Двойная взлётная - Ольга Дашкова

— Те мужики московские, они обидели тебя?

— А ты что, благородный принц? Решил спасти несчастную девицу от двух драконов?

— Ты всегда такая?

— Какая?

— Наглая.

— Нет, по четвергам.

— Я Всеволод.

— Сева, где выход?

— Пойдем.

Он берет меня за руку, я без какой-то задней мысли иду за ним по темным длинным коридорам. Ну что мне может сделать пацан? В сравнении с двумя драконами он комнатная болонка.

Мы какими-то путями выходим в холл, справа ресепшен, слева лифт, а у него стоят мои пилоты. Курапов смотрит на меня, потом на руку сына мэра, в которой он сжимает мою ладонь.

Сейчас у первого пилота есть уникальная возможность все-таки назвать меня шлюхой. Но он молчит, в глазах грусть. Да господи, как же вы меня все достали.

Я все еще помню его слова о любви ко мне. И то, как он ждал хоть какого-то ответа, но я молчала.

— Кристин, ты себе поклонника нашла? Или он тебя нашел? Не слишком молод? — Олег в хорошем настроении, прячет телефон в карман, смотрит с интересом.

— Спасибо, Всеволод, — освобождаю ладонь, хочу просто уйти. — Было приятно познакомиться, дальше я сама.

Курапов молчит, заходит в приехавший лифт, уже не смотрит, а мне до того мерзко, хотя, по сути, я ему ничего не должна и ничего не обещала. Он сам выдумал себе любовь, если бы не этот полет, может быть, я о ней никогда бы и не узнала.

Мне ведь реально не нужна ничья любовь. В любви мужчины слишком много просьб и претензий. Устала от них.

Иду к лестнице, слышу только стук своих каблуков по ступенькам. Вскрикиваю от неожиданности, когда меня снова разворачивают, но теперь уже прижимают к стене.

— Снова ты?

— Кто?

Прохладные пальцы на шее, щетина царапает щеку, а губы скользят по виску.

Шульгин. Он что, бежал за мной?

Прижимает к себе, а я упираюсь руками в грудь.

— Скажи, кого ждала птичка?

— Отпусти.

— Я с трудом отпустил тебя утром.

Целует шею, именно там, где бьется сонная артерия. Стискивает руками талию. Вот его губы уже на моих, прохладные, со вкусом крепкого виски, а мне жарко.

Он просто целует на лестнице, царапая щетиной, а я, вцепившись в лацканы его пиджака, пытаюсь отстраниться, но выходит плохо. Сопротивляюсь с ним, но больше с собой.

— Остановись.

— Почему?

— Потому что я не хочу, — голос эхом по лестничному пролету.

— Я сделаю так, что захочешь.

— Нет.

— Нет? Кто-то обидел?

— Еще один рыцарь хочет спасти непутевую принцессу?

— Насилие?

Изучает, склоним голову. Вот психологи мне не нужны точно.

— А что вы делали в самолете? Это было обоюдное согласие? По-твоему, я так сильно хотела, что сама залезла на ваши члены? Отпусти меня.

Поздно играть в недотрогу и строить из себя обиженную девочку, надо было сразу, но что сделано, но сделано.

Хочу задеть больнее, не зная даже, дойдет до него или нет. Не понимаю, почему я отыгрываюсь только на нем? К Громову нет такого.

Может, потому что именно Шульгин все начал тогда. Артем стал прессовать и давить, и в клубе именно он инициатор моего грехопадения, точнее, моего молчаливого согласия на секс. Стоило только подтолкнуть, а он взял за руку и повел.

Артём все еще удерживает меня, заглядывает в глаза, губы плотно сжаты.

— Извини.

Извини? Нужно ли мне его «извини»? Нет.

— Забей. Я знаю, тебе все равно.

Медленно просыпаюсь, открываю глаза, в номере полумрак, задернуты все шторы. Переворачиваюсь на живот, смотрю на разбросанную на полу одежду.

Мой пиджак, белье, мужская рубашка и брюки, долго разглядываю этот бардак, но потом накрываюсь одеялом с головой. Перед глазами события минувшего вечера, после моего «забей» Шульгин медленно целует. Я его не остановила, а он и не думал этого делать, целовал, лишая воздуха и разума.

Он больше не сказал ни слова, прохладные пальцы чуть касались кожи. Я молчала, но и не сопротивлялась больше. Самой себе со стороны кажусь тупой истеричкой, то не трогай, то вот она я, делай что хочешь. Совсем запуталась в желаниях и запретах.

Тело реагировало, это совсем другой Шульгин, или мне казалось. Но вот именно тогда в нем был не агрессор, прессующий и берущий то, что хочет, а мужчина, рождающий в моем теле желание.

Я снова ищу оправдание себе и своим поступкам. Логическое обоснование всем действиям. В клубе велась, шла за ним, сама отдавалась. Вчера просила остановиться, но он не сделал этого, снова взял, но уже ломая мое сознание и заставляя тело иначе реагировать на любое прикосновение.

Под одеялом стало нечем дышать, откинула его, села, снова прислушиваясь к своим ощущениям, за дверью ванной шумела вода. Медленно подошла, открыв ее, остановилась. За запотевшим стеклом душевой кабины был мужчина.

Приложила пальцы к зацелованным губам, посмотрела на себя в зеркало. Голая, растрепанная, в глазах лихорадочный блеск.

— Долго будешь там стоять?

Вздрогнула, дверь душевой открылась. Артём просто стоит, а я разглядываю узоры татуировок, которые тянутся до самого плеча, уходя на грудь.

Если у Громова там все понятно, Зевс и молнии, не прикрытое ничем показное превосходство, то у Артёма тонкая вязь сплетенных в один ковер рисунков, символов, цифр. Придется долго рассматривать каждый.

В нем нет горы мускулов, стройный, поджарый, но тело натренированное и мышцы отчетливо видны, как у спортсменов после сушки. Спускаюсь взглядом ниже, на плоском животе дорожка темных волос, полуэрегированный член с открытой головкой.

Он брал меня ночью, так медленно и глубоко, что хотелось плакать. А перед этим терзал грудь, засасывая твердые соски.

Это был секс, самый настоящий, чистый, возбуждающий до предела, до моих криков и судорог оргазма. Было все до такой степени иначе, что я терялась в ощущениях, а ведь дала себе четкую установку не подпускать этих самцов близко.

Мотыльки сломали крылья после первого прикосновения его прохладного языка к возбужденной плоти между ног. Они так и лежат грудой маленьких трупиков на дне вместе с остатками разума.

Шагнула в душевую кабину, Шульгин так близко, его член трется о мой живот, вода стекает по нашим телам, пальцы ласкают шею, а он снова лижет языком по щеке до самого виска.

Визитная карточка сексуального маньяка, он пробует на вкус свою жертву, ловит рецепторами ее вкус, привыкая к нему, ловит первый кайф от прикосновения. Я на самом деле жертва, безвольная и слабая.