Тайна Элизабет - Михаил Радуга

– Да здравствует король!

– Да здравствует Парфагон! – завопили молодые люди.

– Приветствую вас, выпускники 961-го года и их близкие! – начал он своим писклявым голосом под дружные возгласы собравшейся толпы. – Вот и настал печальный и одновременно радостный момент нашего расставания. С одной стороны, мы больше не будем видеться с вами так часто, как раньше, но зато Парфагон получит новых полноценных подданных короля и храбрых защитников Стены…

– Я поражен тобой, – прошептал Ричард на ухо Нильсу. – Он уже без пяти минут один из нас. Кто бы мог подумать!

– Кто-то мог подумать, – подмигнул ему приятель, обняв за плечо растрогавшуюся сестру: – Если честно, я сюда только на лабораторные работы пришел посмотреть. У тебя случайно в следующем году никто из знакомых не заканчивает Школу?

– Ты Джавера не из зависти ли поймать хочешь? Он там – не раз в год, как мы, а с утра до вечера этим любуется!

– Каждый день? Может, ну его, короля нашего, а?

– Сбежим?

– А что? Ты только Лиленьку свою не бери.

– Я всегда знала, что он это сможет, – шмыгая носом произнесла Маргарита, не обращая внимания на еле сдерживаемый приступ смеха Ричарда, вытирая от слез свои и без того всегда грустные глаза. – Сколько же он пережил! Бедный мальчик.

– Да, шороху в Академии он наведет, – гордо отметил Нильс, и они все вместе продолжили слушать речь ректора, который когда-то выпускал не только их самих, но и многих их предков.

Когда нудная речь Ньюртона закончилась, академические шапочки под всеобщие ликование были выброшены вверх, а затем прямо на площади началось обильное пиршество и безудержное веселье последнего дня беззаботного детства юных выпускников. Непоседливые Мария и Ален так активно и упрямо пытались расшевелить всегда сдержанного Томаса, что все же смогли его вытащить на танцы и хороводы, что было для него крайне нетипично. Он просто не понимал смысла всего этого и чувствовал себя крайне неловко во время странных ритмичных телодвижений. Ему всегда казалось, что в этот момент все смотрят именно на него и незаметно смеются тому, как неловко и забавно он выглядит.

– Давай же, давай! – пыталась еще больше его расшевелить Мария.

– Что ты делаешь? – безуспешно пытался сопротивляться Томас. – Прекрати.

– Еще, еще!

– Ну, хватит уже!

– Нет, не хватит! – радостно, словно маленький поросенок, взвизгнула Мария, неожиданно повисла на его шее и мимолетно поцеловала в губы. Наконец, осуществив еще год-два назад запланированную провокацию, она тут же побежала дальше танцевать с другими молоденькими девушками, нарочито болтая во все стороны своей тяжелой, достойной самых высоких научных наград и восхищений лабораторной работой.

– Все-таки решилась, – засмеялся Ален, смотря на покрасневшего Томаса, который был не очень рад такому неожиданному происшествию. Только сейчас он до конца полностью осознал, что Мария с самого детства несколько иначе воспринимала их, как казалось, невинную дружбу. Всегда он смотрел на ее отношение к себе как на своеобразную веселую игру и ничего более. Теперь же он понял, что все становилось по-взрослому серьезно, и это могло иметь большие последствия, о которых он еще не задумывался.

После веселого празднования, когда настали сумерки, заскрипели сверчки и опустели тихие опрятные улочки идеального города, выпускники стали расходиться по домам, и Томас, как он обычно делал все последние годы, пошел провожать внезапно угомонившуюся Марию. На этот раз между ними впервые возникла некая интимная напряженность, как ему казалось, и он не находил тему, удобную для разговора, чувствуя себя крайне неловко в такой непривычной ситуации. Девушка же, обняв крепкую и твердую руку своего обожаемого кавалера, наоборот чувствовала почти религиозное спокойствие и обволакивающее умиротворение.

– Завтра поступаешь в Академию? – наконец спросила она, предельно нежно заглядывая в его растерянные глаза, когда они уже стояли у двери небольшого, но аккуратного каменного дома семьи Лури на окраине Парфагона.

– Да. Я этого всю жизнь ждал.

– Я тоже.

– Да? – удивился Томас.

– Конечно. Удачи, мой рыцарь! И спасибо за поцелуи, – сказала Мария, снова быстро прижалась своими горячими и пухлыми устами к его губам, а затем, задорно оглянувшись, шустро скрылась за громко захлопнувшейся дверью.

Вновь опешивший Томас не совсем понял, за что его отблагодарили, ведь, вроде бы, не он был инициатором всех этих поцелуев. Да и вообще, он не знал, что теперь ему делать! Мария с самого начала казалась всего лишь очень близким другом, почти сестрой, и теперь ему было крайне неловко переступить новую грань отношений мужчины и женщины. Имелось в этом что-то неправильное, даже неестественное. Но эти двойственные мысли вскоре вытеснились завтрашним долгожданным поступлением в Рыцарскую академию, ведь совсем скоро он сможет начать мстить мутантам Арогдора за то, что они сделали с его невинной семьей много лет назад. Кроме того, чем больше проходило времени и чем старше он становился, тем сильнее у него укреплялась уверенность в том, что бедная Ирэн выжила, и он сможет ее рано или поздно найти и спасти. Осталось только лишь зачислиться в Академию.

Из-за своих переживаний Томас отвратительно спал ночью, отчего не попал в фазу, так необходимую для поддержания рыцарской мутации. Хотя одна пропущенная ночь или даже неделя критического урона внешнему виду не наносила, он все равно очень переживал и еще хуже мог справиться с усиливающимся волнением.

Как итог, с первыми лучами солнца он уже стоял у аскетически оформленного огромного серого каменного здания с редкими узкими окнами, увенчанного двумя Башнями заточения и тремя стальными щитами в человеческий рост с лаконичной гравировкой простого герба Парфагона. Здание стояло на северной окраине города и примыкало к защитной Стене. Рядом с ним и внутри никого не было и не могло быть еще долгое время, ведь счастливые жители Парфагона вставали значительно позднее рассвета, умело защищаясь от наступающего дня плотными шторами или специальными тканевыми повязками для глаз. Сделав два круга вокруг почитаемой с раннего детства Академии, ее вспомогательных строений и разящих характерным сельским запахом конюшен, Томас уселся под крепкой деревянной дверью с высоким проемом и толстой чугунной ручкой, рассчитанными на могучих рыцарей, а затем неожиданно для самого себя снова провалился в глубокий сон.

Проснувшись спустя несколько часов, он обнаружил у заветного входа целую толпу знакомых лиц из Школы, ведь стать рыцарем было невероятно почетно и к этому стремились практически все молодые люди, которые теперь нервно ждали прибытия судьбоносной приемной комиссии. То и дело в здание входили и выходили разной степени величины молодые мужчины, курсанты Академии, которым уже разрешали носить престижный синий камзол с широкими плечами, а также кинжал на поясе. По их виду можно было легко угадать, на каком из пяти курсов они находились. Причем те, которые только заканчивали первый год обучения были самыми заметными, несмотря на наиболее скромные размеры мутировавшего тела. Их нарочито снисходительные ухмылки и пренебрежительные взгляды смешили и одновременно раздражали всех без исключения, особенно уравновешенных курсантов самых старших курсов, которые внешне не отличались от действующих рыцарей и ожидали скорого распределения по неспокойным гарнизонам у вулкана.