Право на счастье - Елена Звездная

— Не… — начала Кати, и осеклась, ощутив как осторожно, едва касаясь, он притронулся к ней совсем иной частью тела, нежели рука.

— Нужно бесшумно, едва заметно подобраться к крепости, — и все это он проделывал одновременно с произнесением, — сорвать покровы, — ее белье с едва слышным треском рвалось под его пальцами, — и очень осторожно, — левая рука вновь легла на ее талию, чуть опуская девушку вдоль сильного, натянутого как струна тела, — совершить невероятное…

И пальцы уступили место тому, что так жаждало овладеть ее телом, но приникнув к ее телу, Ян остался на входе, не стремясь ворваться единым сильным порывом.

— Вы… — прошептала Кати, пытаясь вернуть способность говорить и в то же время задыхаясь от нахлынувших чувств, вы…

Он улыбнулся, едва заметно, и продолжил:

— Нужно совершить невероятное, Катарина… — осторожно входя в ее тело, прошептал Ян, — нужно сдаться этой самой крепости… — и он фактически усадил ее на себя, заполняя до основания.

Кати едва дышала… и от осознания происходящего, и от ощущений, и от возмущения, и самое невероятное — от того, что слившись с ее телом, Хассиян более не предпринимал никаких действий. Был он, наполненный желанием в ней, были его руки, лежащие на ее бедрах, и был его чуть затуманенный страстью взгляд, а еще улыбка — невероятная, чуть радостная, и такая лукавая… но действий никаких не было. Он даже не шевелился.

И некоторое время в темной камере слышался лишь треск свечи, да те самые бушующие волны, грохочущие где-то там, вдалеке. Кати тяжело дышала, напряженно глядя на того, кто ждал ее реакции.

— Нравится? — его голос, казалось, проникал в ее сердце.

— Я… — она сбилась, не зная, что сказать.

— Сверху, — прошептал Хассиян, и приподняв, вновь опустил ее на себя.

Это было так ярко, так остро-упоительно, так чувственно и вместе с тем невероятно.

— Попробуй сама, — мягко посоветовал Ян, одну руку оставив на ее бедре, а вот второй, проник под юбки вновь осторожно касаясь ее наиболее чувствительного места.

Катарина изогнулась, застонала, сначала почти мучительно, сквозь сжатые зубы, но вскоре это уже были исполненные наслаждения стоны, которые она не могла, и не желала сдерживать…

— Вверх, — Ян осторожно направил ее, — вот так. Тебе нравится?

Ответа он не ждал, да ответ и не требовался — Хассияну отвечало ее тело, ее приоткрытые губы, ее сбивающееся дыхание, ее прикрытые от наслаждения глаза…

Но глядя на свою прелестную наездницу, он вдруг с удивлением осознал невероятное — ее удовольствие, ее наслаждение, ее чувства, почему-то оказались значительно важнее, чем его собственные. Сейчас необходимость сдерживаться причиняла фактически боль, но один ее стон, и Хассиян был готов и дальше подавлять растущее возбуждение, уже настойчиво требующее разрядки…

— Ян, — ее полушепот, полустон и он начинает ласкать ее чуть быстрее, ощущая, как сжимаются мышцы находящейся на грани девушки. — Ян… Ян…

— Ты так божественно произносишь мое имя, — прошептал Хассиян.

Улыбка тронула нежные губы, а следующее мгновение Катарина изогнулась, ее тело напряглось и восторженный, исполненный наслаждения крик «Ян» огласил все подземелье и только тогда он дал себе волю, стремительно и резко раз за разом врываясь в ее тело, чтобы последовать за ней в ту грань мироздания, что позволяет влюбленным и любящим воспарить над миром…

Обессиленная Катарина лежала на собственном повелителе, прислушиваясь к биению его сердца. Истома, сладкая и теплая охватывала все ее тело, и уже не хотелось думать ни о чем совершенно ну разве что о крепости.

— Ян?

— Мм?

— Это… то, что ты делал, это…

— Тебе понравилось?

— Да.

— К чему тогда моральные терзания? — он чуть приподнял голову, осторожно поцеловал склоненную на его грудь головку и добавил. — Думаю, нам стоит покинуть это мрачное подземелье.

Не дождавшись ее ответа, Ян поднялся и протянул руку, помогая встать и Катарине. Все так же держа за руку, император провел ее по лестницам и переходам, и следующая лестница показалась Катарине смутно знакомой.

— Мы действительно в Дартане? — спросила Катарина.

— Да, дорогая, — Ян толкнул окованную железом дверь, пропуская Кати в гостиную с ярко-пылающим камином, — мы в твоем замке.

— Он не мой…

— Твой, — невозмутимо отозвался император, — твой по праву и перейдет к твоим детям, по праву наследования.

— У нас будут дети? — резко остановившись, переспросила Катарина.

— Будут, — уверенно ответил Ян, — пожалуй… трое, или четверо… Возможно… и я более чем уверен, что один из наших сыновей будет править в Ратассе.

Кати так и замерла. Несмотря на произошедшее только что, даже подумать о детях, ей было страшно…

— Что не так? — от Хассияна не укрылось ни ее возмущение, ни напряжение.

— Дети… — она нервно сглотнула. — Я… могу забеременеть?

Он рассмеялся, и обняв ее за плечи, склонился к аккуратному ушку, чтобы прошептать:

— Я даже рассчитываю на это.

Катарина вздрогнула, стремительно вырвалась, возмущенно взирая на него.

— Об этом не было упомянуто в договоре, — с раздражением, произнесла девушка.

Пожав плечами, Ян прошел и сел в кресло у камина. Ее слова, как и ее реакция неожиданно оказались крайне неприятными. Но он сдержался.

Задумчиво глядя на огонь, произнес:

— Если желаешь вернуться домой, выход вон за той дверью.

Катарина подошла к указанной двери, но, уже прикоснувшись к ручке, остановилась. Повернулась, глядя на гордого императора, который продолжал смотреть на огонь, словно не замечая ее ухода… Только руки, такие нежные и сильные одновременно, были сжаты в кулак, чуть вздрагивающий от напряжения.

И бывшая баронесса ассер Вилленская тяжело вздохнула, сняла плащ и вернулась к нему. Остановилась рядом, как и Ян несколько минут смотрела на огонь.

— Мне страшно даже подумать о детях, — Кати и сама не могла понять, почему оправдывается. — После всего, что пришлось испытать мне, страшно представить, что может произойти с беззащитным ребенком, в этом жестоком мире. Дело не в вас, Ян…

Он улыбнулся, едва заметно, лишь уголками губ, потянувшись, обхватил за талию, без труда усадил на колени и, прижав к себе, все так же продолжал смотреть на огонь.

— Тревожно-мучительное счастье, — вдруг произнес Хассиян.

— Как это? — удивилась девушка, и сев удобнее, положила голову на широкое плечо.

— Как сейчас, — он поцеловал ее волосы, — тревожно-мучительное счастье…

Его пальцы скользнули по ее рукам, развернув ее ладошку, он нежно погладил, вызывая невольную улыбку Катарины, лишь после этого он тихо спросил: