Лотос - Дженнифер Хартманн

в ответ на мой голос.

– Хм-м. Я этого не знаю.

Странный и напрягающий.

Сидни появляется позади меня, заставляя вздрогнуть.

– Все в порядке? – спрашивает она.

Я, сощурившись, смотрю на странное устройство, прежде чем переключить внимание на Сидни.

– Каждый раз, когда я обращаюсь к твоей кошке, женщина в динамике разговаривает со мной.

Ее ответ – смех.

Громкий, жизнерадостный, зарождающийся в животе смех.

Она бросает взгляд на громкоговоритель, отдавая ему новый приказ:

– Алекса, включи музыку девяностых.

«Алекса» повинуется, и музыка наполняет воздух.

– Это одно из самых крутых современных устройств, – заявляет Сидни, ее ухмылка не исчезает, пока я обдумываю ее слова. – Тебе нравится музыка?

– Я к ней не привык. Возможно… – Мое сердце ускоряется от неожиданной просьбы, которая вертится у меня на кончике языка. – Возможно, ты сможешь познакомить меня со своей любимой музыкой.

Глаза Сидни расширяются, непослушная прядь волос спадает вперед и щекочет ее висок. Она зачесывает ее назад, сглатывая и нетерпеливо кивая.

– С удовольствием.

Я чувствую, как мои стены трескаются, броня рушится, напряжение рассеивается.

И я не уверен, в чем дело: в приятной мелодии, льющейся из динамика; в кошке, которая устроилась на моих ботинках и согревает пальцы ног; или в выражении лица Сидни в этот момент.

Я знаю только, что обязательно запомню этот образ.

Глава 8

Сидни

– Ты будешь моим другом, Оливер Линч?

Я подхожу к соседскому мальчику, который сидит на ступеньках своего крыльца и запихивает печенье в рот. Крошки осыпаются на его колени, когда он смотрит на меня. Его светло-каштановые волосы прилипли ко лбу из-за летнего солнца.

Он прищуривается с набитым печеньем ртом.

– У девочек вши.

– А вот и нет. – Я скрещиваю руки поверх джинсового комбинезона, надеясь, что он поделится со мной печеньем. Оно выглядит очень аппетитно.

– А вот и да. Мне Энтони рассказал.

– Энтони – большой толстый лжец. Может, это у него вши.

Оливер пожимает плечами.

– Может быть.

Я решаю присесть рядом с ним на бетонное крыльцо и радуюсь, что он не велит мне убираться восвояси. Я действительно хочу это печенье – оно пахнет как мамина овсянка.

– Их испекла твоя мама?

– Да.

– Можно мне одно?

Оливер рассматривает меня, обдумывая ответ.

– Только если поклянешься, что у тебя нет вшей.

– Клянусь, – говорю я ему. – Честное-пречестное. У меня их не было с прошлого Рождества.

Кажется, мой ответ его устраивает. Он берет тарелку и поднимает вверх.

– Оно овсяное. Мое любимое.

Есть!

– Я люблю овсянку! – Я вытираю испачканную мелом руку о комбинезон, поскольку потратила последние несколько минут на то, чтобы написать свое имя на подъездной дорожке, а затем беру угощение. Не теряя времени даром, я почти проглатываю печенье. – Очень вкусно.

– Сколько тебе лет? – спрашивает Оливер, стряхивая крошку со своего колена.

– Пять.

– Мне шесть.

– Круто, – улыбаюсь я.

Мы сидим в тишине, бок о бок, плечом к плечу, наблюдая, как мимо проезжают дети на своих велосипедах. В этот теплый июньский день мама наконец-то разрешила мне пойти к соседям одной.

– Как думаешь, мы можем стать друзьями?

Ответ не занимает у него много времени. Оливер отбрасывает назад свои рыжевато-каштановые волосы, которые почти закрывают ему глаза.

– Думаю, что можем. Ты не такая надоедливая, как мой младший брат.

Сквозь сетчатую дверь доносится пронзительный детский крик, и мы со смехом смотрим друг на друга.

– У меня есть старшая сестра. Она тоже раздражает.

– Как ты думаешь, у них есть вши? – интересуется Оливер, и на его лице появляется глупая ухмылка.

– Определенно.

Мы снова хихикаем, и Оливер поднимает с земли палку и начинает проводить ей по трещинам в цементе.

– Хочешь пойти на задний двор и попрыгать на моем батуте?

– Конечно! – восклицаю я, практически спрыгивая с крыльца от восторга. – Идем.

Мы оббегаем дом, проходим через ворота и забираемся на батут, смеясь и запыхавшись. Мы прыгаем часами, пока день не сменяется сумерками и летнее солнце не заходит за кучевые облака. На исходе дня мы любуемся усыпанным звездами небом. Наши плечи прижаты друг к другу, вокруг жужжат светлячки, пока мы делимся историями и шуточками «тук-тук».

У меня такое чувство, что Оливер Линч станет моим новым лучшим другом.

* * *

Клементина и Поппи помогают мне испечь овсяное печенье для Оливера в качестве «спасибо, что на днях помог отбиться от этого психопата» подарка. Понятия не имею, что теперь ему нравится, но это было лучше, чем корзина с фруктами. Никому не нравятся корзины с фруктами.

Кроме того, мама Оливера пекла лучшее овсяное печенье. Он любил его. Я надеюсь, что вкус поможет пробудить воспоминания из его детства.

Хотя я горжусь выбором подарка, сюжетный поворот заключается в том, что я не могу испечь печенье, которое понравилось бы даже моей кошке, хотя она вообще ест мышей.

Вот почему у меня есть запасной план.

– Тетя Сид, посмотри на меня!

Я бросаю взгляд на Поппи, которая с широкой улыбкой поднимает свои перепачканные мукой руки. Моя пятилетняя племянница исполняет что-то вроде джиги, кружась по кругу и корча глупое лицо. Ее светлый хвостик крутится вместе с ней.

– Ты выглядишь так, словно готовишь довольно вкусное печенье, – говорю я, упираясь кулаком в талию и любуясь ее работой.

Таймер сигнализирует о том, что первая порция печенья готова. Мне не терпится увидеть свои шедевры, поэтому я подбегаю к духовке и резко открываю дверцу. На лбу залегает хмурая складка.

– Какого черта? Почему они совершенно плоские?

Клем подходит ко мне и разглядывает противень с неудавшимся печеньем, пока я достаю его из духовки прихватками. Она моргает.

– Ты не забыла про яйца?

Я с насмешкой смотрю на нее.

– Конечно, я… забыла про яйца. Боже! Что со мной не так?

– Они довольно милые, как маленькие плоские блинчики.

– Они не милые! Нет ничего милого в том, чтобы в двадцать девять лет не уметь нормально готовить. Вот именно поэтому я и одинока.

– Это нелепо, – возражает Клем, качая головой. – Ты одинока, потому что твои стандарты выше, чем Чувак[20].

– Не используй мой любимый фильм против меня в этой травмирующей ситуации.

– Иисус трахнет и высушит! – бездумно кричит Поппи с кухонного островка, скатывая маленькие шарики из теста между ладонями.

Мы с Клем обе замолкаем. Пока я очень, очень сильно пытаюсь стать невидимой, сестра медленно поворачивается ко мне с покрасневшими щеками и самым убийственным взглядом из всех убийственных взглядов.

Дерьмо.

– Я так сильно ненавижу тебя прямо сейчас.

– Прости, – шепчу я, пока мои глаза метаются к Поппи, невинно подпрыгивающей на