Капкан для MI6 - Ирина Дегтярева

— Добро!

* * *

Олег облокотился о перила и смотрел вниз на торговый зал «Детского мира». Вращалась карусель, между стеллажами с мягкими игрушками сновали родители с отпрысками. Суета была на руку его встрече, которую он здесь назначил. Да и Чигракову идти недалеко — улицу пересечь. Вообще, он работает в Лефортово, но и на Лубянку приезжает часто по делам службы…

— Здорово! — Со спины подошел Чиграков и хлопнул Олега по спине. Тот обернулся.

Высокий однокашник казался усталым, с лицом, чуть желтоватым от никотина, с темно-синими, как будто пыльными, глазами. Он выглядел старше и Ермилова, и Логачёва, да, собственно, и был старше — поступил в институт после срочной службы на границе. Однако его обманчивая внешность скрывала довольно живую и смешливую натуру.

Олег пожал ему руку. И замялся, чувствуя скованность. Время и редкие встречи создавали неловкую дистанцию.

— Константиныч, времени в обрез. Если по поводу перевода, то я пока не в курсе. Надо узнавать. В конце концов, если ты решился, то надо уже просто-напросто подавать документы.

— У меня сейчас дело одно наклевывается, очень перспективное, интересное. Но я не о том… Контролируют меня, Николай, и история, прямо скажем, запутанная.

Ермилов рассказал вкратце о странной слежке на Кипре, о том, что пересекся даже с тамошним резидентом, о тщательном досмотре на таможне…

— А что за дело? Ты ведь не в обычный отпуск туда ездил.

— Не думаю, что это с ним связано. Мы еще по этому фигуранту не возбудились. Коррупционер. Нельзя сказать, что рядовой, но и не Гусинский. Госчиновник, а собственности на него и на его жену записано явно больше, чем позволяет зарплата. Может, перепутали меня с кем-нибудь?

— Ты понимаешь, — Чиграков облокотился о перила рядом с Олегом, прислонившись плечом к его плечу. Ермилов чувствовал запах одеколона и табака. — Тот офицер, с которым ты общался на Кипре, без сомнений, доложил обо всех перипетиях в Центр. Не исключено, что эта информация вызовет определенную заинтересованность у контрразведки. Я тебе прямо говорю, потому как хорошо тебя знаю.

— Погоди, — нервно рассмеялся Ермилов. — Ты хочешь сказать, меня свои же пасут? Вернее, ваши? Глупости! Что же, они будут за мной пожизненно следить? А вдруг я лет через пять только начну шпионскую деятельность, а теперь затаюсь?

— Не в этом дело, — поморщился Николай. — Если те, с Кипра, выбрали тебя объектом вербовки, они и в Москве могут попытаться выйти на контакт.

— Вы же смотрите за их ребятами, работающими здесь в посольстве? Если они пойдут на контакт со мной, и так станет известно. Зачем прослушка?

— Я этого знать не могу. Не исключаю только, что в сложившейся обстановке тебя вызовут для беседы к нам.

— Час от часу не легче. — Ермилов поскреб затылок. — И что говорить?

— Все как есть. Другое меня волнует. Не связана ли слежка с твоими делами? Я попробую что-нибудь узнать. Но у нас не принято делиться информацией, даже если работаем в одном управлении или отделе. Рад тебя видеть. — Он пожал руку Олегу. — Привет Люсе.

Последние слова слегка разозлили Ермилова, ведь в институте Чиграков увивался за Людмилой Коротковой. «Люсе он привет передает, — глядя в сутуловатую спину бывшего однокашника, с досадой подумал Олег. — Так, словно виделся с ней недавно. Наверное, думает, что я ее загнал в домохозяйки… Как-то с упреком ведь привет передавал, с намеком. Черт долговязый».

Рабочий день выдался сумбурным, выматывающим бессмысленностью бумажной волокиты. По просьбе Зайцева Олег допросил свидетеля по одному из дел, которое вел коллега.

Дома Ермилов решил собраться с мыслями, позвонил Логачёву и попросил того приехать на ужин. Людмила оживилась, начала хлопотать с готовкой, потом вдруг убежала в парикмахерскую, находившуюся на первом этаже их дома. Посмеиваясь над ее волнением перед встречей с бывшим однокурсником, Ермилов до прихода Игоря решил послушать Высоцкого. Слушал на виниле. В комнате стоял проигрыватель. Олег его тщательно оберегал, так как уже практически невозможно было купить такой аппарат в Москве. Винил отживал свое…

И вдруг обнаружил, что одна из пластинок поцарапана коварной рукой. Он даже догадывался чьей.

— Петр! — позвал он, едва сдерживаясь.

Сын пришел неохотно, неторопливо, склонив светловолосую лохматую голову и пряча под длинной челкой светло-серые, как у отца, глаза.

— Зачем проигрыватель трогал? Пластинку исцарапал!

— Почему сразу я? Васька это. — Петька отчего-то последнее время старался говорить басом. Он, наверное, считал, что так кажется старше. У них с Васькой было вечное соперничество из-за возраста.

— Ты не баси и на брата не сваливай. Подойди-ка сюда.

Петька оглянулся, будто прикидывал пути отступления. Но матери дома не было, приходилось слушаться отца. Ермилов пару раз крепко шлепнул его по обвисшим на заду треникам, вызвав возмущенный вскрик.

— Полезешь еще раз к пластинкам, получишь ремня! — пообещал Олег грозно.

Сын заревел и убежал к себе в комнату. Васька и не высовывался, чтобы не попасть под горячую руку.

Слушать музыку резко расхотелось. Ермилов уже жалел, что сорвался на сына из-за своего плохого настроения. Но утешал себя тем, что защищал единственный рубеж в своей комнате, который еще оборонял. Все же мало бывал дома, а сыновья и жена больше обжили квартиру. Единственный уголок оставался в спальне в его епархии — с небольшим письменным столом с проигрывателем, стопкой пластинок и несколькими книжными полками на стене над столом. И сюда Петька запустил озорную длань!

Вернувшаяся Людмила поправила перед зеркалом в коридоре кудряшки, накрученные в парикмахерской, а услышав усилившиеся с ее приходом завывания сына, она бросилась в атаку на Олега. Но их спор о методах воспитания прервал приход Игоря. Он явился с букетом белых роз и тортиком.

Люська сразу оживилась, забыла обо всем и обрадованно начала расспрашивать Игоря о его работе и о личной жизни. К своему удивлению, Ермилов узнал, что Логачёв два раза был женат, но детьми не обзавелся. «Как женщины умеют расспрашивать и слушать. Мне Игореха ничего такого не говорил», — подумал Олег, немного ревниво поглядывая на красивую жену с медного цвета волосами, с дурацкими кудряшками, которые ей совсем не шли, но которые она всегда накручивала в парикмахерской по торжественным случаям, с белокожим лицом (какие бывают у рыжих), с высокими скулами и зеленовато-голубыми глазами. Черты лица у нее не были правильными, но Людмила обладала редким, пожалуй, даже гипнотическим свойством располагать к себе людей.

Вот и Логачёв разомлел, рассевшись вольготно на кожаном кухонном диванчике, и начал вести провокационные для Ермилова разговоры:

— Люська, ты ведь у нас отличница была, окончила с красным дипломом. Работала в адвокатуре. Есть тут одна частная адвокатская контора, директор обязан мне кое-чем. Могу похлопотать, чтобы тебя взяли. Пацаны ваши уже совсем взрослые мужики. Справятся без мамки… Приличная контора. Туда обращаются авторитетные люди за юридической помощью и, как ты понимаешь, солидно платят. Деньги лишними не бывают. Работа не пыльная. Не с девяти до шести, тем более адвокат твоего уровня… Правда, ты давно не практиковала, но два-три месяца, и ты войдешь в форму.