Колыбельная Аушвица. Мы перестаем существовать, когда не остается никого, кто нас любит - Марио Эскобар

материалов и еды и так не хватало. Ведь их выделяли примерно одинаково, что на десять, что на пятнадцать тысяч заключенных. А это значит меньше еды, меньше места и больше болезней.

Когда рабочий день наконец закончился, я вернулась в свой барак и обнаружила, что на полу и на немногих ранее пустовавших нарах разместились еще двести человек.

Анна укачивала Ильзе, а мои дети играли у барака с другими, среди которых были и вновь прибывшие.

– Нам пришлось потесниться, – сказала Анна, увидев меня.

– А среди них много детей? – спросила я.

– Да, порядочно. Их привезли из Богемии, Польши и других мест. Есть даже целый детский дом, который содержали монахини, – ответила она.

– Как мы это все переживем? – спросила я, обескураженная.

Едва ситуация, на мой взгляд, начинала казаться менее мрачной, как возникли новые сложности.

– А что там с доктором Менгеле? – Анна с нетерпением ждала подробностей.

– Все отлично. Мы открываем детский сад. Завтра начнут доставлять материалы, и мне выделят нескольких помощниц, – рассказ о детском саде несколько вернул мне силы.

Анна поделилась новостями с другими женщинами. Некоторые даже танцевали от радости.

– Как чудесно! Тебе нужна помощь? Мы сейчас свободны, мы могли бы пойти убирать бараки, – предложила Анна.

Мне хотелось организовать все как можно лучше, но не следовало забывать об осторожности. Увидев в пустой казарме пятьдесят цыганок, эсэсовцы могли бы пожаловаться своему руководству, и тогда наша мечта иметь место для детей пошла бы прахом.

– Нет, я пойду завтра. Тогда и попрошу вас помочь мне.

– Конечно, ты права, – сказала Анна, снова с серьезным настроем. – Прости меня. Бедная старушка иногда так увлекается. Но, знаешь, у меня тоже есть хорошие новости. В нашем лагере организовали оркестр, и будет играть несколько раз в неделю. Как же я люблю петь и танцевать!

– Замечательно! – воскликнула я, поддавшись ее заразительному оптимизму. – Действительно, кое-что становится лучше. Может быть, нам поначалу было так трудно, потому что лагерь был организован наспех. Все наладится.

Мне и самой хотелось верить своим словам.

С маленькой Ильзе на руках я направилась к своим детям. Первым меня встретил очень взволнованный Блаз, который держал в руках маленькую скрипку. Она была очень похожа на ту, которую Иоганн подарил ему несколько лет назад. У нашего старшего сына не было отцовского дара, но все же он играл очень неплохо.

– Мама, меня приняли в оркестр! Сегодня утром было прослушивание, и дирижер подарил мне скрипку.

Глаза его горели от восторга.

– Вот здорово! Просто великолепно. Сегодня и вправду одни лишь хорошие новости, – сказала я.

После ужина мы легли спать. Это была одна из наших последних ночей в этом бараке, обитатели которого были так добры к нам. Более того, они спасли нам жизнь. Я уходила отсюда с огромным чувством благодарности, но я была уверена, что наша жизнь при детском саде будет хоть немного легче.

Мне приснился Иоганн. Мы бежали по лесной поляне, которая напоминала ковер из цветов. Наверное, это моя душа хотела одарить меня приятными воспоминаниями. Нам было лет по шестнадцать, и на выходные по случаю Страстной недели мы, с разрешения родителей, поехали за город. Всю ночь перед поездкой я готовила закуски, а уже с первыми лучами солнца прибежала на станцию, не желая терять ни секунды. Иоганн уже ждал меня там. Всю поездку мы держались за руки. Некоторые пассажиры смотрели на нас с укоризной, но нам хотелось каждую секунду чувствовать тепло друг друга.

Мы вышли в очаровательном горном поселке и гуляли часа три. Я наслаждалась каждым шагом. На какое-то мгновение мне даже показалось, что мы – единственные люди на всей земле, как были когда-то Адам и Ева. По узкой тропинке мы взобрались на высокую скалу, и вдруг перед нами открылась бескрайняя долина. Это было одно из самых красивых мест, которые я когда-либо видела в жизни. Присмотрев небольшую полянку, мы расположились под высокой сосной, расстелили одеяло и начали пировать.

До станции мы добрались уже ночью. В конце моего сна прекрасная долина начала затягиваться дымкой, цветы увяли, а потемневшее небо предвещало ливень. А потом вдруг, словно сорняки, проросли заборы из колючей проволоки, вода в горном ручье, в котором мы только что умывались, приобрела густой кроваво-красный цвет.

От неожиданности я проснулась. Впервые после приезда в Аушвиц мне приснился приятный сон. Очевидно, разум мой постепенно начинал расслабляться. Но мрачный финал напомнил мне о суровой реальности.

В бараке все еще спали, а ко мне сон не шел. Ну ничего. У меня много дел, начну день пораньше. Перед тем как идти в детский сад, нужно зайти к секретарю Элизабет Гуттенбергер. Я хотела попробовать выяснить, где находится мой муж. Но прежде нужно было понять, можно ли доверять Элизабет, прежде чем просить о помощи. Кроме того, нужно было отнести ей список всего необходимого для детского сада. К тому же надо было получить разрешение на то, чтобы мне помогали две медсестры, и я хотела выбрать в качестве одной из помощниц цыганку. Детям было бы гораздо спокойнее с той, кого они уже знают, а не с какими-то неизвестными женщинами.

Главная дорога в лагере была еще пуста. Впервые за все время пребывания здесь прогулка показалась мне почти приятной – вероятно, на мое восприятие повлиял душевный подъем, да и погода налаживалась.

В канцелярии секретарь уже сидела за своим столом и занималась составлением списков новых заключенных. Немцы, как правило, все тщательно документируют.

– Guten Morgen, – поприветствовала я Элизабет.

– Guten Morgen, – ответила она с улыбкой.

– Странно, что ты в таком хорошем настроении. В последнее время заключенных сюда доставляют целыми толпами, – сказала я.

– Да, но я же знаю, зачем ты сюда пришла. Детский сад в лагере – это очень хорошая новость.

– Вот список некоторых материалов, которые нам понадобятся. Не могла бы ты добавить его к тому, что уже передал доктор Менгеле? – спросила я, протягивая свой список.

По мере того как она изучала, ее брови поднимались все выше и выше. Дело в том, что большинство из того, о чем я просила, было недоступно с начала войны. Но она знала, что если кто-то и может это раздобыть, то это влиятельный доктор Менгеле.

– Ну, у доктора большие связи в Берлине. Ему покровительствует директор Института имени кайзера Вильгельма фон Фершуэр. Думаю, он выполнит его просьбу.

– Надеюсь, – сказала я.

– Через несколько часов должны прийти кандидатки. Куда их посылать, в барак для медперсонала?

– Да, конечно. И еще мне хотелось бы включить в число помощниц Зельму