Бархатная песня - Джуд Деверо

— Ну как хочешь, — ответил он жестко. Он еще никогда не говорил с Аликс сурово, но она поняла, что таким образом он пытается скрыть, как болит рана. А Рейн говорил, что она несерьезна. Тогда почему она не перестает кровоточить? Да, сейчас не время злиться. Аликс стала напевать, и конь успокоился.

— Надо бы это показать моим братьям, — пробормотал он, — иначе они не поверят.

Когда они подъехали к лагерю, несколько человек, заподозрив неладное, пошли им навстречу.

— Будет лучше, если они не заметят, что я ранен, — сказал ей Рейн. — Их и так трудно держать в узде, и я не хочу лишних хлопот.

Она быстро соскользнула с лошади и встала сбоку, чтобы заслонить собой раненую ногу.

— Мы слышали, что была стычка, — сказал какой-то мужчина с испорченными зубами и жадным блеском в глазах.

— Стычка была в твоем воображении, старина, — зарычала Аликс, всех удивив громкостью своего тона. Все вздрогнули, а конь встал на дыбы.

— Отойдите, — приказала она. — Животное взбесилось. Его надо отстегать кнутом, чтобы утихомирить.

Люди боязливо посматривали на огромного коня, дико вращавшего глазами, — он чуял запах крови Рейна.

— У вас что, нечем заняться? — заворчал он и отстегнул от седла палицу. — Джос, отправляйся ко мне в шатер. У меня есть для тебя работа.

Недовольно бормоча, люди стали расходиться к своим кострам и лежбищам.

Когда конь приблизился к шатру, они остановились, и Аликс, взяв себя в руки, хотела помочь Рейну спуститься.

— Ради Бога, не надо мне помогать, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Они увидят, что ты суетишься. Лучше подержи коню голову и громче и получше пой, чтобы отвлечь от меня внимание.

Аликс повиновалась и действительно привлекла к себе всеобщее внимание. Ей почти полчаса потребовалось, чтобы потом отвязаться от настойчивых просьб спеть еще песню, и еще одну, и еще. Наконец, убедившись, что никто не заметил, как неуклюже Рейн слез с коня, она вошла вслед за ним в шатер.

Он лежал на своей узкой постели. На нем была только рубашка и набедренная повязка. Розамунда наклонилась над рапой, а около стояла миска с окровавленной водой.

— Наконец-то явился, — проворчал Рейн. — Ты что, только голосом можешь работать? Да поможет нам небо, если тебе придется идти на войну. Противник попросит тебя спеть, и, чтобы показать, какой ты есть заправский лицедей, ты все оружие побросаешь. А теперь, Розамунда, отправляйся к тому человеку, которого я ранил. Джослин, покажи ей дорогу. А ты, моя беззаботная птичка, взгляни, не сможешь ли как следует забинтовать мне ногу, а может, от твоих песенок и рана затянется.

Аликс открыла было рот, чтобы ответить, но

Джос, повернувшись спиной к Рейну, положил ей руку па плечо.

— Не забывай, что ему сейчас больно, — прошептал он и скрылся.

Одного лишь взгляда на бледное лицо Рейна было достаточно, чтобы убедиться в правоте Джоса.

— Не глазей на меня! Лучше помоги, — резко сказал Рейн.

Но она вовсе не желала мириться с таким обращением. Его злость и враждебность только во вред ему самому.

— Успокойтесь, Рейн Монтгомери! — властно сказала она. — Я больше не потерплю ваших оскорблений. Лежите тихо, и я займусь раной. Не в вашей власти изменить то, что вы ранены. И если вы будете ворчать на меня, вам станет от этого только хуже.

Он хотел приподняться, но одного взгляда Аликс оказалось достаточно, чтобы удержать его на месте.

— Они же перебьют друг друга, — сказал он безнадежно, имея в виду бродяг в лагере.

— А если и так, то что из этого, — ответила она жестко, подходя к краю постели со стороны раненой ноги. — Из них и пяти человек не найдется, которые имеют право занимать место на земле.

Став на колени около бедра Рейна, она сняла повязку, наложенную Розамундой. Впервые она видела такую рану. Кожа вокруг глубокого отверстия сильно покраснела, кровь еще сочилась, и Аликс стало подташнивать.

— Хочешь расстаться с тем, что съел за обедом? — насмешливо спросил Рейн, увидев, что она побледнела. — У меня были раны и пострашнее, но эта, кажется, глубже всех.

На распростертых перед ней тяжелых, сильных бедрах и ногах виднелось несколько грубых шрамов.

Она испытующе дотронулась до одного из них.

— Это от топора, — пробормотал он тихо и теперь лежал неподвижно: он уже стал слабеть от потери крови.

Аликс как можно бережнее промыла рану, хмуро отметив про себя, какая же она была грязная, словно стрела была испачкана и оставила всю грязь в теле. Покончив с этим, она придвинула табурет поближе к постели и внимательно оглядела его. Глаза у Рейна были закрыты, дыхание неглубокое, но ровное, и она понадеялась, что он спит.

Прошло очень много времени, когда он прошептал, все еще с закрытыми глазами:

— Аликс.

Она сразу же опустилась на колени.

— Под постелью есть футляр. Не достанешь его? Она мгновенно извлекла на свет футляр и просветлела, нащупав лютню.

— Ты можешь на ней играть? — спросил он.

Довольно улыбнувшись, она открыла футляр и вынула инструмент, а пальцы у нее уже возбужденно подрагивали, так ей не терпелось поскорее коснуться струн. Аликс тихо начала наигрывать и петь одну из песен собственного сочинения.

Прошло несколько часов, когда она уверилась, что бледный, затихший Рейн спит, и тогда она отложила лютню в сторону. Стало тихо, слышалось только его трудное дыхание, и Аликс хотелось, чтобы вернулась Розамунда. Рейну стало как будто хуже, и ей необходимо было услышать чье-то заверение. в обратном.

Оглянувшись, она увидела, что нужно принести воды. Ее дублет промок сбоку от крови Рейна, необходимо было его отстирать, иначе утром посыплются вопросы бродяг, откуда взялись пятна.

Молча взяв ведра в руки, она вышла из шатра и направилась к реке, стараясь остаться незамеченной обитателям лагеря. Со вздохом облегчения она заметила, что Бланш азартно играет в кости, а это значит, что женщина не станет отрываться от игры, чтобы навестить Рейна.

Уже почти стемнело, когда она добралась до воды, наполнила ведра и начала отстирывать дублет. К ее огорчению, рубашка тоже была запачкана кровью. Немного поколебавшись, она сняла и ее, а также полотно, которым перетягивала грудь, чтобы впереди было плоско, и стала стирать и мыться, потому что и тело, и волосы были грязными. Почти окоченев, она вытерлась полотном и, скрипя зубами, натянула очень холодные, сырые рубашку и штаны-чулки, перекинула через руку дублет, схватила ведра и почти бегом поспешила назад.

Войдя в шатер, она, затаив дыхание, прислушалась и обрадовалась, что Рейн еще спит. Поставив ведра, Аликс быстро сняла мокрую одежду и надела одну из его рубашек, которая оказалась ей до колен. Она знала, что рискует, но, по правде говоря, почти надеялась: вот он сейчас проснется и обнаружит, что перед ним девушка, а не юноша.