Кошки говорят "мяу" - Феликс Сарнов

— А он — кто вообще-то? — спросила я, опять наливая себе и ей.

— Переводчик…

— Где — переводчик? На фирме какой-нибудь, или…

— Да нет, такой… Ну, книжки переводит. Знаешь, сейчас модный такой — «король ужасов»? Ну, этот, как его…

— Знаю, — кивнула я. — Мой муженек обожает этого «короля». Правда, он на родном читает. А этот, — я кивнула в сторону Кота, рассеянно кивавшего плотно прижавшейся грудью к его плечу и что-то возбужденно щебечущей крашенной блондинке, — значит, его переводит… А он женат?

— Ага, — кивнула она. — Кажется, дочка есть… Ну, поехали?

— Поехали…

Через час, когда сдвинули стол в сторону и затеяли пляски, руки Кота легли на мой станок, и от них по всему телу расползлось такое сладкое тепло, что через десять минут мы очутились вдвоем на кухне, где он налил в две рюмки остатки какого-то дорогого коньяка и тоже полуспросил-полупредложил:

— Поехали?

Я кивнула, мы выпили и оказались совсем рядом. Я подняла голову, уставилась ему прямо в глаза,

(опять желтые… Откуда?.. Здесь же нет никаких свечек, никаких отблесков…)

и почувствовав на губах легкие «иголочки» его усов, вдруг жадно впилась губами в его рот, обхватив его руками за шею и вжавшись в него бедрами, грудью, всем своим телом, и… Кончила.

Такое случалось со мной раза два-три в жизни и очень давно, и я даже не сразу поняла, я забыла, что так может быть, забыла этот клиторальный оргазм ни от чего, и… Только уловив взглядом мелькнувшее в двери и сразу пропавшее перекошенное от злости личико крашенной блондинки, я поняла, что кончила и что жутко хочу еще, и хотела сказать ему это, но…

Ему не надо было ничего говорить, он все понял раньше меня, он знал, как действует его лежащая на моей шее и легонько гладящая мой загривок ладонь, и…

Через минуту мы очутились в полутемной ванной комнате, где я моментально стащила с себя платье, скинула все, кроме туфель и стала торопливо помогать ему расстегивать рубашку, брюки…

Он поймал мои руки, на секунду отстранил от себя, оглядел всю и вдруг, радостно улыбнувшись (как-то по-мальчишески), пробормотал:

— Ты, правда, рыжая…

От этих слов из нашей старой игры с мужем я совсем осатанела, опять впилась ему в губы, обхватив одной рукой за шею, а пальцами другой потянулась к своему набухшему и готовому взорваться клитору, но…

Он опять перехватил мою руку, задержал ее на моем животе, а его ладонь скользнула ниже, пальцы коснулись… Я мысленно взмолилась: только не сделай мне больно, не надави сильнее, чем надо, не испорть…

Но его не надо было об этом просить даже мысленно, потому что он знал, как надо, и через несколько секунд я уже изо всей силы вжимала рот в его плечо, чтобы не заорать… А потом, упершись локтями в бортик ванной, я подставила ему всю себя, и опять вжималась ртом уже в свое запястье, чтобы не заорать уже от «нормальных» оргазмов, стараясь раскрыться, распахнуться и втянуть, вобрать его в себя со всеми потрохами и жалея лишь о том, что его нельзя вобрать в себя вместе с его странными, удивительными… руками.

Выпрямившись, я стала поворачиваться к нему лицом и почувствовала… Вернее, не почувствовала своих ног. Потом по ним пробежали «иголочки», я напряглась, уняла дрожь в коленках, обняла его за шею и выдохнула:

— Ну и ну…

Это было все, то я могла сказать, чем могла выразить свое состояние и свое удивление. Я была такой расслабленной, словно провела с кем-то целую бессонную ночь, а не просто быстренько перепихнулась в ванной, и я хотела как-то сказать ему это, но… Ничего, кроме «ну и ну» у меня не вышло. Я была вся легкая, как воздушный шарик, и… Пустая. И в приятной пустоте, заполнившей голову и тело, слабым отзвуком мелькало лишь сожаление — жалость, что все кончилось, что его ладонь больше не…

Его ладонь легла мне на живот и двинулась ниже. Я ощутила внутри теплую благодарность за эту ласку после, подняла голову, желая как-то высказать эту благодарность, сказать хотя бы простое «спасибо», но уперлась взглядом в его глаза,

(опять желтые… Что за черт… равнодушное любопытство кошачьего взгляда…)

и слова застряли у меня в глотке — сначала от этих глаз, а потом от прикосновения пальцев к лобку, к тому, что жутко хотело этого прикосновения,

(как-то сразу везде… Как будто не одной рукой…)

и… Господи, но ведь он же уже кончил, он сейчас не хочет, я же чувствую, он что — для меня?…

От этой робкой и какой-то испуганной мысли и от его пальцев, снова ласкающих меня, все вокруг — ванная комната, сама ванна, раковина с уродливым смесителем «елочкой» — не то, чтобы исчезло, а куда-то отодвинулось, а пропало… Исчезло время. Вернее, не исчезло, а как-то перестало течь, или идти, или что там оно всегда обычно делает, словом, перестало двигаться, обволокло меня со всех сторон, сделало подвешенной в своем громадном, невероятном чем-то, и я, висящая, застывшая в нем, как в бесконечном густом желе, распахнула все свое нутро, всю свою суть, и… Кончила. Резким всплеском, ослепительной вспышкой, похожей на кривой росчерк молнии, полыхнувшей перед

(его пальцы скользнули внутрь меня… Нашли какую-то незнакомую даже мне точку… Матка вздрогнула, словно ждала этого, сама подплыла, подошла к пальцам… Господи, сейчас она разорвется, лопнет!..)

тяжелым громовым раскатом простого «рабоче-крестьянского» оргазма.

Перед глазами поплыли какие-то желтые круги, ноги у меня подогнулись, и я… присела на бортик ванной и прикрыла глаза.

До меня доносился слабый шорох его одежды, звук застегиваемой молнии на брюках, но я не обращала на это внимания. Я тщетно пыталась собрать свои мысли в какое-то подобие порядка и как-то высказать… Что? Что за сорок с лишним лет жизни — из них двадцать пять активной половой, — никто так не делал? Что мне очень понравилось? Что мне было очень хорошо? Но ведь это же чушь, это вовсе не нужно говорить, потому что… Он сам это знает!

Да и что он такого сделал? Просто доставил мне удовольствие — мне одной, когда сам уже был сыт… Сделал то, что нужно было мне, но вовсе не нужно ему, и вот я уже вся растеклась

(Господи, когда же я была такой мокрой!..)

и готова лизать ему…

Вдруг я ощутила странную злобу. Странную? А что в ней такого странного?

Почему мы, бабы, сплошь и рядом делаем то, что нужно им и вовсе не нужно нам… делаем для них… И это в порядке вещей, а стоит кому-то из них в кои-то веки сделать что-то для нас, как мы уже… И вот он, наверняка, стоит сейчас уже одетый, и гордо ждет похвал и комплиментов, ждет, что растекшаяся перед ним баба сейчас станет изливаться в благодарных восторгах и… Не дождется! Сейчас я ему…