Цыганочка с выходом - Светлана Борминская

Вот так-то…

ЗВОНОК

— Кого там принесло? — лежа на кровати вся в деньгах, нежным голосом спросила Альбина.

Зуммер, поставленный еще при Иосифе I-м, трещал так, что поднялся бы и мертвый.

Альбина зажмурилась, привстала, нащупала тапочки одной ногой и, чертыхаясь, пошла открывать.

— Эй ты! С прибабахом!.. — рванув дверь, выскочила она на лестницу и замерла. На нее с тоской в глазах смотрели двое участковых.

Альбина удивилась именно тоске, а не милиции, а участковые, глядя ей в область ключиц, сказали по очереди:

— Оденьтесь…

— …гражданочка.

— Мы к вам…

— …на обратном пути завернем, — натуральным сиплым голосом сказал Виктор Иванович Иншаков. И стражи порядка завернули за выступ стены к лестнице на пятый этаж.

Альбина настороженно прислушалась, поглядела вниз и сбоку, подняла ногу — она стояла на лестнице в одних тапочках.

— Старею, — закрывая на четыре замка дверь, в раздумьях постояла она перед зеркалом. — Памяти никакой!

И быстро пошла в комнату, с маленькой ягодицы свисала банкнота в 50 у.е.

17 МАЯ

Когда участковый вернулся через два часа, а это был один А.Г. Сазанчук, денег на кровати Альбины уже не было. Один лишь легкий аромат витал в спальне, но дверь в альков была плотно закрыта.

На мягкие расспросы, что она делала вечером пятнадцатого числа, Альбина возмущенно «сделала» глаза и хрипло напомнила:

— Я — вдова! Вы что — с ума сошли?

— Нет, ну, конечно, — участковый озадаченно взглянул на хрупкую разъяренную женщину, в глазах которой плясали черти. — Кто бы спорил, только не я, только не я… Так чем же вы все-таки занимались, а? Альбина Хасановна? — подчеркнуто вежливо уже с порога повторил Сазанчук и пристально оглядел углы. Он почувствовал запах, только не смог его идентифицировать, участковые не так часто, как хотелось бы, нюхают доллары, фунты и йены.

— Супруга оплакивала, — горьким шепотом сказала Альбина. — Оставьте меня.

— Ну что же, до завтра, — вышел в дверь участковый.

Альбина закрыла за ним, подпрыгнула и вернулась в кровать, чтобы опять лечь на деньги, которые были свалены в большой черный мусорный мешок и утрамбованы ногой. Так ей было легче пережить увиденное.

Натан…

Натан!

Альбина Яроцкая сама видела, как убивали ее мужа, она видела, как Натан упал, было совсем немного крови. Стреляли с крыши соседнего дома, и попали аккуратно в затылок. Пуля-дура даже не вышла из головы, Натан упал, как перелетный гусь, только не в реку, а на мрамор парадной лестницы, ухватив жену за длинный подол шиншилловой шубы в которой Альбина была тогда.

— Натан! — закричала она. — Натаааааан! Нааатааан!..

Вся жизнь за одну секунду упала за уровень, вся ее жизнь!.. У бедного несчастье — потеря кошелька с пятью рублями, сколько же стоило счастье Альбины Яроцкой?

«Он умер всего полгода назад!

Я — плакала.

А тринадцатого в программе „Незнайка на Луне“ я увидела его — в Париже! Он шел вместе с какой-то дешевой секси, поддерживая ее за талию!

Такого просто не могло быть!!!

Я сама видела, как он лежал в киселе кровавых брызг на мраморной лестнице, я сама слушала двумя пальцами его сонную артерию — в ней не билась кровь!

Альбина металась:

Его заказали? Он упал… Он решил исчезнуть, но без меня??? Он не стал… Он перевел все деньги… Он продал. Он переписал завещание, договорился. Он хотел исчезнуть — почему? Его предупреждали — допрыгаешься! Ты ходишь на краю, на грани, за гранью!..»

У Альбины не было в тот день денег даже до Ханты-Мансийска, но — Париж? Искать? Зачееем?..

А 15-го вечером, когда тучи закрыли «сталинку» со всех сторон и майский сумасшедший гром прогремел где-то в линиях электропередач, Альбина, как сомнамбула, вышла на лестницу с мусорным ведром. И, увидев преисполненную покоя и любви к этому миру Достоевскую, пошла за ней следом и со всей энергией обманутой не вдовы, стукнула той по голове, подло подкравшись сзади, тем самым ведром, которое несла к мусоропроводу.

Достоевская упала, как подкошенная береза, Альбина потрогала ее тапочкой. И — просто по закону жанра — ей захотелось насладиться победой, а не уйти в свою темную квартиру, где витали духи, а не люди, и не было ни крошки еды, Альбина забыла в расстройствах чувств дойти до ближайшей палатки, которых в Полежаевске было видимо-невидимо.

После того, как убитый и похороненный супруг, оставив ее нищенкой, объявился в Париже с некой губастенькой секси, Альбине просто нужно было, хоть кого-то убить, чтобы не потерять себя в этом мире волков, где если не ты, то значит — тебя.

Но — убить…

Достоевская большой черной кучей лежала под ногами и шумно дышала, как прекрасная медведица.

— Корова чертова! Лауреатка! Вот я тебе!..

Альбина подняла ногу, но не смогла даже дотронуться до Достоевской. Словно невидимое поле защиты от всех Альбин и прочих охраняло эту поверженную галактику. Вот лежит на заплеванной плитке, хрипло дышит, из черных волос по виску капает кровь, а сделать с ней — ничего нельзя. Невидимая защита, ангелы света за спиной в углах 6-го этажа, и один ангел весь вспотел, держа Альбину за ногу, которую она занесла над лицом бесподобной Татьяны.

Переворот в душе.

Не все можно. Что-то нельзя.

У раскинутых ног Достоевской валялась синяя в серебре почерневших застежек сумка из венецианской лавки «Сан-венчерс», куда Татьяна Львовна как-то зашла, гуляя по палаццо.

— Ах, ты!.. Ах, ты, обормотка! — Альбина наклонилась и подняла сумку. — Тяжесть какая! Небось, колбасы с сыром накупила и идет!.. — посмотрела вниз и: — Шла корова ужинать! — кинула сумку в мусорное ведро и, не оглядываясь, перепрыгивая через ступеньки, помчалась вниз на свой четвертый этаж.

ИЗ НОВОГО РОМАНА Т. ДОСТОЕВСКОЙ:

«Человека делают другие люди. Не жизнь, а люди, с которыми живешь. Они обволакивают тебя, как дожди, овевают, как ветра, рвут на части, как ураганы, залезают в душу, как змеи, некоторые умудряются целовать, проникая своей сущностью настолько далеко, что ты рожаешь.

Люди — параболические антенны, ветряные мельницы, ливни, молнии. Иной раз такие, что ты, сперва невыразимо счастлив, как дурак, а после страдаешь и держишься за землю распластанный болью с гипотетической дырой в голове, из которой в космос уносится частями твоя душа.

Ищите своих людей, быть может, вы их найдете через десятки лет, уходите от людей, с которыми вам плохо, пусть они живут без вас. Конечно, если вы еще можете ходить, и вам что-то еще хочется, и впереди — солнце, а не проветриваемая дыра неизвестности».