Синтетическая экономика - Александр Олегович Величенков

и русских туристов. А бедная Испания задохнется от наплыва латиноамериканцев. Дальнейшее понятно – крик в парламентах и прессе, политические катаклизмы, смена руководства в ЕЦБ и т.д. Ну, и за что бороться? Сложить в UST 4-5 триллиона долларов и маяться, как Китай, а что же с этим счастье делать?

Это мы заглянули в самый конец нашей гипотетической операции. А ведь есть еще и промежуточные риски.

Когда ЕЦБ начнет свою игру по заталкиванию доллара вверх, а это будет самая крупная спекуляция всех времен и народов, это быстро увидят и американцы, и рынки. Уж слишком велик масштаб операции. Значит, крик в американской прессе и тех «нейтральных» СМИ, которые контролирует Бильдербергский клуб, гарантирован. Есть еще и американское политическое лобби в Европе, вспомним хотя бы пример Германии, для этого лобби «поднять вопрос» в Европарламенте и демократических, независимых СМИ пара пустяков. А есть еще и национальные парламенты, оппозиционные депутаты которых с высоких трибун будут обличать свои правительства.

Так что до монетарной инфляции дело может и не дойти. Выборы проигрывать не хочется никому. А инфляция – это верная дорога к поражению. Аморфная политическая система Европы и очевидное отсутствие политической воли не позволят евро-Европе вступить в открытую схватку с долларом за место под солнцем.

Так что борьбу евро-Европы за целевой ориентир к дешевеющему доллару в диапазоне 1,20-1,25 доллара за евро с помощью эмиссии евро и скупку долларов на финансовых рынках можно рассматривать как некую утопию. У евро-Европы практически нет шансов выиграть эту битву, у нее нет механизмов налива евро в мирохозяйственный оборот. Ну, и что же остается «Старушке Европе»? Только номинироваться. Итог, возвращаемся к тому, с чего начали.

Текущая девальвационная логика евро-Европы по косвенным признакам опирается на опыт девальвации евро к доллару в 2000-2001 годах. Тогда эта девальвации обошлась без инфляции из-за отсутствия наличного евро и полного прекращения эмиссии нацвалют. Очень похоже, что авторы долгового кризиса в евро-Европе и сейчас надеются, что, если не лить эмиссию какое-то время, то можно держать диапазон 1,20-1,25, просто используя рефлексию рынков на отрицательные информповоды. То, что эта тактика работает, мы уже видели, когда говорили о снижении доли евро в золотовалютных резервах. Но это не может продолжаться вечно, ведь около триллиона долларов евро-Европа отгружает в США. Нельзя бесконечно долго водить рынки за нос. Ну, год-два еще можно продержаться на негативе о падении производства. Но дальше-то все равно придется решать: или номинироваться и обойтись без инфляции и решать вопросы, как сделать евро валютой международных расчетов; или атаковать доллар вверх, как говорится, со всеми вытекающими последствиями. Это решение евро-Европе придется принять не позже середины 2014 года. И это решение может быть только одно. Шансов для евро-Европы выиграть гонку девальваций у США нет.

ГЛАВА VIII.

соотношение макроэкономических теорий

«Вся экономическая наука находится в эмбриональной фазе своего развития и еще не обрела своего метода».

В.Полтерович

«Мы не обладаем информацией, необходимой для модернизации субъективных теорий, которая способствовала бы выявлению единственно верной модели».

Д.Норт

Написать эту главу заставили следующие соображения. Первое, очевидная неспособность мировой экономической науки предсказать кризисы и дать рекомендации по их предотвращению. И второе, уж если существует четыре макроэкономические (но, как говорит Дуглас Норт – субъективные) теории, то, как они соотносятся между собой, в какой ситуации какую следует применять?

Ответа на этот вопрос в учебниках нет, но по скромному разумению автора ответ, хотя бы интуитивно, должны понимать все макроэкономисты, претендующие на высокие должности в управлении государством. Этот вопрос не единожды задавался различным людям, занимавшим очень высокие посты в экономической сфере. И эти люди всегда находили возможность уйти от ответа. Один экс-министр сказал очень просто: я не макроэкономист. Не станем называть их фамилии, это совсем неважно для дальнейшего изложения, но один пример все же приведем, чтобы не быть совсем голословным.

Андрей Илларионов за пару месяцев до своего увольнения с должности экономического советника Президента России прочел лекцию на экономическом факультете МГУ. Она длилась более четырех часов в большой потоковой аудитории. После лекции он отвечал на записки с вопросами. За спиной у него была стандартная аудиторная доска. На записку с просьбой нарисовать на доске все известные макроэкономические теории он ответил предельно корректно, начав расхваливать автора записки. Но, по сути, не сказал ничего.

Теперь по порядку, начиная с монетаризма. Мы уже договорились различать две разновидности монетаризма: монетаризм классический, т.е. монетарный, когда в обращении присутствует лишь монета; и монетаризм золотодевизный, когда в обращении присутствуют и ассигнации. Между ними есть принципиальная разница. При классическом монетаризме деньги как таковые уже есть полноценная материально-вещественная ценность. Стандартный современный термин «стоимость денег» как величина ссудного процента здесь не применим, так как стоимость самих денег, их материально-вещественная ценность всегда намного выше, чем процент за их использование. И главное отличие классического монетаризма от золотодевизного состоит в том, что в первом случае количество денег в обращении не может быть быстро изменено. А при золотодевизном стандарте это вполне возможно. Наше рассуждение относится именно к классическому монетаризму.

График 1.

Итак, количество денег фиксировано. А процент по кредиту не известен. Берем точку на оси абсцисс и проводим параллельную оси ординат. Вот и весь классический монетаризм, а процент по кредиту, это то, что получится у римских ростовщиков, в китайских сберкассах эпохи Тан или у ломбардских банкиров. Или, как теперь принято говорить, какова склонность к сбережениям. Из этого очень простенького графика следуют поистине «фундаментальные» выводы. Так как количество денег фиксировано, то при росте предложения (а это в те времена означало только одно – хороший урожай) цены падают. А при снижении предложения – растут. Для допотопных времен, когда не знали бумаги (писали на папирусе, глиняных табличках, пергаменте и бересте), и когда не существовало производственных циклов длительностью больше года, это утверждение совершенно верно. Но когда производственный цикл может занимать по времени 6-8 лет, как атомный реактор, или 2-3 года, как гидротурбина на 1 млн. киловатт, то о каком снижении или повышении цены может идти речь?

А ведь на этом утверждении накручена серьезная теория, экономическая теория о существовании точек равновесия спроса и предложения (со скрытой гипотезой о фиксированных ценах). Правда, потом оказывается, что точек равновесия может быть много, очень много, но теория гуляет из учебника в учебник.

До сих пор никто четко не сформулировал понятия, точнее – важнейшие экономические категории,