Набоковская Европа. Литературный альманах. Ежегодное издание. Том 2 - Евгений Лейзеров

имя ещё такое пламенно-красное. В нём много нежности и томительного упоения. Он всегда и во всём выше всех. Он блестяще образован. Он утончённо интеллигентен. Он разносторонне одарён. Он несколько надменен, и даже насмешлив. Он знает что-то такое, чего никто не знает. Она даже представляет, как он выглядит. Она почти видит Его лицо: в три четверти повёрнутое к ней, и нос у него с горбинкой. А ещё – внимательный взгляд поверх очков. Она, конечно, найдёт Его. Она напишет Ему письмо. Но не надрывно-влюблённое, а метафизическое, полное предчувствий, необычных загадок и неожиданных ответов. Ей только пятнадцать лет. Столько времени впереди! Но найдёт она Его гораздо раньше. Через несколько мгновений.

Ей кажется, что его знают все, кроме неё, и даже намекают ей о Нём. Вот тому примеры.

Первый. Собственная внезапная мысль будущей читательницы Владимира Набокова: как много книг в домашней библиотеке, не может же быть такого, чтобы никто до меня не описал того, что я чувствую! Должна существовать такая книга, которая раскроет тайну её снов.

Будущая читательница Набокова направляется к книжному шкафу в домашней библиотеке. Она берёт сначала те книги, которые помнит со школьных уроков. Но уже по названиям и по нескольким прочитанным строчкам, она понимает, что ничего подобного ни у Пушкина, ни у Достоевского, ни у Тургенева, ни у Некрасова ей не найти. Исторические романы и советские писатели отвергаются сразу. Чуть иначе обстоит дело с Грином, Гоголем, Лермонтовым, Л. Толстым, Буниным, Чеховым. Поэты и писатели Серебряного века уже описывают необычность и неоднозначность бытия и человеческих поступков, печаль великой утраты, но они лишь предшествуют какой-то вспышке. Не они авторы искомой книги. Читательнице нужен совет. Она обращается к родным и знакомым, чтобы ей почитать такое «необычное, трагичное, и о любви, и о том, чего не вернуть». Знакомые советуют всё тех же писателей «по школьной программе». Будущей читательнице закрадывается мысль: а вдруг не найду?

Второй. Читательница Набокова любит игры, требующие скорости и сноровки. Обожает качели. Однажды сильно раскачалась на больших качелях в городском парке и, спрыгнув на лету, она чуть не сбивает с ног высокую женщину – всю в чёрном. Восьмиклассница извиняется, а женщина, не поворачивая головы, шепчет: «ты лучше бы книги читала, чем по улице шататься». Значит, найти Его можно, всё-таки в книгах.

Третий.

– А ты книжки читаешь? – спрашивает случайно встреченный на улице знакомый.

– Нет, в школе много задают, – отвечает она.

– Нужно читать не только по школьной программе, есть такие книги… – недоговаривает он.

Предложение, которое, кажется, останется недоговорённым навсегда, но именно в этой недоговорённости даётся первая подсказка внимательной читательнице – Тот, кого я ищу, не общеупотребим.

Великий Писатель устаёт намекать своей будущей читательнице о своём существовании, Он же ищет её не меньше, чем та своего Великого Писателя. Поэтому и знакомство у них получается необычное, роковое, мистическое. Будущая читательница уже устала от поисков. Но вот кто-то из знакомых, просто девочка из параллельного класса, внезапно, на перемене, подходит и говорит: Мы вчера в кружке танец начали учить. Там по какой-то книжке, где девчонка влюбилась в мужика – «Лолита» называется. А автор – Владимир Набоков.

Но будущая читательница ещё медлит, не спешит читать названную книгу. Сейчас ей некогда. У неё пока другие книги на очереди.

Но, наконец, наступает жаркий, солнечный день, когда загорелая с разбросными прядями рыжевато-русых длинных волос по плечам и спине, лежащая на подоконнике на животе, и согнувшая ноги, читательница Набокова раскрывает взятую в библиотеке сероватую книжечку с росчерком подбородка и губ (спустя 10 лет она купит точно такую же книжечку в букинистическом магазине в Его городе).

Как всё просто. Уже с первых строчек ясно, что это та самая книга! Здесь видна и любовь к одной конкретной девочке: «Лолита, свет моей жизни, огонь моих чресел. Грех мой, душа моя»,[67] и повествование стилистически необычно: «Ло-ли-та: кончик языка совершает путь в три шажка вниз по нёбу, чтобы на третьем толкнуться о зубы. Ло. Ли. Та.»,[68] и сразу предвещается трагизм – герой в самом начале говорит, что он – убийца. Но это всё мелочи, частности, попытки прервать поток слёз неимоверного, невозможного, недопустимого узнавания. Читательница Набокова сначала узнаёт себя в кратком описании Аннабеллы: «медового оттенка кожа», «тоненькие руки», «подстриженные русые волосы», «длинные ресницы», «большой яркий рот».[69] Отлично передана автором и особая порывистость поведения читательницы, и её отличия от других детей, которые всегда казались ей какими-то скучными, пресными, нечего не содержащими и не выражающими. Гумберт говорит, описывая нимфеток, об их «неуловимой, переменчивой, душеубийственной, вкрадчивой прелести»,[70] «тонкие, медового оттенка плечи», «шелковистая, гибкая, обнажённая спина».[71] И далее: множество совпадений, включая необычность знакомства читательницы с книгой, очень похожей на встречу Гумберта Гумберта с Лолитой на веранде гейзовского дома. По мере чтения книги, сходств становится всё больше. Знакомы читательнице не только вульгарное поведение Лолиты, её манера заливаться смехом и насмехаться, но и её увлечённость театром и кино, её любовь к бросившему её Куильти… Всё это она не читает, а будто вспоминает! И заставляет себя не подглядывать в конец книги! Впервые читательница видит книгу о такой трогательной любви, – книгу яркую и пронзительную, книгу, которой безоговорочно веришь, книгу, которая пульсирует в кровотоке, книгу вместе с которой плачешь, стоя на коленях!

Да, она узнаёт себя в книге этого автора! Во всем – вплоть до мелочей! Это совпадение и ужасает и восхищает её: как может писатель знать её и описывать настолько точно, не видя никогда в жизни! Происходит светозарное чудо – читательница оказывается героиней книги Владимира Набокова. Эта мысль отныне не даёт ей покоя, жжет изнутри, заставляя искать себя в других произведениях автора.

Читательница-героиня разыскивает прочие книги Владимира Набокова. Оказывается, у него только романов 18, а ещё множество рассказов, стихов, переводов, эссе, несколько повестей и пьес! В первую очередь она стала читать те, где точно (если верить обещаниям сносок и комментариев) будут упомянуты нимфетки.

Сначала читательница-героиня Набокова знакомится с «Камерой обскурой». Она находит сходства с Магдой. Она тоже обожает красный цвет, и у неё есть такое же красное платье, и она владеет таким же «медленным погасанием продолговатых глаз».[72] Она также мечтает сниматься в кино, или хотя бы указывать путь светом фонарика в густой темноте кинозала. Она также любит бросившего её насмешника. И также девочкой-демоном она разрушит сердце любящего её мужчины.

Затем она узнаёт себя в девочке из повести «Волшебник»: «оживлённость рыжевато-русых кудрей», «весёлый, тёплый цвет лица», «летняя краска оголённых рук с гладкими лисьими волосками вдоль по предплечью»,[73] и, кстати, у неё такая же складчатая юбка.

Какими знакомыми кажутся ей движения Эммочки из «Приглашения на казнь», когда она стоит, «прислонившись к стене, опираясь одними лопатками да локтями, скользя напряжёнными ступнями в плоских туфлях – и опять выпрямляясь… дикое, беспокойное дитя»![74]

Схожие черты она видит и во внешности первой любви автора, описанной в «Других берегах», – десятилетней Колетт, которая имела «эльфовое, изящное, курносенькое лицо».[75] Ей также кажется очень знакомой таинственная улыбка молчаливой Поленьки.

На её руках такой же «пушок, которым подернуты плоды фруктовых деревьев»[76] – совсем как у Тамары из «Других берегов».

Читательница понимает, что вполне могла бы быть прототипом Люсетты из «Ады» или рыжеволосой Лилит.

Своей некоторой отрешенностью юная читательница Набокова напоминает прекрасную, пленительную дочь Вадима Вадимовича, писавшую необычные стихи: «В тёмном подвале я гладила шелковистую голову волка… и т.д.».[77]

По внешности читательница вполне могла быть той загорающей в парке школьницей, которой любуется Федор Константинович из «Дара», или «беспутной школьницей с бесстыжими глазами, встреченной однажды на безлюдной поляне»[78], с которой так и не заговорил Себастьян Найт, или нимфеткой Долли, которую сажал себе на колени Вадим Вадимович.

Что-то близкое ей есть в чертах характера и Мариетты, и Ады, и Лауры.