Человек, который ненавидел Маринину - Ирина Волкова

— Вот и отлично, — обрадовалась Оля. — Теперь поцелуй меня.

— Что? — опешил Игорь.

— Поцелуй меня. Или тебе произнести это по слогам? Надеюсь, ты умеешь целоваться.

— Но не могу…

— Можешь, — убежденно сказала Оля. — Представь, что я — Володя Соловьев и от моего взгляда у тебя опускаются руки и мутится в голове. Если тебе неприятно вспоминать Соловьева, вообрази, что я Дима Захаров.

— Я терпеть не могу самцов… — начал было Игорь.

— Я сама терпеть их не могу, — прервала его Оля. — Хватит болтать. Это тебе не поможет. Поцелуй меня. В твоей тяжелой и грязной милицейской работе наверняка приходилось делать вещи и похуже.

— Ненавижу Маринину, — пробормотал Игорь. Он наклонился к Кузиной и осторожно прикоснулся губами к ее щеке.

— Видишь, — улыбнулась Оля. — Ничего страшного с тобой не случилось.

* * *

— Что это? — спросил Гоша Крестовоздвиженский, с ужасом глядя на совокупляющихся долгоносиков Селены Далиловой.

— “Мастурбатор, еще более великий”, — прочитал на табличке Юра Демарин. — Стоимость картины три тысячи долларов.

— То есть я должен проработать три года, чтобы купить это живописное извращение? — уточнил Гоша.

— Три года и два с половиной месяца, — поправил его Юра. У него всегда были пятерки по математике.

— И это называется искусством? — слабым голосом спросил Гоша.

— Это называется актуальным искусством. Ну как, глотнул из живительного источника?

— Скорее из отравленного водоема, — вздохнул Гоша, переходя к фотомонтажу, выполненному в черно-бело-красных тонах.

Обнаженный мужчина с обритой “под ноль” головой, широко расставив ноги и раскинув руки, стоял на снегу в чистом поле. На горизонте виднелись дымящиеся трубы завода, а в небе кружили голуби. В правой руке мужчина сжимал древко красного знамени — единственного яркого цветного пятна на унылом сером фоне неба. Два крупных кобеля, обхватив передними лапами ноги мужчины, замерли в напряженных позах. Неверно оценив видовую и половую принадлежность нудиста с флагом, зверюги, похоже, тщетно пытались его изнасиловать. Из пасти собак капала слюна. Нудист, повернув голову в профиль, что-то кричал, широко разинув рот.

— Как ты думаешь, что это означает? — спросил Гоша.

— Все, что угодно, — пожал плечами Юра. — Можешь считать, что голый мужик с флагом — это советский народ, а псы — это правительство и Центробанк или голый парень — это российская экономика, а псы — Международный валютный фонд и Организация Объединенных Наций.

Гоша с измученным видом ослабил узел галстука.

— Все, — простонал он. — Хватит с меня очищающей силы искусства. После этой выставки мне неделю будут кошмары сниться.

— Я же предупреждал тебя, что это не Третьяковка, — усмехнулся Юра. — Ладно, давай работать. Пора побеседовать с хозяйкой этого борделя.

С ужасом шарахнувшись от барельефа “Эксгумация интеллекта”, Гоша полуприкрыл глаза с твердым намерением не смотреть по сторонам и печально побрел за сосредоточенным и деловитым Юрой Демариным.

* * *

Оля Кузина оказалась более устойчивой к воздействию актуального искусства. Ее взгляд бездумно скользил с одной картины на другую, но, если бы Олю попросили описать, что она только что видела, она бы не смогла припомнить ни одной детали. Она видела и слышала только мужчину, который вел ее по экспозиционному залу, рассказывая ей о художниках и выставленных картинах. Впрочем, слова Игоря тоже не задерживались у нее в памяти. Оля наслаждалась мелодичностью его голоса, пластикой его движений и просто его присутствием. Она мечтала, чтобы он позабыл о своей странной навязчивой идее и из придуманного Марининой лишенного эмоций компьютера превратился в нормального мужчину из плоти и крови, способного любить и радоваться жизни.

— Ах, вот вы где! Ну как, вам понравились картины?

Стройная и элегантная Марина, улыбаясь, смотрела на Кузину.

— Они производят неизгладимое впечатление, — несколько уклончиво ответила Оля.

— Вы Марина Буданова, владелица этой галереи? — спросил подошедший к ним Юра Демарин.

— Да, — кивнула Марина. — А вы репортер?

— Нет, мы из милиции. — Юра достал из кармана удостоверение и, развернув, предъявил его Марине.

Сообразив, что они наконец разыскали нужную даму, Гоша вышел из-за спины Демарина и, вздохнув, открыл глаза.

— Это вы? — с отвращением произнесла Оля. — Вы что, меня преследуете?

— Ой! — сказал Гоша. — Это она!

— Кто? — спросил Юра.

— Вчерашняя нимфа, — не слишком вразумительно объяснил Гоша, но Демарин его понял.

— Которая тебя ударила? — на всякий случай уточнил он.

— Я его ударила? — возмутилась Оля. — Да этот алкоголик вчера плюхнулся мне на колени прямо в метро, схватил меня за шею и стал говорить непристойности.

— Комплименты, — поправил ее Гоша. — И я вовсе не алкоголик.

— Непристойности, — настаивала на своем Оля. — И еще вы мою книжку помяли.

— Если вы из милиции, арестуйте этого типа, — обратилась к Юре Марина. — Я не потерплю в своей галерее пьяных дебоширов.

— Он мой напарник, — пояснил Юра. — Он тоже из милиции. Нам нужно задать вам несколько вопросов.

"Неужели Егор не стал ждать неделю и уже заложил меня?” — мелькнуло в голове у Марины.

От Юры не укрылось нервное движение губ и бледность, покрывшая лицо Будановой.

"Похоже, у красотки рыльце-то в пушку”, — подумал Демарин.

— Я буду отвечать на ваши вопросы только в присутствии адвоката, — решительно заявила Марина.

— Но мы вас пока ни в чем не обвиняем, — сказал Юра.

— Все равно.

— Я адвокат, — вмешалась Оля. — Ваш брат может это подтвердить. Он приходил ко мне на прием.

— Когда он к вам приходил? — резко повернулась к ней Марина.

— Вчера. Не беспокойтесь. Все в порядке. “Подозрительная компания, — подумал Демарин. — Уж очень странно они себя ведут”.

— Хорошо. Я поговорю с вами, — сказала Марина. — Пройдемте ко мне в кабинет.

* * *

Егор Буданов тосковал на узкой девичьей кровати в маленькой однокомнатной квартире его матери. Она на все лето уехала на дачу, оставив квартиру в полное его распоряжение. Но это обстоятельство не радовало бывшего диск-жокея.

После роскошных апартаментов Марины материнская жилплощадь казалась Егору унылым и тесным сортиром, мрачной тюремной камерой, в которой он вынужден был временно пребывать по причине острого безденежья. Но ничего, скоро он получит все, что ему нужно. Рано или поздно, но он всегда получает то, чего добивается.