Фемистокл - Виктор Поротников

Симонида же раздражала привычка Фемистокла выставлять аристократов в дурном свете. Поэт неизменно выступал в защиту знатнейших из афинян, настаивая на том, что демос может управлять государством, но облагородить своё отечество, сделать его пристанищем Муз он не способен. Споры Симонида с Фемистоклом довольно часто завершались ссорами. Друзьям приходилось мирить их, но шаткий мир держался лишь до следующего спора.

Пирушка у Горгия удалась на славу именно потому, что сюда пожаловали и Симонид, и Фемистокл. Поэт блистал своими эпиграммами, которые он мог сочинять с чашей в руке, не выходя из-за стола. Политик, как обычно, сыпал шутками и остротами, которые он знал великое множество. Поскольку большая часть острот Фемистокла была весьма непристойного содержания, Горгий удалил из пиршественного зала своего тринадцатилетнего сына, виновника торжества. Для именинника и его сверстников был накрыт стол на женской половине дома, куда не долетал шум голосов подвыпивших гостей.

Впрочем, Фемистокл и Симонид за время пиршества то и дело удалялись во внутренний дворик, чтобы побеседовать наедине. Симонида одолевала тревога по поводу слухов о скором и неизбежном нашествии персов на Элладу. Ему хотелось знать, что думает об этом деятельный Фемистокл и, самое главное, что собирается предпринимать.

- Мне ведомо, что афинский демос взирает на тебя как на бога! - говорил Симонид, прогуливаясь с другом вдоль колонн портика, идущего по периметру внутреннего двора. - Фессалийцы даже перед лицом грядущей опасности не прекращают свои внутренние распри. О спасении Фессалии и Эллады никто не задумывается. Тамошние династы озабочены увеличением своих земель и богатств, они грызутся друг с другом, не желая понять, что персы, придя в Фессалию, лишат их всего.

- И ещё заставят сражаться под знамёнами персидского царя, - с усмешкой вставил Фемистокл.

- Вот именно, - покивал головой Симонид, приглаживая свою длинную завитую бороду. - Получается, что только в Афинах и Спарте готовятся отстаивать свободу Эллады.

- Я слышал, правитель Краннона имеет четыре тысячи всадников. Правда ли это?

Фемистокл знал, что Симонид несколько месяцев гостил в Кранноне у тамошнего тирана Диакторида.

- Правда, - ответил Симонид. - Как и то, что Диакторид ведёт войну с перребами из-за города Аргисса. Я пытался как-то повлиять на Диакторида, убедить его замириться с аргиссеянами ввиду растущей угрозы с Востока. Но всё было тщетно. - Поэт печально вздохнул и произнёс строфу из «Илиады»:

Распря, которая в мир чуть заметной приходит, а вскоре

Грозно идёт по земле, головой в небеса упираясь.

- А чем заняты Алевады? - спросил Фемистокл, зная, что Симонид дружен и с могущественными владетелями Пеласгиотиды, центральной области Фессалии.

- Алевады воюют с магнетами, - раздражённо махнул рукой Симонид, - это давняя распря.

- Из-за города Фаланна. А вернее, из-за Темпейской долины, которую Алевады непонятно почему считают своей от моря и до гор.

В глазах Симонида под седыми бровями промелькнуло удивление. Он и раньше поражался осведомлённости Фемистокла, который почти не покидал Афины, но тем не менее был прекрасно осведомлён о событиях, происходящих за тысячи стадий от Аттики.

- Да, - с сожалением в голосе подтвердил Симонид. - Вот уже полвека Алевады стараются вытеснить из Темпейской долины магнетов и перребов, но те отчаянно сопротивляются, не желая покидать насиженных мест.

- Алевады - самый могущественный род в Фессалии, - задумчиво произнёс Фемистокл. - При желании они могли бы сплотить вокруг себя все племена, создав могучее царство на севере Эллады. Создав его, Алевады могли бы превзойти славой легендарных царей Пелеяи Акаста. Вместо этого они увязли в склоках с соседями, не желая делиться с ними плодородной землёй и пастбищами. Как это мелко и недальновидно!

Из Фессалии в Аттику Симонид добирался через земли фтиотийских ахейцев, малийцев, эпикнемидских локров и беотийцев. Повсюду, по словам Симонида, гуляли слухи о приготовлениях персов к войне. Тем не менее тамошние правители как жили, так и живут своими разобщёнными интересами, мелкой враждой и старыми обидами.

- Никто из них не задумывается о будущем Эллады, да и о собственном будущем, - досадовал Симонид. - В Фивах, Малиде, Локриде и Фтиотиде знают, что в Коринфе создана союзная лига государств для противодействия персам в случае их вторжения в Грецию. Однако никто так и не отправил на Истм своих представителей.

- Ничего удивительного в этом нет, - хмыкнул Фемистокл. - У фиванцев имеется большой зуб на афинян: требуют, чтобы вернули им городишко Ороп. Этого никогда не будет. Локры и малийцы недолюбливают лакедемонян после вторжения в их страну спартанского царя Клеомена.

- После того вторжения прошло десять лет, - проворчал Симонид. - К тому же Клеомена уже нет в живых. Сейчас трон Агиадов занимает его брат Леонид, не причинивший локрам и малийцам никакого вреда.

- Вот ты бы и сказал об этом правителям Малиды и Локриды Эпикнемидской, - усмехнулся Фемистокл.

- Я пытался это сделать, но меня и слушать не стали! - обиженно воскликнул Симонид. - У малийцев назревают торжества в честь Геракла, на которых будут присутствовать и их соседи локры. А когда у людей на уме пиршества и развлечения, то об опасностях и грядущих невзгодах им говорить не хочется, это я давно подметил.

- Наши послы побывали в Фивах, Малиде и Локриде Эпикнемидской, - промолвил Фемистокл печально. - Афиняне первыми протянули руку дружбы своим давним недругам - фиванцам. Но фиванцы не пожелали вступить в союзную лигу из-за своих претензий на Ороп. Малийцы и локры заявили, что к афинянам они не питают вражды, но со спартанцами им не по пути. Вот так-то!

- Фтиотийские ахейцы тоже с неприязнью относятся к лакедемонянам, - заметил Симонид. - Оказывается, царь Клеомен успел и им чем-то навредить.

- В пору царствования в Спарте Клеомена фтиотийские ахеяне как-то затеяли распрю с фессалийцами, а те призвали на помощь спартанцев, - пустился в разъяснения Фемистокл. - До открытой войны дело не дошло лишь потому, что спартанское войско во главе с Клеоменом неожиданно нагрянуло во Фтиотиду. Ахейцам пришлось пойти на условия фессалийцев. Но всё бы ничего, если бы не сумасбродство Клеомена, который пожелал взять в заложницы дочерей самых знатных ахейских граждан. Ахейцам пришлось выполнить и это условие. Только спартанцы так и не забрали заложниц с собой в Лакедемон. Клеомен и его военачальники надругались над девушками, после чего некоторые из них покончили с собой. Чтобы как-то замять это дело, Клеомен вернул опозоренных девушек их отцам и заплатил отступное родителям тех заложниц, которые наложили на себя руки.

- Какая гнусность! - вырвалось у Симонида. - Неужели доблестный царь Клеомен позволял себе такие выходки?

- Клеомен позволял себе и не такое, - мрачно пробурчал Фемистокл, - ведь в его правление могущество Лакедемона было всеобъемлюще и неоспоримо. Да и ныне Спарта остаётся сильнейшим государством Эллады. Хвала богам, что нынешние цари лакедемонян, Леонид и Леотихид, не переняли необузданных замашек покойного.