Киплинг - Александр Ливергант

Все эти знаменитости в 1890 году, во-первых, единодушно рекомендовали Киплинга для вступления в «Сэвил», а во-вторых, в том же году инициировали статью о нем в «Таймс»; статья, да еще передовица, появилась 25 марта и, по существу, легализовала Киплинга в роли восходящей звезды английской литературы. Анонимный автор (Хенли? Безант? Госс?) дает индийским стихам и рассказам Киплинга самую высокую оценку, называет его литературным первооткрывателем Индии, создателем первого правдивого образа британского солдата — Томми Аткинса. В статье говорится, что в прежние времена Индия давала Англии великое множество воинов и администраторов, а вот писателя — впервые. Автор сравнивает Киплинга с самим Мопассаном за умение всего на нескольких страницах набросать законченные, убедительные портреты героев. При этом — как это бывает, когда умудренный опытом критик пишет о молодом, еще только подающем надежды литераторе, — автор статьи оговаривается, что как стилист Киплинг, безусловно, Мопассану уступает и еще неизвестно, выдержит ли он «гонку на длинную дистанцию», не израсходует ли до времени творческий порыв. «Остается надеяться, — прозорливо замечает в конце статьи в „Таймс“ не пожелавший назваться автор, — что Киплинг не испишется. Современные журналы и их преисполненные энтузиазма издатели — коварная западня на пути яркого, умного и разностороннего сочинителя, который сознает, что он сумел полюбиться читательской публике».

Кто был автором передовицы в ведущей британской газете, не столь существенно; им мог стать любой из выше перечисленных литераторов, ведь каждый из них сыграл в жизни и в литературной судьбе Киплинга свою особую роль.

С Генри Райдером Хаггардом Киплинга связывали пожизненная дружба и прочный, многолетний творческий союз. Своим романом «Лилия Нада» Хаггард вдохновил Киплинга на сочинение первой «Книги джунглей». «Помнишь, как в твоем романе волки прыгают к ногам сидящего на скале мертвеца? — писал в 1895 году другу Киплинг. — При чтении этого эпизода у меня и возникла идея „Книги джунглей“». На первую встречу с Хаггардом в его доме на Рэдклифф-сквер Киплинг опоздал; в тот вечер он чудом остался жив. Его кеб столкнулся на Пиккадилли с грузовым фургоном, и в гости к автору «Копий царя Соломона» Киплинг явился с кровоподтеком на виске. Киплинг не терпел присутствия в его кабинете посторонних людей — Хаггард же пользовался привилегией не только сидеть в комнате Киплинга, когда тот работал, но и писать одновременно с ним. Писатели делились творческими идеями, вынашивали общие планы (которым, впрочем, не суждено было осуществиться), вели философские беседы. «Он один из немногих оставшихся в живых людей, к которым я испытываю живейшую симпатию, остальных уже нет… — писал Хаггард про Киплинга весной 1918 года. — О чем мы говорили? О многом — в основном о человеческих судьбах… Однажды я заметил, что наш мир — один из кругов ада. Он ответил, что ни минуты в этом не сомневается. В нашем мире, пояснил он, есть все, что свойственно аду: сомнение, страх, боль, борьба, скорбь, необоримые искушения, физические и нравственные страдания и, наконец, худшее, что только человек может придумать для человека — смертная казнь!.. Я возразил, что он, по крайней мере, знаменит, что его все знают как „великого мистера Киплинга“ и что для многих его существование является немалым утешением. Он отмахнулся: „Кому все это нужно? Слава ничего не стоит. К тому же в том, что мы пишем, нашей заслуги нет. За нас это делает кто-то другой, мы же не более чем телефонные провода“». «С литературной братией я отношений не поддерживаю, — признавался Хаггарду Киплинг. — Да ведь я к ним и отношения не имею. Как, впрочем, и ты». Киплинг не кривил душой — лишь первые годы он охотно вращался в литературном сообществе. И все же для некоторых представителей «литературной братии» он исключение делал — в первую очередь для Генри Джеймса и Уильяма Эрнеста Хенли.

Генри Джеймс, тонкий стилист, родившийся в Нью-Йорке, но в 1876 году перебравшийся в любезную ему Англию, тепло относился к автору «Кима» и, хотя книги его иногда поругивал, называл «законченным гением», «самым безусловным гением… из мне известных», «юным чудовищем», «восходящей звездой», «автором замечательных англо-индийских рассказов, на удивление точно описывающих жизнь казармы». Вместе с тем в прозе Киплинга Джеймсу, по всей вероятности, не хватало свойственных ему самому психологизма и стилистических изысков; ему претил откровенный «журнализм», «репортажность» произведений друга. «Как автора баллад, — писал Джеймс о Киплинге, — его ждет великое будущее. Но мое мнение о нем как о прозаике сильно пошатнулось — он… почти ничего не пишет о сложности души, или о женской психологии, или вообще о каких-либо оттенках и полутонах, в изображении которых и состоит мастерство писателя…» Говорил же Бабель, что солдатская проза Киплинга «точна, как военное донесение или банковский чек». Тут не до полутонов.

Хенли, вслед за Лэнгом, «открыл» Киплинга, и не только Киплинга — он был первооткрывателем таких знаменитых теперь имен, как автор «Питера Пена» Джеймс Барри, Уильям Батлер Йейтс, Герберт Уэллс и Джозеф Конрад; он знал, и знал хорошо, всех лучших английских писателей от Уайльда и Стивенсона до начинающего музыкального критика Бернарда Шоу. Хенли первым прочел первые стихи из «Казарменных баллад», пришел в восторг (существует легенда, будто, прочитав «Денни Дивера», Хенли вскочил, принялся приплясывать и колотить по столу кулаком, после чего отправил автору телеграмму из четырех слов: «Да благословит Вас Бог»), попросил «добавки» и, начиная с февраля 1890 года, баллады Киплинга стали еженедельно появляться в его элитарном литературном еженедельнике «Скотс обсервер», основанном в 1889 году и в дальнейшем переименованном в «Нэшнл обсервер». Юный Киплинг высоко ставил Хенли — и как критика, и как тонкого, въедливого редактора, и как доброго и великодушного человека. «Мне посчастливилось, — писал он в одном из писем, — увидеть в нем человека доброго, щедрого, несравненного редактора, обладавшего уникальным даром выкликать из своего огромного стада лучших…» А также, не в последнюю очередь, — как заядлого консерватора, ненавидевшего Гладстона и весь «разношерстный сброд либералов». Когда Киплинг отозвался негодующими стихами «Оправданы!» на оправдательный приговор членам Ирландской земельной лиги, совершившим серию политических убийств, это стихотворение не решилась напечатать даже «Таймс», газета, которую трудно было обвинить в либерализме. Хенли же опубликовал его в своем «Обсервере», когда поэтическая сатира на либералов уже валялась в мусорной корзине, куда разозленный автор выбросил ее за ненадобностью…

Эдмунд Госс также отнесся к автору «Маугли» с большой симпатией, вскоре после приезда Киплинга в Лондон он познакомил его с молодым американским литератором Уолкоттом Бейлстиром, в Англии более известным, чем в Америке — знакомство, во многом определившее дальнейшую жизнь автора «Книги джунглей». «Но это, — как имел обыкновение писать Киплинг в открытых концовках своих рассказов, — уже совсем другая история»…

Уолтер Безант, «человек с большой седеющей бородой, в поблескивающих очках», как и Хенли, опекал молодого автора, был с ним добр и отзывчив, делился «мудростью относительно этого непознаваемого мира». Это Безант порекомендовал ему литературно-правовое агентство Э. П. Уотта, которое на протяжении многих лет споро и ответственно вело книжные дела Киплинга, отстаивало его авторские права; благодаря Уотту-старшему финансовое положение писателя, поначалу столь шаткое, стало быстро выправляться. Вслед за достопамятным Уильямом Крофтсом из «Юнайтед-Сервисез» Безант советовал Киплингу не реагировать на критические выпады, держаться подальше от писательских распрей, дрязг и интриг, «не соваться во всю эту собачью грызню». И Киплинг хорошо усвоил этот урок? никогда никого не просил давать отзывы на свои книги, никогда, несмотря на уговоры Энсти, Хаггарда и Лэнга, не входил ни в какие литературные кружки и движения и никогда не критиковал книги своих собратьев по перу. Вообще, старался от «собачьей грызни» держаться в стороне.