Рафаэль - Александр Махов

Проводив племянника до дверей, он отказался войти в дом, не желая снова сталкиваться с несговорчивым доном Бартоломео и нарываться на неприятность. На прощание он сказал племяннику:

— Знай также, что твои покойные дедушка Баттиста Чарла и бабушка Камилла оставили тебе по завещанию небольшую сумму и ею ты можешь полностью распоряжаться по своему усмотрению.

Воспользовавшись отъездом на море мачехи с ребёнком, няньками и служанками, заполонившими весь дом, Рафаэль решил наконец осуществить давно вынашиваемую идею запечатлеть образ матери на стене комнаты, именуемой большой залой, где он так любил слушать, как Маджия пела или играла на клавикорде.

Дядя дон Бартоломео после смерти брата и первого судебного разбирательства окончательно обосновался в родительском доме, прихватив с собой одну из преданных своих прихожанок, бойкую девицу по имени Перпетуа. Он вручил ей связку с ключами от дверей, шкафов и лабазов, поручив вести домашнее хозяйство и приглядеть себе в помощь двух-трёх служанок для поддержания в доме чистоты и порядка. Воспрянула духом и вышла из своего добровольного затворничества Санта. Она с радостью взялась за восстановление прежних порядков, но особая её забота была о подрастающем племяннике и его гардеробе, чтобы выглядел он достойно, как и подобает представителю рода Санти, а тем более хозяину художественной мастерской, которого могут в любой момент вызвать во дворец.

Когда Рафаэль рассказал дяде о своём желании написать фреску в большой зале, тот горячо его поддержал.

— Это твой дом, — заверил он племянника, — и ты волен поступать, как тебе заблагорассудится, а тем паче украсить стену фреской. Уверен, что твои покойные родители были бы этому рады.

Поддержка дяди ещё более укрепила Рафаэля в желании написать образ матери. Правда, в последний момент он отказался от идеи писать фреску в большой зале, где перед облюбованным им участком стены возвышалась горка со статуэтками и побрякушками мачехи. Во избежание скандала он решил ограничиться стеной перед аркой, ведущей в мастерскую. Памятуя об уроках отца и не желая прибегать к посторонней помощи, он без особого труда справился с нанесением раствора и шлифовкой известковой поверхности. Довольно быстро Рафаэль написал «Мадонну с младенцем» (102x71 сантиметр). Это его первое живописное произведение, дошедшее до нас в сохранности. В нём ещё чувствуются некоторая робость и скованность взявшегося за кисть новичка, но уже налицо удивительная гармония всех компонентов живописного слоя и, главное, поразительная для начинающего художника чистота исполнения.

Сидящая перед раскрытой книгой на аналое молодая мать погружена в чтение, нежно прижимая к груди спящего сына. Она изображена в профиль, а ребёнок — анфас. Мирно спящий младенец опёрся головкой на руку. Его голое изогнутое тельце чётко рифмуется с линией спины читающей матери, образуя мягкий овал при умело достигнутом созвучии красок. Её тёмно-синий плащ поверх розового хитона оттеняет белизну тела ребёнка. Изображение на фреске разнится с её названием из-за отсутствия нимбов и прочих атрибутов святости. На картине показана обычная сцена каждодневной жизни. На всём лежит печать умиротворённости и покоя, чего в ту пору так недоставало юному автору.

Именно таким Рафаэлю с раннего детства запомнился склонившийся над его колыбелью материнский профиль. Эта скромная работа служит ярким доказательством раннего развития Рафаэля, убедительно и зримо показывая, что в подростке пробудился гений. В настоящее время сама фреска перенесена в комнату, в которой, как принято считать, появился на свет будущий художник.

Рафаэлю захотелось показать свою работу соседской подружке. Увидев фреску, Бенедетта спросила:

— Это написал твой покойный отец? Очень красиво.

Он растерялся, не зная что ответить. Тогда стоявшая рядом Санта, полюбившая девочку сиротку, не выдержала:

— Что же ты молчишь, Рафаэль? Это его работа, голубушка Бенедетта, и никто ему не помогал. Его матушка Маджия вышла у него как живая. Царствие ей Небесное!

Долгое время картина приписывалась Джованни Санти по тонкости письма и почти фламандской точности деталей. Но проведённые в последние годы исследования отвергли это предположение. Отец Рафаэля был интересным, ищущим художником, усвоившим бесценный урок, который преподнёс ему и всей итальянской живописи Пьеро делла Франческа. С ним он впервые познакомился в 1469 году, когда прославленный умбрийский мастер прибыл в Урбино для написания упомянутого диптиха правителя герцогства с супругой и большого алтарного образа «Причастие апостолов». По просьбе заказчика, а им было всесильное монашеское братство Тела Господня, уже достигший признания Джованни Санти согласился всячески помогать приезжей знаменитости. Он не гнушался оказывать великому мастеру даже мелкие услуги, считая для себя большой честью растирать краски и подавать чистые кисти самому Пьеро делла Франческа. По непонятным причинам мастер прервал вскоре работу над заказом и картину дописывал работавший в Урбино фламандец Джусто ди Гант. Джованни Санти сохранил дружбу с Пьеро делла Франческа, которому он многим был обязан, до конца жизни.

Санти сумел вобрать в себя многое из того, чего достигло к тому времени итальянское изобразительное искусство. Но особо следует отметить его дружбу с более молодым собратом по искусству Перуджино, который покинул своего наставника Верроккьо, повздорив с ним, и по рекомендации урбинского друга оказался в мастерской Пьеро делла Франческа. Санти высоко ценил искусство Перуджино за его любовь к природе и людям Умбрии, этого удивительного островка в верхнем течении древнего Тибра, так непохожего на все другие итальянские земли.

Величайшая заслуга отца в том, что он угадал, раскрыл и развил в сыне уже в самом раннем возрасте его гениальные задатки. Благодаря ему отрок Рафаэль прошёл нелёгкую школу познания азов мастерства. Обычно на обучение этому уходило по крайней мере лет десять-двенадцать. Если бы после Санти осталась лишь одна картина «Святое собеседование» в заштатном городке Монтефьорентино близ Пезаро с профильным портретом заказчика в рыцарском облачении, как и на упомянутом двойном портрете кисти Пьеро делла Франческа, или трепетная «Мадонна с Младенцем и двумя ангелами» в ГМИИ имени Пушкина, попавшая туда из собрания графа Шувалова, то этого было бы вполне достаточно, чтобы считать его мастером, заслуживающим специального рассмотрения. Однако самое главное, Санти подарил миру Рафаэля, сумев взрастить в сыне гения благодаря своим недюжинным способностям терпеливого и мудрого наставника. В этом его величайшая заслуга.

К сожалению, мнение о нём Вазари как посредственном художнике возобладало и закрепилось надолго. С его оценкой был согласен такой авторитетный знаток итальянской живописи, как Стендаль, который, возможно, и не видел работ Санти. Впрочем, их не видели многие авторы, писавшие о Рафаэле. Если бы Санти не был отцом Рафаэля, его имя не сохранилось бы в истории, а это было бы несправедливо. Следует признать, насколько можно сегодня судить по весьма подпорченной временем удивительной фреске «Мадонна с Младенцем», что сын превзошёл отца как по певучести ритма линий, так и по чётко выверенной композиции и мягкому гармоничному распределению света.