий снег, и ни одного следа.

Ни птицы, ни человека.

Где же люди, хотя бы одно лицо… один взгляд человека…

…Потом опять началось движение.

И я совсем не хотел быть на этих улицах… Но, по всей вероятности, иного пути мне уготовано не было. Только зачем мне все это?

Если люди живут так, если они видят только эти города, только эти окна, вещи, машины… и двигаются только по этим дорогам…

Куда они смогут приехать и что вообще им нужно от жизни?..

Я пытался найти свое место в этом потоке и пытался понять, зачем я здесь и по чьей воле несусь в этом пространстве на запад…

Кто я?.. Что я?..

По огромной ночной дороге среди метели несутся сотни автомобилей, и ни в одном из них я не вижу людей.

Черные пустые салоны.

Куда они все торопятся в этой ночи?

Во время бури не лучше ли переждать и не подвергать жизнь свою смертельному риску? Наверное, они не очень любят свою жизнь.

Для людей дело больше жизни, вот они какие, эти люди.

…Потом стало будто светлее.

…Потом был перекресток дорог.

И остановка.

…Потом было какое-то кафе у большой дороги.

…Потом я стал понимать, что все мои перемещения все же имеют какой-то смысл. Я здесь не случайно.

Я увидел черноволосого человека, сидящего за столиком рядом.

Почему-то этот человек заметил меня. Улыбнулся…

Улыбнулся.

Очень хорошо.

Человек добрый.

…Потом я понимаю, что он кого-то ждет…

…Потом он переходит к моему столу, садится напротив.

…Потом я понимаю, что ему кто-то нужен…

* * *

…Потом я понимаю, что он очень хочет говорить. Ему необходимо что-то мне сказать.

Да… он добрый, я вижу — он добрый.

…Потом он говорит мне, что его зовут Марк.

…Потом Марк начинает говорить… Я слушаю его голос.

…За что я благодарен Богу, так это за смирение, которому я научился в этой жизни. Но это смирение я принимаю с гордостью. Это смирение позволяет мне чувствовать себя не хуже других, но таким же, как другие, равным со всеми людьми. Но не равным с Тем, кто создал нас.

Каждого человека я вижу как равного.

В моей жизни был период, когда я думал, что я все знаю, что я — бог.

И из-за этого я потерял себя. Я сознавал, на что мы способны, только я забывал, что всё, на что мы способны, мы должны совершать, уважая других. Других людей.

В моей жизни был такой факт, когда меня случайно арестовали в Америке, я провел в камере сутки, и там ко мне относились как к неполноценному, как к цветному. И до сих пор это самое сильное впечатление в моей жизни.

Когда я вернулся в Нидерланды, во мне была злость, которую… да, невозможно описать. Злость, которая может поселиться в человеке, она, по-моему, почти безгранична.

Да… Я впал в депрессию, проспал девять месяцев, я не хотел больше выходить на улицу, я не хотел разговаривать. В конце концов я снова взял потерянную нить, я снова вышел на улицу. Теперь я могу сказать, что я стал лишь сильнее.

Знать, зачем я живу, я никогда не буду.

Но я могу… я… живу ради жизни, живу жизнью. Я хочу сказать, что я очень счастлив, что живу…

Я смотрю на его лицо и думаю: «Если ты так счастлив, зачем тебе нужен я — чужой, незнакомый, безмолвный?..» Но, глядя мне в лицо, он продолжал.

…И я верю в доброту человека, я также верю в жестокость, в плохую сторону человека. Я думаю, что оба чувства одинаково сильные. Но всегда есть выбор, у тебя всегда есть выбор между приветливостью и агрессией, а агрессия — более простой выход для людей. Приветливость — это… приветливость звучит вроде немножко, немножко, как в шестидесятые годы. Самое главное, по-моему, — это любовь, и если бы мне разрешили дать имя Богу, я назвал бы его Любовью.

Это та созидательная сила, которая стоит очень близко с ненавистью.

…Потом Марк замолчал. Я понял, что он сказал все, что хотел сказать, и я ему больше не нужен.

Молодой человек сидел напротив меня с закрытыми глазами.

Я, конечно, никогда больше не увижу его. Жаль.

Созидательная сила рядом с ненавистью… слишком по-человечески.

…Потом… потом я почувствовал живое тепло камней.