Флотская Юность - Александр Витальевич Лоза

обед закончили. Лишний раз убеждаюсь, что рост и голос имеют веское значение на флоте!

Практика, длившаяся месяц, закончилась, а месяц неувольнения у меня еще оставался. Поэтому, когда мы с практики вернулись в «Систему», я, как «политический», остался в «академии» вместе с отстающими и двоешниками, но сдавать экзамены мне было не нужно, поэтому я ходил с транзисторным магнитофоном «Весна» на пляж училища, купался и загорал…

Прошло пару дней, и командир третьей роты, оказавшись в безвыходном положении, ему нужно было срочно послать патруль в город, а из четверокурсников никого под рукой не оказалось, послал старшим патруля меня. Я взял форменку с четырьмя курсовками и погонами главного старшины и пошел начальником патруля с двумя курсантами с первого курса. Отстоял без замечаний, и в знак благодарности меня немедленно отправили в отпуск, сказав, чтобы я вернулся пораньше и помалкивал. Что я и сделал.

Мой командир не знал, что я практически полностью отгулял отпуск, и при первой после отпуска встрече, глянув на меня строго, изрек:

— Ну что, посидел, подумал?

— Так точно! — ответил я.

В конце июня 1970 года на улицах нашего города наблюдалось странное явление: то и дело попадались люди, тащившие сетки и авоськи, тяжело нагруженные бутылками шампанского, коньяка, водки. Ожидалось существенное повышение (вдвое) стоимости крепких напитков. Но, как говорится: «На всю жизнь не запасешься».

С первого июля водка подорожала. Бутылка простой водки стала стоить три рубля шестьдесят две копейки. Бутылка водки «Экстра» — четыре рубля двенадцать копеек. Водку по три шестьдесят две в народе быстро прозвали «коленвал». Действительно, буквы в слове «ВоДкА» на зеленоватой этикетке скакали вверх-вниз.

Газеты с нарастающим гневом клеймили происки сионизма и израильской и американской военщины.

На День Флота в бухте проводились массовые матросские заплывы и шлюпочные гонки, которые, как всегда, не оставляли никого равнодушными.

Соревновались шлюпочные команды кораблей и команды военно-морских училищ на шестивесельных ялах. Основными соперниками и фаворитами гонок в те годы были команды Черноморского училища и «Системы», как именовалось наше училище в народе. Острые на язык курсанты «Системы» именовали курсантов Черноморского училища «сапогами», подчеркивая тем самым строевой характер службы будущих выпускников, а те, в свою очередь, называли нас «маслопупами», указывая на инженерное, механическое образование.

Стоял яркий, солнечный июльский день. Наполненная до отказа белыми форменками курсантов училищ и матросов флота чаша Водной станции гудела как огромный улей.

Мы болели за наших.

В своей открытой к бухте части чаша станции заканчивалась пирсом, к которому и подходили, финишируя, участники шлюпочных гонок.

Шлюпки все ближе и ближе… Крепкие и мощные загребные в шлюпках, из последних сил, под резко подстегивающие звуки команд старшин шлюпок «И-и-и… раз!», сгибая в дугу весла, толчками приближали шлюпки к финишу. Гул над трибунами стоял неимоверный. Крики «Давай!», «Давай!», «Давай!» неслись со всех сторон. Последние рывки, и вот он — финиш.

Наступала кульминация гонки. Если проигрывала команда Черноморского училища, то в ее шлюпку летел старый кирзовый сапог. Если же проигрывала команда «Системы», в нашу шлюпку падала мятая жестяная масленка. Кто победил в тот раз, не помню, но хохот на трибунах после каждого такого подарка стоял неимоверный.

Проигравшие понуро разбирали весла и выбирались из шлюпок…

С наступлением темноты в небо нашего города взвивались красные, зеленые, желтые и белые ракеты праздничного салюта, выпущенные из ракетниц с Водной станции и с других мысов бухты. Все корабли расцвечивались лампочками иллюминации, но особенно запомнился один из праздников, когда стоявший на рейде, новейший по тем временам, ракетный крейсер вдруг осветился по-особенному. Его корпус весь светился, и, казалось, корабль словно парит над водой. Эффект был поразительным. Потом выяснилось, что корпус крейсера освещали не традиционные гирлянды лампочек, а прожектора, вынесенные по бортам, на штангах.

Второй курс в курсантском фольклоре именовался «Хождение по мукам». И снова вспоминаются стихи.

II курс

Вечно сидящие, вечно не пьющие, вечно долбящие и отстающие.

Вечно несущие службу патрульную и караульную.

«Есть!» говорящие, крепко сердитые, много кричащие и саковитые.

Деньги любящие, смыться хотящие, порой гулящие.

Эти строчки в стихотворной форме здорово отражают нашу курсантскую действительность.

Отпуск, как всегда, пронесся как реактивный лайнер. Каждый день пляж, море, солнце и опять пляж, море, солнце… В отпуске с интересом прочитал попавшуюся на глаза заметку, что наша русская матрешка попала в книгу рекордов Гиннеса. Расписная матрешка высотой полтора метра вместила в себя семьдесят две матрешки поменьше. Вот это да! Знай русских умельцев!

Осенью 1970 года я перешел на третий курс. Ушли к себе на курсы младшие командиры, помощники командиров взводов, взводные. Пару дней в роте царило странное безвластие. Наконец, был зачитан приказ о назначении младших командиров из своей среды.

В это время стало известно, что «Система» будет представлять Военно-Морской флот на параде 7 ноября в столице и что на парад поедут третий и четвертый курсы. Над училищным плацем зазвучало гордое слово «Парад!» «Парад!» «Парад!»

Наш командир роты Пеца, остановившись перед строем рот, на редкость четким и громким голосом проговорил:

— Товарищи курсанты! Родина оказала нам огромное доверие. Седьмого ноября на Красной площади наше училище будет представлять Военно-Морской флот Советского Союза!

Были сформированы парадные роты из третьего и четвертого курсов. Тренировались каждый день после обеда и до самого ужина. Подготовка парадных рот проводилась на нижнем плацу. Командовал ротами один из заместителей начальника училища. Во время репетиций с нас сходило по три пота, ибо солнце припекало изрядно.

Ежедневные строевые упражнения, сначала одиночные, потом поотделенные, затем побатальонные. Целыми днями нас тренировали, отшлифовывали подъем рук, поворот головы, размер шага…

Наконец, за месяц до парада прибыли в столицу. Жили в казармах в Тушино. Там же тренировались ежедневно в составе сводного парадного полка. В столице началась настоящая шагистика. Столичные инструкторы показали нам, что такое настоящий строй.

От многократных исполнений строевых команд и ружейных приемов становилось жарко. Вскоре наш парадный полк работал как огромный, занимающий все поле, механизм. Каждый поворот, каждый взмах руки подчинялись единой команде, и я начал понимать известный афоризм: «Место в жизни начинается с места в строю!»

Потом, много лет спустя, я еще раз ощутил подобное чувство, чувство локтя, в сомкнутом офицерском строю Военно-Морской академии на параде в городе на Неве.

…Наступило 7 ноября. В восемь часов пришли на Красную площадь и заняли место по парадному расчету.

«Вот оно — сердце страны!» — мелькнула мысль. На площади было тихо. Подходившие батальоны выстраивались в напряженной тишине. На трибунах собирались люди…

Грянула команда: «Парад, смирно!» Командующий