Томится душенька на зоне - Владимир Колычев

— Вы слуга дьявола. Сколько заплатили вам Потаповы?

— Завтра вам будет предъявлено новое обвинение, и завтра же вы отправитесь в следственный изолятор, — злорадствуя, сказал Рыбин. — Засиделись вы здесь, Евгения Павловна. Пора проветрить вам мозги, а то какая-то чертовщина у вас в голове… Не смею вас задерживать!

Ее сопроводили в камеру, но недолго она пребывала в одиночестве. Бодро щелкнул замок, но дверь открывалась медленно, как будто неуверенно. В камеру с повинной головой зашел лейтенант Середа. Он был в штатском и в солнцезащитных очках, чтобы скрыть марлевую накладку на левом глазу.

Евгения разволновалась, но вовсе не от страха. Она не боялась этого человека, но, как ни крути, от него зависела ее дальнейшая судьба.

— Мне с тобой поговорить надо, — усмиренно сказал он.

— Говори… Что с глазом?

— Да ничего, ушиб, но видеть буду.

— Сам во всем виноват.

— Ну, если по совести, то да.

— А если без совести?

— Ты это, извини меня, был не прав, все такое…

— Тебе от этого станет легче?

— Да, я же знаю, что сам виноват… Я уже объяснительную написал, что ты во сне на меня набросилась. Кошмар тебе какой-то приснился, вот ты и сорвалась…

— Кошмар… Кошмар в том, что на меня новое дело завели…

— Забудь: не будет ничего.

— Ты это серьезно?

— А ты думала, у меня совести нет?.. Есть у меня совесть… В общем, считай, что ничего не было…

— Спасибо тебе… Спасибо вам, — из благодарности к нему поправилась она.

— Ну, пойду я, — смущенно улыбнулся лейтенант и повернулся к двери.

— Да… Постойте!

Если он раскаивался в своем поведении, значит, он должен был признаться в том, что оговорил Никиту.

Евгения уже пыталась получить у Никиты объяснения, но на следующий день после ночного инцидента его перевели в следственный изолятор. И ее должны были этапировать в тюрьму вместе с ним, но на время предварительного расследования она была оставлена здесь.

— А это правда, что Никита спорил на меня?

— Никита? Спорил? — как будто удивился Середа.

Евгения уже было решила, что сейчас он покаянно улыбнется и скажет, что все это вранье.

— Да, спорил… Сказал, что в два счета с тобой… А чтобы отблагодарить, разрешил подсматривать… Не веришь? Не надо. Что было, то и сказал…

Лейтенант ушел, а Евгения обессиленно опустилась на топчан. Последние сомнения отпали — Никита действительно сволочь…

«Именем Российской Федерации… Районный суд… Приговорил: Володарцеву Евгению Павловну признать виновной в совершении преступления, предусмотренного статьей 120 УК РФ…»

Судья зачитывал текст приговора сухим, казенно-беспристрастным голосом. Казалось, он и сам не верил в то, что ему приходилось сейчас озвучивать. Да и как можно было поверить в то, что скромная девушка в длинном платье до пят и с платком на голове способна была совратить трех здоровенных лбов, нагло ухмыляющихся и бесцеремонно жующих жвачку в зале суда. И вообще, было удивительно, как это шитое белыми нитками дело не развалилось на стадии расследования, как могли начать судебный процесс…

Но дело дошло до суда. И судья уже принял решение. Евгения слушала его, но смотрела на своего заклятого врага, который, казалось, ничуть не сомневался в том, что ей светит зона. Адам стремился к тому, чтобы уничтожить ее, похоронить за колючей проволокой, но его усилия окажутся напрасными.

Евгения ничуть не удивилась, когда судья определил меру наказания.

«…и назначить ей наказание в виде лишения свободы сроком на три года…»

Даже сам Рыбин соглашался с тем, что наказание будет условным. И адвокат был на все сто процентов уверен в том, что судья постановит считать наказание условным с испытательным сроком. Два месяца держали ее в женском блоке Бутырской тюрьмы. Судья должен понимать, что это и без того чрезмерное наказание за то, чего она не совершала. Он прекрасно понимает, что Евгения стала жертвой обстоятельств… Все знают, что приговор будет условным…

«…сроком на три года с отбыванием наказания в колонии общего режима…»

Евгения почувствовала, как тряхнуло ее изнутри. Перед глазами все поплыло, тело вдруг онемело. При вынесении условного наказания не указывается, в какой колонии придется отбывать срок… Но, может, это какая-то ошибка. Судья обязательно добавит, что приговор считать условным…

«…Приговор может быть обжалован в кассационном порядке в срок…»

У Евгении закружилась голова, к горлу подступила тошнота. Но все же она успела увидеть злорадную ухмылку на лице Адама. Он точно знал, что пощады не будет… Три года… Три года в колонии общего режима… За преступление, которого она не совершала…

В себя она пришла, когда судья закончил зачитывать приговор. Рыбин ликовал, адвокат, пряча глаза, торопливо смахивал в портфель бумаги со стола.

— Я ни в чем не виновата! — в отчаянии взревела Евгения.

Но только родители смотрели на нее в паническом непонимании. И еще Катя схватилась за голову, сокрушаясь вместе с ними. А ее подружки по училищу отводили глаза в сторону. Если раньше они сомневались в том, что Евгения виновна в совращении несовершеннолетнего ублюдка, то сейчас, похоже, они были убеждены в ее порочности… Какой ужас!..

Из зала суда Евгению вывели под конвоем, поместили в тесную камеру, откуда ее должен был забрать автозак. Она возвращается в тюрьму, впереди ее ждет ад…

— А мне уже больше восемнадцати лет, — похабно ей подмигнув, сказал веселый солдатик внутренних войск. — За меня тебе ничего не будет… Может, крутнем кино? И мне хорошо, и тебе не скучать…

— Васек, а чего ты про себя? — возмущенно спросил его напарник, рослый детина с большим родимым пятном на подбородке. — Я тоже хочу.

— Занимай очередь, после меня. И у двери встань…

Камера находилась в сумрачном коридоре у рабочего выхода. Проходящие мимо люди могли видеть, что происходит за дверью, сваренной из железных прутьев. Солдатику свидетели были не нужны, поэтому он и попросил своего сотоварища заслонить дверь своим могучим телом. А сам зашел в камеру с уверенностью, что ему не откажут. А как он мог сомневаться в том, что Евгения шлюха, после того как ее признали виновной в разврате…

— Если понравится, дам пачку сигарет…

Она сидела на скамейке, а он встал перед ней, расстегнул ширинку.

Кое в чем Рыбин сдержал свое слово. Два месяца тюремного заключения она провела в спокойной камере с порядочными арестантками. Ее не били, не унижали, но все равно, чтобы чувствовать себя комфортно, нужно было обладать определенной выдержкой и силой воли. Тюрьма не любит нытиков и хлюпиков; в тюрьме человек должен уметь постоять за себя, и для этого вовсе не обязательно быть суперменшей, достаточно владеть собой и обстановкой. Загрубела Евгения в тюрьме, зачерствела, она могла быть жесткой, а порою становилась просто жестокой. И лицо она умела держать, спасибо театральному опыту, и хитрить-лукавить тоже научилась.