Одетта. Восемь историй о любви - Эрик-Эмманюэль Шмитт

Она решила сразу выложить плохую новость.

— Нас обокрали.

— Что?

— Да. Украли мои кольца.

Она рассказала случай с незнакомкой. Он терпеливо ее выслушал, не задавая вопросов и ничего не ставя под сомнение. Одиль не без удовольствия отметила его реакцию, столь отличную от полицейских. «Он-то, по крайней мере, мне верит».

Когда она закончила, он направился в спальню.

— Хочешь принять душ?

Но он тут же вышел, неся шкатулку с драгоценностями.

— Вот они, твои кольца.

— Как это?

— Да, я просто посмотрел в трех-четырех местах, куда ты обычно кладешь их. Разве ты не проверила?

— Мне казалось… то есть, я была уверена, что… последний раз я положила их в ящик комода в гостиной… около телевизора… как я могла забыть?

— Ну не расстраивайся. С кем не бывает.

Он подошел к ней и поцеловал в щеку.

Одиль удивилась и собственной оплошности, и тому, что Шарль на нее так добродушно отреагировал.

Она поспешила на кухню, чтобы принести ему что-нибудь выпить. Возвращаясь с подносом в руках, заметила, что в коридоре никакого багажа.

— Где твои чемоданы?

— Почему у меня должны быть чемоданы?

— Ну ты же только вернулся из поездки.

— Я здесь больше не живу.

— Что?

— Я уже давно здесь не живу, ты разве не заметила?

Одиль поставила поднос и оперлась о стену, чтобы прийти в себя. Почему он с ней так резок? Да, разумеется, она заметила, что они видятся нечасто, но заявлять, что они не живут вместе… Что это…

Она тихо опустилась на пол и зарыдала. Он приблизился, обнял ее и снова подобрел:

— Ну же, не плачь. Слезами тут не поможешь. Мне не нравится, что ты в таком состоянии.

— Что я сделала? Что я такого сделала? Почему ты меня больше не любишь?

— Прекрати нести невесть что. Ты ничего не сделала. И я тебя очень люблю.

— Правда?

— Правда.

— Так же, как раньше?

Он помедлил с ответом, его глаза заволокло слезами, погладив ее по голове, он сказал:

— Может, даже больше, чем раньше…

Одиль, успокоившись, приникла к нему.

— Я пойду, — сказал он, помогая ей подняться.

— Когда ты вернешься?

— Завтра. Или дня через два. Пожалуйста, не волнуйся.

— Я не волнуюсь.

Шарль закрыл за собой дверь. У Одиль сжалось сердце: куда он пошел? И почему у него было такое грустное лицо?

Вернувшись в гостиную, она взяла шкатулку с кольцами и решила спрятать ее в комоде, стоявшем в спальне. В этот раз она уж точно не забудет.

Четыре тысячи человек во Франции пало жертвой жары.

Лето становилось решительно занимательным. Одиль следила за новостями из своей квартиры, где постоянно был включен кондиционер — когда Шарль его установил? — куря сигарету за сигаретой.

Она уже давно договорилась с консьержкой, чтобы та приносила ей продукты. Время от времени за дополнительную плату она же готовила ей еду — Одиль никогда не была хорошей кухаркой. Может, Шарль из-за этого от нее отдалился? Нет, это просто смешно…

Он впервые подверг ее подобному наказанию: вернувшись в Париж, поселился не дома. Она перебирала в памяти недавние воспоминания, подыскивая оправдания его поведению, но ничего не находила.

Огорчения этим не исчерпывались: старуха вернулась.

Несколько раз.

Каждый раз все то же: она возникала неизвестно откуда и так же исчезала.

Из-за нелепой истории с кольцами Одиль больше не решалась звонить в полицию: ей пришлось бы признаться, что она их нашла. Конечно, она могла вызвать их снова — даже если она и ошиблась, она никого не обманывала: после посещения Шарля она выбросила заявление о краже, адресованное страховой фирме…

Однако она чувствовала, что полицейские ей больше не поверят.

К тому же она наконец поняла, что именно привлекало незнакомку — и в это полицейские тоже ни за что не поверят! Незнакомка не представляла опасности, она не была ни воровкой, ни преступницей. Но она столько раз принималась за старое, что ее уловки перестали быть тайной: старуха появлялась в квартире, чтобы перемещать вещи с места на место.

Именно так. Каким бы странным это ни показалось, то была единственная цель ее визитов.

Кольца, которые Одиль считала украденными, через несколько часов находились в другой комнате; к тому же старуха перепрятывала их во все более невероятных местах — последний раз Одиль нашла их в морозильнике.

«Бриллианты в морозильнике! Как ей это только пришло в голову?!»

Одиль решила, что старуха, хотя и не была преступницей, действовала злонамеренно.

«А может, она просто сумасшедшая! Зачем так рисковать из-за каких-то колец! Однажды я ее застукаю на месте, и ей придется все объяснить».

Раздался звонок.

— Шарль!

Она распахнула дверь: на пороге действительно стоял Шарль.

— Какая радость! Наконец-то!

— Да, прости меня, я не смог вернуться так скоро, как обещал.

— Ничего страшного, ты прощен.

За его плечом возникла молодая женщина.

— Ты узнаешь Ясмин?

Одиль не решилась вызвать его неудовольствие, признавшись, что не помнит стройную элегантную брюнетку, вошедшую в квартиру вслед за ним. Как скверно — иметь плохую память на лица… «Без паники. Я вспомню», — подумала она.

— Разумеется. Входите.

Ясмин приблизилась, поцеловала Одиль в обе щеки, и, хотя Одиль так и не удавалось ее вспомнить, она почувствовала, что ненавидит ее.

Расположившись в гостиной, они заговорили о жаре. Одиль отважно участвовала в разговоре, хотя ее мысли то и дело отвлекались. «Это абсурд, мы светски рассуждаем о погоде в присутствии этой незнакомки, тогда как нам с Шарлем нужно столько всего друг другу сказать». Вдруг она прервала беседу и пристально посмотрела на Шарля.

— Скажи, тебе хочется иметь детей?

— Что?

— Ну да. В последнее время я думала, отчего у нас не ладится, и мне пришло в голову, что ты наверняка хочешь иметь детей. Обычно это желание приходит скорее к женщинам, чем к мужчинам… Так ты хочешь иметь детей?

— У меня есть дети.

Одиль подумала, что ослышалась.

— Что?

— У меня есть дети. Двое. Жером и Юго.

— Прошу прощения?