Княжна-цыганка - Анастасия Туманова

– А-а-а, хасиям, мулэ явнэ!!![26]– заверещала задремавшая было Райка. За ней завизжали с перепугу и другие девчонки, но их заставил замолчать взвившийся кнут Ильи.

– Сдурели?! Пигалицы! Мертвых они испугались! Чего людей полошите попусту?! Живых бояться надо! Никакие это не мулэ…

– Живые мы, цыгане, живые, не пугайтесь, – мрачно произнес один из подошедших, сухой, загорелый и жилистый дед в казацкой фуражке без кокарды. Опершись на лопату, он осмотрел прищуренными глазами толпу цыган. – Это ваши, что ль, кони по всему степу рассыпались?

– Знамо дело, наши, – осторожно подтвердил Илья. – А вы откуда будете, уважаемые?

– Да вон… с хутору. С Безместного, стало быть… – Старик хмуро осмотрел седое, затянутое рассветным туманом поле. Спутники деда подошли ближе, и цыгане увидели, что это – женщины. Несколько молодых казачек, две старухи, скрюченные и опирающиеся на вилы, и стайка дрожащих от озноба и испуга девчонок.

– Вот что, цыгане… – покряхтев, сказал дед. – Сами, мабуть, видите, что за несчастья тут вчера приключилась. У нас весь хутор от пальбы трясся, нос на баз высунуть боялись. А опосля бою вылезли в степь, а тут… Ступить некуда от мертвых! Сами гляньте! А нам тут жить ишо! И по полю этому ходить, скотину сюда, какая ни осталась, гонять, а как же теперь?.. То есть, хочешь не хочешь, хоронить надо. Мы с вами чем ни есть поделимся, а вы нам пособите. Сами видите – бабы да девки, много ль они нахоронют?.. Казаки-то все на войне.

– Вона, вздумал чего, старый! Еще будем мы ваших покойников таскать! – возмущенно заголосила одна из цыганок, но Илья, не повернувшись, махнул на нее рукой, и крикунья захлебнулась на полуслове.

– Ладно, дед, пособим. Только и вы уж нам помогите лошадей-то согнать. Мы тут у вас ни разу не стояли, места не знаем. Куда эти проклятые поразбежались?

– Мы знаем, дядя цыган, мы покажем! – тут же вскинулись юные казачки, которым, видно, тоже не улыбалось стаскивать в ямы мертвых, и пустились босиком через перепаханное снарядами поле. За ними вдогонку помчались цыганские дети. На оставшихся Илья посмотрел тяжелым взглядом и первым, сдвинув брови, шагнул в туманную степь. За ним нехотя тронулись и другие цыгане.

Провозились целый день. Старый казак был прав: жители крошечного, в пять дворов, хутора Безместного сами нипочем не осилили бы эти похороны. Полдня цыгане копали песок и суглинок, расширяя заброшенный карьер в стороне от дороги. Казачки и цыганки тем временем, плача и ругая всех сразу: царя, коммунистов, белогвардейцев, бога, черта и жаркую погоду, – бродили по степи, стаскивая на наспех связанные из досок носилки покойников и сгружая их на телеги. Цыганские лошади испуганно косились на мертвых, но покорно подвозили телеги к карьеру, куда и сбрасывали всех вповалку.

– Свят господи милосердный… Как скотину, людев-то кидаем… – сокрушался старый казак, осматривая каждый труп и засовывая в обширные карманы галифе обнаруженные документы, письма, затертые образки. – Я уж опосля авось удосужусь по семьям-то ихним отписать… Гли-ка, цыган, вон с орденом кого-то тащат! Поди, целый полковник!

– По мне, хоть енарал! Осточертело! – остервенело пыхтел Илья, вместе с внуком хватая за ноги не то полковника, не то генерала и волоча его к яме. – Буду я еще их тут по чинам раскладывать… И что вы себе за счастье выдумали, дед, а?!

– Не мы… Начальство… Наше дело казацкое… Велят – воюем… – уныло бубнил дед, снимая с френча покойника орден. – За веру, царя и отечество испокон веку в атаку ходили…

– Да?!. И где он, царь ваш? И отечество?! – сверкнул злыми глазами Илья, вытирая пот со лба. – Уж не осталось ничего, а вы все воюете! Тьфу! Сами не живут и другим житья не дадут… Сенька, где ты там встал, проклятый?! Берись! Перетухнут у нас эдак все ихние енаралы! Вон как солнце-то пекет! Последний у тебя там? Давай сюда и разворачивай, бабы ждут!

– Обожди, дед, – вдруг проговорил Сенька, наклоняясь к последнему покойнику, криво лежащему поперек телеги. – Вот этот, кажись, дышит.

– Чего?! Приблазнилось тебе, от жары чудится! Куда уж тут дышать-то…

Но Сенька уже орал во все горло, призывая цыганок:

– Эй! Чаялэ, кто там есть! Воды принесите! Живо!

Примчалась Дина с ведром и бухнула его у ног мужа. По ее измученному, осунувшемуся лицу бежали струйки пота, волосы прилипли к вискам.

– Зачем вода? Что случилось? – встревоженно спросила она.

Сенька не ответил, пристально смотря на раненого. Дина, проследив за взглядом мужа, шагнула к телеге… и тут же отпрянула.

– Сенька… Это же… это, кажется, комиссар!

– Тьфу, какая тебе, дура, разница?! – выругался Илья.

Сенька ничего не сказал. Наклонившись к раненому, он осторожно расстегнул его простреленную, хромовую, нестерпимо сияющую под полуденным солнцем куртку, осмотрел бурую от крови рубаху, взглянул в лицо. Вполголоса, негромко спросил:

– Товарищ Рябченко… Григорий Николаевич… Вы слышите меня?

Раненый не пошевелился. Его бледное до синевы, острое, осунувшееся лицо было запрокинуто, из обметанных жаром губ вырывалось чуть заметное дыхание. Левая рука судорожно сжимала рукоятку нагана. Сенька, нагнувшись, попытался освободить револьвер – не вышло.

– Знаешь его? – подойдя, коротко спросил Илья.

Семен молча кивнул. Не глядя на Дину, произнес:

– Его в тень надо.

– Сейчас, – так же глухо, не поднимая глаз, ото-звалась та. – Заверни коня, подвезем к телегам.

– Напрасно вы это, цыгане… – глубокомысленно заметил старый казак. – Не жилец комиссар-то. Вон сколько кровищи из него за ночь да полдня вытекло. На той, что осталась, долго не протянет. А тебе, парень, он, стало быть, знаком?

Сенька, помедлив, коротко кивнул, отвернулся и принялся заворачивать лошадь. Жестом он велел Дине сесть на телегу рядом с раненым.

– Голову ему держи.

Дина молча полезла на телегу, но Мери, взглянув в лицо подруги, всерьез испугалась, что та упадет в обморок. Однако все обошлось: Дина доехала вместе с комиссаром до таборных телег, раненого аккуратно перенесли на перину под наспех растянутый шатер, а там беднягой занялись пожилые цыганки. Дина же умчалась за палатку, к Мери, и только там, кинувшись в объятия подруги, разрыдалась:

– Господи, зачем? Зачем?.. Зачем Сеньке это понадобилось, можешь ты мне сказать?! Комиссар! Коммунист! Господи, да что ж он не сдох с остальными, и зачем Сеньке на глаза попался! Да я ведь теперь прикоснуться к этой перине не смогу! Чтоб ему до заката не дожить, тьфу!

– Дина, Дина, господь с тобой, что ты говоришь… – шепотом, испуганно повторяла Мери. – Милая, опомнись, это просто раненый человек…

– Да как же ты можешь?! Как ты можешь, бессовестная?! – взвилась Дина так, что Мери зажала ей рот. Дина яростно отшвырнула руку подруги. – Мери! Я… глазам своим не верю! Ты же… ты же княжна Дадешкелиани! Ты можешь сколько угодно играть в цыганку, но ты все равно… Они же… Они убили твою мать! Моего отца! Зурико!!! Все из-за них, весь этот ужас, вся эта кровь – только из-за них, боже, ты потеряла разум!