Нет - Сергей Кузнецов

…Маленькая старушка тихо ругается с девицей за регистрационной стойкой — хочет тащить за собой в самолет этот нереальный гигантский саквояж. Шесть минут четыре секунды. Сбой в компьютере, твой билет выплевывает обратно, потом принимает. Пятнадцать секунд. Очередь на паспортном контроле — двенадцать минут двадцать одна секунда…

…Весь аэропорт сделали красивым — круглым, синим, современным, — а рожи все те же. На эскалаторе мерзкая бабка саданула корзиной — корзиной! — в самолет с собой??? В буфете час назад деваха, отпускающая кофеистую бурду, ткнула пальцем в переливающуюся холорекламу: крутится уродливая толстая чашка с дымком пожарища над нею, вокруг наматывает круги липкая на вид плюшка. «Купите большую чашку кофе и получите булочку бесплатно». — «Бог с ней, с булочкой; дайте просто кофе мне». — «А мы просто не даем, только с булочкой». Но зато взлетная полоса отливает шелком, стены расписаны пагодами и лугами, и к стойкам регистрации багажа спускаются от потолка роскошные холодраконы, навьюченные по самые рога ярким и красивым призрачным багажом. Примерно три раза в месяц я летаю из Быково-3. Нет, даже четыре иногда, — туда-обратно, туда-обратно. Когда-то меня колотило от адреналина, когда-то даже так сильно меня колотило от адреналина, что я боялся — не забыл ли дезактивировать какой-то из бионов? Мой ли это расколбас от предстоящего нарушения таможенного закона — или у меня под кожей какой-нибудь семнадцатилетний мальчик крадет у своей сестры ее нижнее белье? Теперь я понимаю, что таскание на себе пятидесяти дезактивированных чиллов через границу — это худший из рисков, которые мое воображение может себе нарисовать. Я бы предпочел таскание на себе бомбы, готовой взорваться через тридцать четыре минуты и шестнадцать секунд: я бы знал, что просто умру — и все. А вот что станет с моим мозгом, и сколько я протяну, и в каком кошмаре я протяну те годы, которые протяну, если не успею скатать на себе шарики до истечения тридцати четырех минут и шестнадцати секунд — этого я не знаю ж знать не готов…

…Девочка в военной форме пытается открыть мой паспорт не с той стороны. Восемь секунд…

…Я просто жалею, что когда-то читал ту же (того же?) Годоли и еще Вустера, — правда, немножко меньше, — и теперь я слишком много знаю о том, чем может закончиться неудачный биомикс. Фотография Годоли, когда его-ее привезли в больницу — белые от ужаса глаза и руки, судорожно подкинутые к лицу (мочащаяся собака + пилот в падающем самолете + нелегальная иммигрантка, пришедшая наниматься на работу по поддельному резюме), — до сих пор стоит у меня перед глазами. С тех пор как я начал сталкать, я не притрагивался к этим книгам и даже несколько раз замечал, что при мысли о Годоли, Скулхеде или Гаспарове у меня неприятно сводит живот. Как сейчас…

…Она листает паспорт и зовет кого-то. Кто-то не идет. Полторы минуты. Она встает из-за стола и идет куда-то с моим паспортом…

…Меня совершенно не волнует, заметим, могут ли они к чему-нибудь придраться, — меня волнует мысль о том, как скоро девочка вернется. Если она сейчас отдаст мне паспорт и скажет идти разбираться с кем-нибудь — я побегу в туалет, скатаю шарики и пойду разбираться. Если она сейчас просто остановится лишний раз подкрасить глазки… Надо дышать глубже, и тогда пройдет тошнота. Это все от мигрени, от головной боли, От невесть откуда появившихся в последние месяцы головных болей, затяжных головных болей, мигреней…

.. Не могли найти штамп о прошлом въезде. Семь минут пятьдесят шесть секунд…

…Что со мной? Я проделываю все это четыре раза в месяц — так почему у меня свинцовые ноги и колотится сердце? Обморок — и они активируются, и я уже не вернусь в сознание — в нынешнее мое сознание — никогда. В прошлый раз мне тоже было тошно, так тошно, но я держался, а в этот раз мне кажется, что я хочу опоздать, я хочу, чтобы все свершилось, потому что мне так трудно, мне так непосильно все это делать, я вожу бионы уже два года с лишним, я измотался, пожалейте меня, отпустите, у меня болят голова и ноги, я уже не чувствую ни азарта, ни запаха денег, ждущих меня по завершении рейда, — кажется, я устал, кажется, я старею. Кажется, я старею и становлюсь трусливей, кажется, я слишком много думаю о тот, как перестану мотаться и буду с тобой, мой ангел…

…Заняты две кабинки, третья заперта. Две минуты одиннадцать секунд…

…Кажется, мне пора завязывать…

…Кнопка на шестом бионе не срабатывает. Не срабатывает. Не срабатывает. Не срабатывает. Срабатывает…

…Кажется, я далее жалею, что все получилось.

— Алло! Добрый день, мне нужен мистер Бо, он у себя? Вупи Накамура; впрочем, можете включить экран и описать ему мое лицо, он, я думаю, быстро… Мистер Бо, добрый лень. Включите, пожалуйста, экран. Добрый день еще раз. Спасибо, я тоже очень рада (у него лицо совершенно нормального человека, даже мягкого. Господи, да ему как минимум пятьдесят пять. Какой-то нипповский жид, живо себе представляю, как в начале сороковых он выращивал на себе цветочки и пел под воксер гимны о свободе искусства). Иллинойс, спасибо, прекрасен, но я бы хотела сразу по делу, простите. Мистер Бо, я до сих пор не верю, что говорю то, что говорю, — но я готова попробовать сниматься на вашей студии. У меня есть, тому множество причин, ни одну из которых я не склонна в данный момент вам объяснять (главная из них — мне все-таки очень, очень страшно жить…. и очень, очень тоскливо). Только, ради бога, не ставьте себе в заслугу тонкие намеки на возможность шантажа. Вам удалось безумно меня напугать, это правда: все потому, что я не сразу задумалась о том, как сильно и основательно я на самом деле устала от бизнеса. Но, знаете ли, с малых лет страх не задерживался в моей душе надолго. Переваривался в адреналин и ярость. (Что это стоит у него за спиной? Я почти уверена, что это скелет какого-то животного; какая гадость! И это на студии, где зоусы… Наверное, синтетический. Но все равно — какая гадость! Черные у них там, в Кэмбрии, шуточки, ничего себе.) Я решила, что — если бы вы все-таки попытались послать наши милые сеты моим, скажем, работодателям — я бы плюнула на все и потащила вас в суд (и точно проиграла бы, точно; но сейчас — голос не дрогнет, ибо — говорит и показывает адреналин); мало того — меня бы вряд ли уволили — я ценнейший, знаете ли, кадр. Двусмысленная ситуация, да; но с другой стороны — а что плохого в репутации sexy beast? (Все клиенты смотрят на тебя так, как будто хотят спросить: «Интересно, а с настоящей, скажем, собакой она когда-нибудь…?») Кроме того, я очень хорошо смотрюсь на этих сетах, а вот вы — не очень; в конце концов, секс в нашей стране ненаказуем, в отличие от нарушения прав личности, распространения и производства нелегальной порнографии, изнасилования и попыток шантажа. Из моей последней фразы вы вполне между тем можете понять, что расклад карт на руках несколько переменился. (Интересно, понимает ли он, какой блефовщицей я себя чувствую? Слушает, по крайней мере, без улыбки и терпеливо, не перебивает.) У меня нет поводов бояться вас, мистер Бо; так сказать, вы всего-навсего колода карт. Но у вас между тем есть поводы бояться меня. Поэтому, возвращаясь к нашей главной теме: я готова сменить карьеру и стать порноактрисой, благо эта профессия ничуть не хуже любой другой (ох, хорошо бы я это почувствовала хоть на пять минут… хоть на три…). Я даже готова пойти не в приличную и уважаемую ванильную студию, но в ваш притончик — во-первых, потому, что, как вы тонко подметили, я люблю зоусов и способна в работе с ними давать прекрасный бион; во-вторых, потому, что для вас, в силу указанного обстоятельства, я — бесценный алмаз, для ванильной же студии я — еще одна легко возбудимая девочка, таких хватает. А будучи бесценным алмазом и при этом человеком, готовым потащить вас в суд, я намерена сама диктовать условия наших отношений (полжизни за откашляться!). Итак: я получаю у вас столько же, сколько получала до переезда в Иллинойс, случившегося по вашей милости. Добавьте к чистой сумме моей зарплаты стоимость соцпакета — что-то подсказывает мне, что ваша компания не страхует здоровье, не спонсирует процедуры пролонгирования и не открывает пенсионных фондов своим сотрудникам (АС, правда, тоже не спонсировали пролонгирование, каждый месяц как одну копеечку двести долларов платила из своего кармана за укольчик, — три дополнительных недели «возраста активности» каждый раз, два полных года успела зарезервировать себе на будущее, пока из-за вас, сук, не пропустила месяц и в результате четыре недели не потеряла из уже накопленного. Но вы этого не знаете, слава богу). Дальше. Я работаю под своим именем — Були Накамура. Никаких сценических «Джангл Квин». Если я решила менять карьеру, я буду гордиться этой карьерой, поверьте мне (и тогда, может быть, я тоже себе поверю). Третье. Я ни под каким предлогом не делаю морф. Я хочу и буду сниматься с зоусами, да, но сама я искренне желаю остаться вполне гладкокожей женщиной. Это не подлежит обсуждению. В отличие от следующего пункта, который вполне обсуждению подлежит: каким образом мы собираемся промоутировать мои фильмы? Я хочу гарантий того, что через полгода половина населения этой страны будет обливаться потом от одного упоминания моего имени.