Фаворит - Дик Фрэнсис

– Немножко, – сказал я.

– Вот ведь какое дело, сэр! Я должен отвезти этих двух лошадей в Лондонские доки. Их вывозят за границу. Ну так вот эта в полном порядке. – Он указал на лошадь, которую прогуливали взад-вперед перед фургоном. – Но та, другая, с ней что-то неладно. Вся в поту, так и льет с нее, примерно час, и кусает себя за живот. И все время хочет лечь. Похоже, что заболела. Там парень с ней, так он просто голову потерял, что с ней делать, ума не приложим.

– У нее, должно быть, колики, – сказал я. – Если это так, ее тоже надо водить, это единственный способ. Когда у них колики, важно, чтобы они все время двигались.

Водитель казался озабоченным.

– Неловко вас так затруднять, сэр, – сказал он заискивающе. – Но может, вы согласились бы осмотреть ее? Мое дело моторы, к лошадям я не имею никакого отношения, разве только иногда делаю на них ставку. А эти парни тоже совсем темный народ, Я не хочу получать от хозяина нагоняй за то, что не уследил за лошадьми.

– Ладно, я посмотрю, – сказал я. – Но знаете, я не ветеринар, вот уж совсем не ветеринар. Он улыбнулся с облегчением.

– Спасибо, сэр. Я думаю, вы хоть подскажете, не надо ли срочно искать ветеринара.

Я поставил машину на обочину рядом с фургоном. Дверь в задней стенке фургона открылась, и кто-то, конюх наверное, протянул руку, помогая мне влезть. Он ухватил меня за кисть.

И не отпускал.

Три человека ждали меня внутри фургона. Никаких лошадей, ни больных, ни здоровых, там не было. Через какой-то десяток волнующих секунд – мои глаза еще не привыкли к сумеречному свету внутри фургона – я оказался прижатым спиной к крайнему столбу перегородки.

Фургон был разделен на три отсека с двумя перегородками между ними. В заднем отсеке во всю ширину было помещение для конюхов, которые сопровождали лошадей.

Два человека держали меня за руки. Они стояли по обе стороны перегородки и тяжело наваливались мне на плечи. Столб перегородки был обит рогожей, как это всегда делают в фургонах для скаковых лошадей, чтобы лошади не повредили себя во время переезда. Рогожа щекотала мне шею.

Водитель вошел в фургон и закрыл за собой дверь. Его поведение, все еще неправдоподобно почтительное, носило теперь оттенок торжества. И вполне заслуженного. Он ловко поставил мне капкан.

– Очень жаль, что пришлось это сделать, сэр, – сказал он вежливо. В этой вежливости было что-то чудовищное.

– Если вам нужны деньги, – сказал я, – вам не повезло. Я не делал больших ставок, и на скачках день для меня выдался плохой. Боюсь, что вы хлопотали из-за жалких десяти фунтов.

– Нам не нужно ваших денег, сэр, – сказал он. – Хотя, если вы так уж предлагаете, мы можем взять их заодно. – И, все еще приятно улыбаясь, он залез в карман моей куртки и вытащил бумажник.

Я изо всех сил ударил его ногой по колену, но, прижатый спиной к перегородке, не смог сделать это так, как надо. Едва я шевельнулся, люди, державшие меня, больно заломили мне руки назад.

– Я бы не стал этого делать на вашем месте, сэр, – дружески сказал водитель, потирая колено. Он открыл мой бумажник, достал деньги, аккуратно сложил их и сунул в карман своей кожаной тужурки. Затем осмотрел остальное содержимое бумажника и, подойдя ко мне, положил его обратно мне в карман. Он криво улыбался.

Я стоял неподвижно.

– Ну, так-то лучше, – сказал он одобрительно.

– Что все это значит? – спросил я. У меня мелькнула мысль, что они хотят потребовать за меня выкуп от моего заморского папаши-миллионера. Что-нибудь вроде: «Переведите телеграфом тысячу фунтов или мы вернем вам сына по почте мелкими кусочками». Это означало бы, что они отлично знали, кто я такой, а не просто остановили наудачу первого попавшегося автомобилиста в красивой машине, чтобы его ограбить.

– Сами поди знаете, сэр, – сказал водитель.

– Понятия не имею.

– Меня просили передать вам одну вещь, мистер Йорк.

Значит, он знал, кто я такой. И он не мог это установить с помощью моего бумажника, где были только деньги, почтовые марки и чековая книжка на предъявителя. Один или два документа с моим именем были в кармане с клапаном, но туда он не заглядывал.

– Почему вы решили, что моя фамилия Йорк? – спросил я, притворяясь удивленным и рассерженным. Но это не подействовало.

– Было рассчитано, сэр, что мистер Йорк поедет по этой дороге из Кемптон-парка в Котсуолд-Хилс примерно в четверть шестого в субботу 27 февраля в темно-синей машине марки «лотос-элита» с регистрационным номером КАБ 890. Я должен поблагодарить вас, сэр, за то, что вы дали мне возможность так легко перехватить вас. Вы можете целый месяц ездить по этой дороге и не увидите ни одной другой машины, как ваша. Мне было бы очень трудно заманить вас, если б вы ехали, скажем, в «форде» или в «остине». – Он говорил все еще дружеским тоном.

– Что вас просили передать? Я слушаю, – сказал я.

– Дела говорят громче, чем слова, – мягко сказал водитель.

Он подошел ко мне и расстегнул мою куртку, все время глядя мне прямо в глаза, явно провоцируя меня ударить его ногой. Я не пошевелился. Он развязал мне галстук, расстегнул мне воротник сорочки. Мы глядели в глаза друг другу. Я надеялся, что гляжу на него так же без выражения, как он на меня. Я перестал напрягать руки и дал им свободно повиснуть за спиной, после чего люди, державшие меня, тоже ослабили свою хватку.

Водитель отступил и обернулся к четвертому человеку, который все время стоял молча, прислонившись к стене фургона.

– Ну вот, теперь он твой, Сынок, – сказал водитель, – передай ему сообщение.

Сынок был молодой парень с бакенбардами. Но я не всматривался ему в лицо, я смотрел на его руки.

У него был нож. Рукоятка лежала у него на ладони, и его пальцы, только слегка сгибались, не сжимая ее. Так держат нож профессионалы.

В манерах Сынка не было ничего похожего на издевательскую почтительность водителя. Он наслаждался своей работой. Он встал прямо против меня и приложил острие своего короткого клинка к моей груди. Оно лишь едва кольнуло меня, так легко было его прикосновение.

Вот дьявольская история, подумал я. Отцу будет совсем не интересно получить требование о выкупе, подкрепленное моими мольбами о спасении. Этого я никогда не смогу пережить. И я был убежден, что эта маленькая мелодрама имела целью привести меня в необходимое состояние запуганности. Я прижался к столбу, словно для того, чтобы отодвинуться от ножа.

Угрюмо сжатые тонкие губы Сынка растянулись в усмешке.

Использовав как трамплин стойку, к которой я прислонялся, я рванулся вперед и вбок и со всей силой, на которую был способен, ударил коленом Сынка в пах и вырвался от людей, державших меня за руки.

Я бросился к двери и толкнул ее. В тесном пространстве фургона у меня не было никаких шансов, но я думал, что если б мне удалось вырваться в лес, там бы у меня появилась надежда справиться с ними. Я знал пару коварных приемов в драке, которым меня научил мой двоюродный брат, живший в Кении и бравший уроки у племени мау-мау.