Лицо ее закройте - Филлис Дороти Джеймс

Довольная собой, Кэтрин Бауэрз в приливе напускной скромности одернула на коленях юбку. Или она была отличной актрисой, или не отдавала себе отчет, что ведет себя несколько странно. Далглиш продолжал задавать вопросы, понимая теперь, что перед ним более крепкий орешек, чем он решил поначалу.

– Расскажите, что произошло, когда мис­сис Максй, ее сын и вы очутились в гос­тиной.

– Я как раз приближаюсь к этому мо­менту, инспектор. Я взяла Джимми из кро­ватки и держала его на руках. Ведь это ужасно – оставить ребенка в комнате с мертвой матерью. Когда мы все вошли в комнату, он перестал плакать, не думаю, чтобы кто-нибудь из нас вообще помнил о нем какое-то время. Потом я вдруг за­метила его. Он подтянулся за переклади­ну кроватки и повис над ней, мокрая пе­ленка сползла с него, а сам он с любо­пытством разглядывал нас. Слава богу, он совсем мал, чтобы понять, что про­изошло, ему просто было интересно, с чего это мы все столпились вокруг мами­ной постели. Он успокоился и с радос­тью пошел ко мне на руки. Я взяла его с собой в гардеробную. Как только мы туда пришли, доктор Макси направился к ап­течке. Он сказал: «Пропал!» Я спросила, о чем это он, и он рассказал мне о сно­творном. Именно тогда я услышала пер­вый раз об этих таблетках. Я сказала ему, что пузырек был на месте, когда я брала утром аспирин. Пока мы разговаривали, миссис Макси прошла в спальню мужа. Она там была не больше минуты, а возвратясь, сказала: «Он в порядке. Спит. Вы еще не вызвали полицию?»

Стивен пошел к аппарату, я предложи­ла забрать Джимми с собой – я переоде­нусь, а потом покормлю его. Мне никто не ответил, и я пошла к дверям. Перед тем как выйти, я оглянулась. Стивен положил руку на трубку, вдруг его матушка прикрыла его руку своей, и я услышала: «Подожди. Я должна знать правду». Стивен ответил: «Можешь не спрашивать. Я ничего не знаю. Клянусь!» Миссис Макси вздохнула и при­крыла глаза рукой. Потом Стивен поднял трубку, и я вышла из комнаты.

Она остановилась, посмотрела на Дал­глиша, словно ожидая от него коммента­риев или приглашая заговорить.

– Спасибо, – сказал он серьезным то­ном. – Продолжайте.

– Мне мало что осталось вам расска­зать, инспектор. Я понесла Джимми к себе, решив прихватить по дороге в ванной чис­тую пеленку. Миссис Рискоу и мистер Херн были все еще там. Ее вырвало, он помо­гал ей умыться. Мой приход не очень об­радовал их. Я сказала: «Когда вам станет лучше, вам надо будет позаботиться о ва­шей матушке, простите, что напоминаю вам об этом. А я пригляжу за Джимми». Мне никто не ответил. Я нашла пеленку в сушильном шкафу, пошла к себе в комнату и перепеленала Джимми. Потом посадила его к себе на кровать, а сама переоделась. На все это ушло минут десять. Я отнесла его на кухню, дала ему яйцо всмятку с хлебом и маслом и теплого молока. Он чувство­вал себя прекрасна. Марта стряпала тут же завтрак, но мы не разговаривали. К свое­му удивлению, я увидела там Херна. Он готовил кофе. А миссис Рискоу, вероят­но, пошла к маме. Херн тоже не склонен был беседовать. Он, видно, злился на меня за то, что я сказала миссис Рискоу. Как вы догадываетесь, она в его глазах сама доб­родетель. Они, судя по всему, не собира­лись обсуждать, что же делать дальше, и я решила взять все в свои руки, пошла в холл с Джимми и позвонила мисс Лидделл. Со­общила ей о случившемся и попросила забрать малыша, пока не прояснится ситуация. Она минут через пятнадцать приехала на такси, а потом прибыли доктор Эппс и полиция. Остальное вы знаете.

– Ваш рассказ был очень четким и по­лезным, мисс Бауэрз. Вы, должно быть, опытный наблюдатель, правда, не все опыт­ные наблюдатели способны излагать факты с логической последовательностью. Не стану вас больше задерживать. Хотел бы только вернуться к началу ночи. Пока что вы описывали, и весьма четко, события вчераш­него вечера и сегодняшнего утра. А сейчас попросил бы вас восстановить события, происходившие после девяти вечера. В это время, полагаю, вы все еще были в каби­нете с миссис Макси, доктором Эппсом и мисс Лидделл. Начните, пожалуйста, с десяти часов вечера.

Впервые Далглиш уловил тень сомнения в ответе подозреваемой. До сих пор она от­вечала на его вопросы с готовностью и лег­костью, и он решил, что ответы ее слиш­ком непосредственные и непринужденные, чтобы быть лживыми. До той минуты он верил, что беседа не раздражает Кэтрин Бауэрз. Коли совесть нечиста, вряд ли станешь так непринужденно и связно рассказывать. А сейчас он чувствовал, что она перестала быть искренней, он наталкивался на скрытое напряжение, вызванное тем, что приходится переключаться на неприятные подробнос­ти. Она подтвердила, что мисс Лидделл и доктор Эппс отправились домой в десять тридцать. Их проводила миссис Макси, потом она вернулась к Кэтрин. Они вместе разобрали бумаги, заперли деньги в сейфе. Миссис Макси не сказала, что собирается погово­рить с Салли. Они вообще не поминали ее. Заперев деньги, они пошли на кухню. Марта ушла к себе спать, оставив кастрюльку с молоком на плите и серебряный поднос с кружками на кухонном столе. Кэтрин по­мнит, что заметила, что кружки миссис Рис­коу из веджвудского фарфора там не было, и еще подумала, должно быть, мистер Херн и миссис Рискоу вернулись из сада, толь­ко никто не заметил. Ей и в голову не при­шло, что ее могла взять Салли, хотя такие выходки – в ее стиле. Кружка доктора Макси стояла на подносе вместе со стаканом в под­стаканнике, из которого пила миссис Макси, а также две большие чашки с блюдцами для гостей. На столике сахарница и две банки с молоком. Какао не было. Миссис Мак­си и Кэтрин взяли свое питье и отнесли в гардеробную мистера Макси, где его жена собиралась провести ночь. Кэтрин помог­ла ей перестелить постель больного и при­села у камина, чтобы выпить свое молоко с шоколадом. Она вызвалась посидеть еще немного с миссис Макси, но предложение ее не было принято. Примерно спустя час Кэтрин пошла в свою комнату. Она спала в противоположном от Салли крыле дома. Раздевшись, она отправилась в халате в ванную и приблизительно четверть двенадцатого вернулась; когда закрывала дверь, ей по­слышалось, что по.лестнице вверх поды­маются Херн и Рискоу, но она в этом не уверена. До того времени она не видела и не слышала Салли.

Тут Кэтрин замолкла, Далглиш ждал тер­пеливо, но со все растущим интересом. В углу кабинета в полной тишине сержант Мартин перелистнул страницу блокнота, искоса глянув на шефа. Может, он ошибается, но у старика уже начало покалывать в пальцах.

– Слушаю, мисс Бауэрз, – безжалост­но торопил Далглиш.

Свидетельница храбро продолжала:

– Боюсь, что эта часть моего рассказа может показаться вам весьма странной, но тогда мне казалось все естественным. Как вы понимаете, сцена перед ужином пора­зила меня. Я не могла поверить, что Сти­вен и эта девчонка помолвлены В конце концов, не он предал огласке новость, и на какое-то мгновение мне даже показалось, что он вообще не делал ей предложения. Ужин, как вы можете себе представить, прошел ужасно, потом все вели себя так, будто ничего не произошло. Конечно, Макси никогда не выдают своих чувств, но миссис Рис­коу ушла с Херном, и не сомневаюсь, они отвели душу – все обсудили и придумали, что можно предпринять. Но никто не ска­зал мне ни слова, хотя в каком-то смысле это больше всего касалось меня. Я дума­ла, миссис Макси поговорит со мной пос­ле того, как ушли двое гостей, но потом поняла, что она не намерена этого делать. Когда я поднялась к себе в комнату, мне стало ясно, что, если я ничего не пред­приму, то и никто палец о палец не уда­рит. Не могла я просто лежать у себя всю ночь, не узнав все до конца. Я должна выяснить правду. Само собой напрашива­лось – спросить у Салли. Я думала, если нам с ней поговорить с глазу на глаз, я все улажу. Понимала, что уже поздно, но у меня оставался один-единственный шанс. Я пролежала какое-то время в темноте, но, приняв решение, я включила свет и посмот­рела на часы. Без трех минут двенадцать. Мне в моем состоянии показалось, что не так уж поздно. Надела халат, взяла кар­манный фонарик и отправилась к Салли. Ее дверь была заперта, но свет в комнате горел – пробивался из замочной скважи­ны. Я постучала в дверь и тихонько позва­ла ее. Дверь очень плотная, вы, верно, заметили, но она должна была услышать меня, потому что я тут же уловила, как щелкну­ла задвижка, свет в замочной скважине по­гас – она, видно, встала подле нее. Я по­стучала и снова позвала ее, но сомнений не было – она не собиралась пускать меня; и я пошла к себе. По пути я вдруг поняла: во что бы то ни стало я должна повидать Стивена, я не могла представить себе, что лягу, ничего не узнав. Я думала – он, на­верное, ждет меня, хочет поделиться, обо всем рассказать, но самому прийти ко мне неловко. И вот я свернула от своей двери к его. Свет был погашен, я тихо постуча­ла и вошла. Мне казалось, что стоит мне только увидеть его, и все уладится.