Ги де Мопассан - Анри Труайя

И вот наконец 21 февраля 1880 года «Голуа» публикует письмо Флобера своему ученику: «К чему мы принуждены теперь? Что нужно написать? Как публиковать? В какой Беотии[38] мы живем? Поэзия, точно солнце, озаряет золотом навоз. Тем хуже для тех, кто этого не видит». Флобер остался не удовлетворенным этим верительным посланием, посчитав его написанным «в стиле извозчичьей лошадки». Но резонанс незамедлительно дал о себе знать: неделю спустя судебные преследования были прекращены, о чем следователь и подписал распоряжение. Потрясенный, Ги переполнен благодарностью к Флоберу, считая, что одному лишь ему обязан победой над «стражами закона»: «Спасибо еще раз, мой дражайший покровитель, за ваше красноречивое письмо, которое спасло меня, и за ваше спешное вмешательство… Это – жалкие и трусливые люди. Их отступление в моем деле – прекрасная вещь. Словом, с этим кончено» (начало марта 1860 г.).

Ему бы радоваться всей душой, да вот беда: приходится заботиться о здоровье. Ги признается Флоберу, что страдает параличом аккомодации правого глаза. По словам лечащего врача, речь идет о том же заболевании, которым хворала и его мать, то есть легком раздражении верхнего отдела спинного мозга. «Следовательно, нарушение сердечной деятельности, выпадение волос и поражение глаз имеют одну причину… Во всяком случае, это ужасно тошнотворно». Факт остается фактом – у атлета со стальными мускулами нервы никуда. У него выпадают волосы, он вспыльчив, случаются даже галлюцинации. Несмотря на столь серьезные проблемы со здоровьем, он с жаром готовится к новым баталиям. Шумиха вокруг с треском провалившегося судебного процесса в полной мере послужила его реноме. У Шарпантье готовился к публикации томик его стихов; у того же издателя вот-вот должен был выйти коллективный сборник новелл «Меданские вечера», включавший одно из творений Мопассана – «Пышку». Идея этого коллективного труда родилась за одним из обедов в обществе Золя. Собравшись у прославленного автора «Западни» и «Нана», молодая группа из пяти человек – Мопассан, Гюисманс, Сеар, Алексис и Энник – вспоминала франко-прусскую войну. У каждого из них были воспоминания об этой плачевной эпохе, которые хотелось бы поведать читающей публике. Неожиданно Энник предложил составить сборник из шести новелл на данную тему. Собравшиеся ответили аплодисментами. Теперь нужно было подыскать ему название. Гюисманс имел нахальство предложить для сборника такой титул, от которого всех бросило в дрожь: «Комическое нашествие». Право, не слишком ли провокационно? Сеар предложил «Меданские вечера» – в честь гостеприимного домика Золя, где так любят собираться его молодые поклонники. Это кроткое название было одобрено единогласно. В общем радостном порыве было решено вверить книгу патронажу доброго хозяина домика в Медане. Его имя, стяжавшее такую громкую славу, будет открывать сборник и послужит поручительством пятерым дебютантам, выстроившимся вслед за ним гуськом. Так и ворвутся наскоком в мир литературы. Золя собирался включить в сборник новеллу «Осада мельницы», которую ранее опубликовал сначала в России, затем во Франции, Гюисманс – рассказ «С мешком за плечами», который незадолго до того увидел свет в Брюсселе, а Сеар – жгучий эпизод из эпохи осады Парижа (чего стоит одно только название – «Кровопускание»!), написанный им для русского журнала, корреспондентом которого он являлся. Дело оставалось за тремя другими авторами – Мопассаном, Энником и Алексисом. Перья в руки – и за дело! Ги особенно рассчитывал на то преимущество, которое даст сборнику имя Эмиля Золя – оно поможет книге разойтись, да еще и принесет каждому соучастнику «на табачок» франков сто или двести… В оправдание сего предприятия, к которому Флобер отнесся с недоверием, Мопассан пишет Старцу:

«У нас не было при составлении этой книги никакой антипатриотической идеи, никакого предвзятого намерения; мы хотели только попытаться дать в наших рассказах правдивую картину войны, очистить их от шовинизма в духе Деруледа, а также от фальшивого энтузиазма, почитавшегося до сего времени необходимым во всяком повествовании, где имеются красные штаны и ружье. Генералы, вместо того чтобы быть кладезями премудрости, в которых ключом кипят благороднейшие чувства, великодушнейшие порывы, оказываются просто-напросто посредственными существами, подобными всем другим посредственным существам, с тою только разницею, что они носят кепи с галунами и приказывают убивать людей не в силу дурных намерений, а единственно по глупости. Эта добросовестность, проявленная нами при оценке военных событий, придает всему сборнику своеобразную физиономию, в тысячу раз сильнее ожесточает буржуа, чем лобовые атаки. Это не будет антипатриотично, а будет попросту правдиво, и то, что я говорю о руанцах, гораздо слабее подлинной правды» (письмо от 5 января 1880 г.).

Мопассану не терпелось представить на суд мэтру свою дерзновенную новеллу, названную «Пышка». Как только из типографии пришли первые гранки, он тут же отправил их в Круассе. Флобер с жадностью набросился на них и воспылал восторгом. Да, были у Флобера основания делать ставку на будущее Ги! Бравый молодец так прекрасно усвоил полученные от него уроки, что вот-вот разом сравняется с самыми маститыми! По-прежнему пребывая в волнении от этого открытия, Флобер пишет своей племяннице Каролине: «Повесть моего ученика „Пышка“, гранки которой я прочел нынче утром, – воистину шедевр (выделено везде в тексте. – Прим. пер.). Держу слово, шедевр композиции, комизма и наблюдения» (письмо от 1 февраля 1880 г.). В тот же день он сообщает свое мнение автору: «Спешу известить вас, что почитаю „Пышку“ шедевром. Да, молодой человек! Ни больше ни меньше, видно руку мастера! Очень оригинально по замыслу, отлично понято и выдержано в превосходном стиле. Заметны пейзаж и персонажи, сильна психология. Сказать короче, я восхищен, а раза два или три посмеялся в голос. Я перечислил вам на крохотном клочке бумаги мои ремарки в духе классного надзирателя. Примите во внимание, я полагаю их стоящими. Эта маленькая повесть останется в литературе, не сомневайтесь в этом. Ах, что за рожи у ваших буржуа! Как на подбор…Так бы лобызал тебя четверть часа подряд! Нет, право, я доволен! Получил удовольствие и восхищаюсь… Еще раз браво! Nom de Dieu!»

Никогда еще Флобер не выказывал такого восторга перед творением своего ученика, Ги был счастлив тем сильнее, что несколькими днями ранее его осыпали похвалами товарищи. Собравшись у него на рю Клозель, где каждый читал свою новеллу, они выслушали «Пышку» в благоговейной тишине, а затем все встали в едином порыве и провозгласили Мастером! Однако сам он относится без снисхождения к остальным пяти участникам «Меданских вечеров». «Золя: хорошо, но этот сюжет мог быть трактован точно в такой же манере и ничуть не хуже мадам Санд или Доде, – напишет он Флоберу. – Гюисманс: так себе. Ни сюжета, ни композиции, мало стиля. Сеар: тяжело, очень тяжело, мало похоже на правду, подергивания стиля, но много любопытного и тонкого; Энник: хорошо, рука хорошего писателя, местами некоторая беспорядочность. Алексис: похож на Барбе д’Оревильи, но, подобно Сарсе, желает походить на Вольтера» (конец апреля 1880 г.).