Условие: (не)подчиняться - Яна Золотова

Это неправильно, этого не должно было быть! Как только она привяжется — он сможет её уничтожить, растоптать, унизить! Нельзя, ради себя самой нельзя этого делать! Уже сейчас, вместо того, чтобы осматривать подвал, который так долго был недоступен, она тратит время на пустые эмоции... Анечка попыталась встать, но не смогла. Колени подкосились, она упала обратно и разрыдалась в голос, всё глубже зарываясь лицом в одеяло.

А потом, вконец обессилев, провалилась в тяжелый сон.

Когда-то давным-давно молодая карманница наткнулась на опытного авантюриста.

Тот вечер начался как обычно: смешавшись с толпой в переполненном баре, она крутилась возле стойки, где у сидевших на табуретах посетителей так удачно оттопыривались задние карманы. Вытащить у таких зазевавшихся пройдох кошелёк, а затем растворится в людском потоке не составляло труда — и никто уже не найдет, не поймает. Очередного «клиента» она заприметила сразу: светловолосый мужчина средних лет, неплохо одет, но, судя по расслабленной позе и почти опустевшей бутылке перед ним — основательно пьян. И прямо из кармана наполовину торчит кожаное портмоне — такое тоже на пару купюр потянет.

Пробравшись ближе, она уже потянулась за своей легкой добычей — как тут же отдернула руку, потому что «пьяница» внезапно обернулся и окинул её удивительно ясным взглядом ярко-голубых глаз.

– Угостить? – коротко бросил он, и пришлось согласиться.

Первая рюмка слишком крепкого пойла зашла ужасно, вызвала кашель, слезы из глаз и снисходительную улыбку нового знакомого, который добродушно попросил бармена налить девушке сока. Хотя, «знакомый» – это спорное определение для того, кто ничегошеньки не рассказывает о себе, зато задает уйму ненавязчивых вопросов, умело выуживая то, что и говорить-то совсем не собиралась. Залезает в душу, заставляет делиться болью и самым сокровенным, не отрываясь смотрит в глаза и слушает... действительно внимательно слушает. Так что становится даже не по себе, ведь никто еще не проявлял к ее скромной персоне столько внимания.

– Мне пора, – слишком много времени она провела здесь, потеряла впустую. Если не повезет — рискует остаться голодной, а ведь вчера все приёмы пищи заменила буханка черствого хлеба. – Спасибо, пока.

Не дождавшись ответа, она спрыгивает с табурета — и легкий девичий силуэт растворяется в толпе. Мужчина с улыбкой смотрит вслед, машинально проверяет наличие кошелька — и тут же, сорвавшись с места, бросается следом.

Воровка не успела далеко уйти. Была поймана в десятке метров от бара, схвачена, обездвижена... Перепуганная, отчаявшаяся девчонка извивалась ужом, пытаясь вырваться, бодалась, обтоптала все ноги, не переставая сыпать отборными проклятьями, словно сапожник, и ожидая, что неслучившаяся жертва сейчас начнет звать полицию. А вместо этого к её губам прижались чужие губы, резко обрывая поток бранных слов. Округлившиеся зеленые глаза застыли, потеплели, и карманница медленно опустила веки, отвечая на неожиданный и долгий поцелуй.

Это были её настоящие восемнадцать лет. Настоящая любовь. И настоящий первый мужчина.

Когда-то давным-давно, в прошлой жизни.

Пока Анечка обустраивалась в подвале, Дэн разделся, принял душ, чтобы смыть остатки злости и возбуждения, и рухнул поперек своей большой кровати, где-то на краю сознания отмечая, что вместе с женой он не спал ни одной ночи. После свадьбы она сбежала в кресло, а затем как-то так получалось, что он сам прогонял её... хотя и не хотел этого делать. Но не отказывать же девушке в просьбе провести ночь в подвале!

«Нет, это уж слишком, – думал Дэн, комкая внезапно ставшую неудобной подушку. – Она же не собака какая-то. Только похитители держат людей в подвалах...»

Пару раз он даже порывался идти и вытаскивать её оттуда — силком, если понадобится, потому что, кажется, Анечка была рада спать где угодно, только не с ним — но потом передумывал. Отвлекался на мысли об отце. На его слова о том, что Дэн появился «не вовремя». Нежеланный ребёнок по залёту, не нужный родителям ни тогда, ни сейчас. Дэн понял это слишком рано — спасибо бесконечным истерикам уставшей матери, но до сих пор не сумел смириться. Могла ли его судьба повернуться иначе, родись он в хорошей семье? Кто знает.

Волков-старший, тогда еще зеленый студент, приехал к родителям на каникулы — и заделал ребенка едва знакомой девушке-ровеснице. Они даже не встречались, не виделись раньше — так, перепихнулись после дискотеки, не подумав о защите. Волков уехал обратно в другой город — и больше не вернулся, а девушка до осени не догадывалась, что станет матерью. Юношеская беспечность обернулась тем, что ей пришлось рожать, бросать учебу, выслушивать проклятья родителей и спешно искать хоть какую-то работу. Маленький город полнился слухами... И выяснить, кто был отцом, не составило труда. Но Волков ответил, что он не имеет к этому никакого отношения, что в ней, наверное, уже пол района побывало — и больше не отвечал ни на письма, ни на звонки матери Дэна.

И та оставила попытки. Поднакопила, переехала в другой город, отдала подрастающего сына в садик и начала новую жизнь. Много работала, еще больше пила, замуж так и не вышла — чему Дэн был только рад, уж слишком мерзкими оказывались её сожители, – и всей душой ненавидела сына. Чем старше становился Дэн, тем больше он походил на отца, вплоть до манер, движений и взгляда, тем больше мать изводила его пустыми придирками. Кажется, под конец она окончательно свихнулась на почве алкоголизма... и где-то в глубине души Дэн даже был рад, что она ушла. Вздохнул с облегчением.

Он закончил кулинарку, работал поваром в недорогом ресторанчике и удивлялся, как много остается денег на еду, если их не пропивать. И как непрост, но прекрасен мир, если тебя не бьет и не испепеляет каждый день своей ненавистью самый близкий человек. Его жизнь только-только начала налаживаться — и тут появился Волков-старший, построивший бизнес, так и не женившийся — и внезапно вспомнивший о единственном наследнике.

И Дэн сделал очень большую ошибку: он потянулся навстречу. Несмотря на всё то, что мать рассказывала о его отце — в основном, в нецензурной форме, он понадеялся на какую-то моральную, родственную близость... Зря. Волков-старший просто решил обезопасить себя от внезапного появления сыночка с претензиями, отыскал его первым — и всучил денег. У него не было времени встречаться, беседовать, отвечать на каверзные вопросы и лучше узнавать друг друга. Дэн очень быстро был «переброшен» на секретаря, опущен с небес на землю, обучен правилам игры. Вот только не желал больше им следовать.

Вся та ненависть, что мать вливала в него долгие годы, внезапно всколыхнулась внутри и начала выплескиваться наружу, на отца, задевая всех, кто был рядом и незаметно утягивая самого Дэна на дно.

И он действительно привык считать, что ему грех жаловаться — ведь сейчас, благодаря в большей степени чужим деньгам, ему были доступны любые развлечения, вещи, женщины. И даже не задумывался, почему так тянет напиться, несмотря на появившееся еще в детстве отвращение к алкоголю и пьянству. А после Аниных слов, таких вроде бы сентиментальных, но верных, Дэн вспомнил. Вспомнил, за что ненавидит отца и себя, почему не видит никакого смысла в своей жизни.