Поцелуи бессмертных - Екатерина Неволина

Появившаяся на пороге блондинка замерла. Даже протянутая для обозрения колечка рука застыла, как замороженная.

– Маша, это Кирилл, познакомься, – сказала Лера, улыбнувшись подруге.

– А… Кирилл… Очень приятно… А я Маша… – девушка потрясла головой, словно приходя в себя. – Нет, либо у меня от усталости уже глюки начались, либо Лера завела себе молодого человека, и к тому же очень симпатичного, – проговорила она наконец и вдруг подозрительно сузила глаза: – Я, надеюсь, ты не толкиенист и ни этот… ни эльф?..

– Нет, ни в коем случае, – поклялся Кирилл, причем, заметим, с совершенно чистой совестью.

А за окном горели теплым светом чужие окна и облетали последние лепестки цветов.

Пора цветения вишни, увы, очень коротка, но за ней всегда наступает благодатное теплое лето.

Огромная бабочка опустилась прямо на руку светловолосому загорелому ребенку, и он счастливо засмеялся. Крылья насекомого были изукрашены яркими узорами, напоминающими два распахнутых глаза. Мальчику на миг даже показалось, будто они смотрят на него. Впрочем, ему уже исполнилось пять, и он прекрасно знал, что такого не бывает, и бабочки вовсе не смотрят крыльями.

Тем временем бабочка, словно обидевшись, легко спорхнула с руки и полетела дальше, похожая на сорвавшийся с дерева лепесток цветка. Мальчик побежал за ней и увидел, что она, приблизившись к самой кромке воды, опустилась на выглядывающий из песка камешек.

Ребенок хотел поймать бабочку, но не тут-то было – мгновение, и она скрылась, словно растаяла в жарком июльском воздухе. Но вместо нее мальчику досталось кое-что поинтереснее. Тот самый камешек. Он был красивым и более всего напоминал странный плод – величиной с крупный грецкий орех, бордово-красный, с едва заметными темными прожилками. Мальчик зажал камень в кулачке, и тот словно едва ощутимо запульсировал.

– Дима, отойди от воды! Ты же уже большой мальчик! Иди сюда, позагораем немного и снова пойдем купаться! – позвала мама, и ребенок послушно подошел к ней.

Он уже твердо знал, что сохранит найденное сокровище, ведь, вполне возможно, это волшебный камень, способный выполнять желания… как в сказках. И Дима, сев на покрывало, принялся согревать находку в руках, неторопливо размышляя, чего бы такого пожелать…

А с невысокой елочки, росшей здесь же, в Серебряном бору, за мальчиком наблюдала всклокоченная черная ворона…

Маша выделила этого человека из толпы с первого же взгляда, но теперь, рассматривая его, даже не могла сказать почему. Вроде бы, обычный мужчина, уже не очень молодой, лет, наверное, тридцати, с резкими чертами лица, похожим на клюв ястреба носом, черными волосами чуть длиннее, чем обычно бывают у мужчин его возраста. Если рассматривать каждую деталь его внешности – ничего необыкновенного. Но все вместе отчего-то рождало в ее душе чувство настороженности. От него веяло… какой-то чужеродностью, словно он был сделан из иного теста, чем прочие посетители кафе, словно он очутился здесь случайно, по недоразумению, занесенный в наш мир бродячим ветром иномирья.

Маша осторожно огляделась. Похоже, больше никто не обратил внимания на странного незнакомца. Люди, в основном молодежь, сидели за столиками или стояли у стойки, ожидая, пока им сделают кофе, болтали, смеялись, разговаривали о чем-то.

Рядом с мужчиной, привлекшим Машино внимание, сидела девушка лет на десять-пятнадцать младше его – очень красивая, с длинными золотистыми волосами, прекрасной кожей – бархатисто-розовой, удивительно приятного цвета. Она пила латте из высокого бокала, увенчанного горкой нежных взбитых сливок, на вершине которых красовалось поджаренное кофейное зернышко, и смотрела на своего спутника так нежно, будто это он был королем красоты.

Перед мужчиной тоже стоял бокал с кофе, но Маша не видела, чтобы незнакомец хотя бы прикоснулся к нему. Отношение к явно влюбленной девушке тоже было странным – эдаким холодно-пренебрежительным. Он принимал внимание юной красавицы словно нечто само собой разумеющееся, не ответил ни на одну ее улыбку, и девушка заметила, как его тонкие губы изогнулись в недовольной гримасе, словно он только что разжевал нечто кислое.

Светловолосая сжала пальчиками с безукоризненным маникюром руку мужчины, что-то говоря ему – взволнованно и страстно, но Маша готова была поклясться, что тот почти ее не слушает.

«Наверное, какой-нибудь олигарх, а девушка – манекенщица, мечтающая заполучить его в свои сети», – решила Маша.

Но тут ее глаза встретились с глазами незнакомца, и она почувствовала, что все тело вдруг пронзили острые иглы безотчетного страха. В глубине холодных чужих глаз было нечто странное и завораживающее… На миг Маше показалось, что там клубится тьма, затягивая в спиралевидный зрачок, словно в черную дыру. Еще немного – и все, пропала!..

Маша сморгнула, и наваждение исчезло, словно его и не было. И с чего это она решила, будто зрачок у мужчины похож на спираль? Как она вообще могла разглядеть его с такого расстояния?!

Что-то обожгло грудь. Девушка протянула руку и нащупала украшение, висящее на тонкой серебряной цепочке.

Это был подарок от папы. Еще до того… как все случилось. Папа ездил в командировку в Англию и привез оттуда странный презент: неброский с виду серый камень, в котором лишь на свету можно было разглядеть золотистые искорки. Камень был почти что не обработан, в нем только просверлили дырочку и продели тонкую, как паутинка или лунный луч, серебряную цепочку. Маша не знала, чем именно зацепил ее подарок, но, едва взяв его в руки, она поняла, что это ее вещь, абсолютно и безусловно ее. Она тут же надела украшение на шею и никогда не снимала. Кроме одного-единственного раза… Когда случилась та история, Маша была очень зла, она сорвала с шеи медальон и сказала, что больше не наденет его, но не продержалась и дня: неброское украшение так и манило, словно звало: «Ну надень же, надень меня, видишь, как нам с тобой хорошо». С тех пор она не снимала амулет, даже когда ложилась спать.

«Это все игра воображения. Пора сказать себе «стоп», – решила Маша, отодвигая на противоположный край стола уже давно пустую чашку.

Девушка часто приходила в это кафе, почти каждый день по пути из школы домой. Особенно осенью, когда под ногами шуршат опавшие листья, а в груди появляется смутное чувство печали, когда хочется согреться глотком горячего кофе и подсмотренными украдкой кусочками чужих счастливых жизней. Сама Маша назвать себя счастливой никак не могла.

В этом году ей исполнилось пятнадцать, но ей казалось, что ничего хорошего с ней больше не случится. Ровно год назад она оказалась вычеркнута из жизни, словно одним резким росчерком пера. Год назад у нее было все – и родители, которые, казалось, любили ее, и подруги, и мальчик, с которым они медленно шли из школы, почти не решаясь взглянуть друг на друга, и отчаянно краснели, случайно соприкоснувшись рукавами. Тогда у Маши было все. Только она не осознавала этого.