Дрессированные сучки - Виржини Депант

Мадам Ченг криво улыбнулась:

— Ты полагаешь, что все еще имеешь право говорить с людьми подобным тоном?

— Разве тебе не передали, что я даже видеть тебя не хочу? Тебе ведь предложили убраться отсюда?.. Так давай, вали и гномов своих забирай.

Тон мадам Ченг мгновенно изменился: от спокойствия она перешла к истерике, причем никто не понял, что привело ее в такую ярость.

— Слушай меня внимательно, грязная, мерзкая свинья! Твой квартал, весь, с потрохами, через месяц будет моим. Я приехала, чтобы договориться, как это делают разумные люди. Но ты предпочитаешь все разрушить, не думала, что ты такая дура.

Саид едва не вцепился ей в глотку. Королева-Мать в последнюю секунду успела его удержать. Мертвая хватка. Они обменялись странными взглядами: клянусь, останься они одни, превратились бы в мохнатых диких зверей с длинными острыми клыками.

Мадам Ченг вышла со своим эскортом. Она излучала гнев и презрение.

Матье сострил:

— Столько шуму из-за пустяка… Могли бы просто прислать нам открытку.

Все захихикали, но никто не нашелся, что добавить.

Мы ждали заявления Королевы-Матери — она должна была объяснить, что произойдет дальше, чем дышит город, что в Организации, и все такое прочее…

Но она этого не сделала. Только спросила:

— Все целы?

Нет, ничего непоправимого не произошло. Что ж, ладно… Мне показалось, что Королеве-Матери все это, по большому счету, совершенно безразлично.

Она сказала:

— Хорошо. Всем удачи на будущее.

И вышла.

Саид рванулся следом, она обернулась, наставив на него палец, произнесла, как плюнула:

— Тебя я больше видеть не желаю.

Королева-Мать явно устала и была чем-то очень озабочена.

Саид так и остался стоять столбом перед дверью.

— Повернись, грязная шлюха! Покажи-ка мне свою задницу… Наклонись, мерзавка! Давай выставляй хозяйство напоказ… Потекла уже, отсюда вижу.

Папашка визжал, подпрыгивая на своем табурете, потом захрипел, как в агонии, и я бросила на него взгляд через плечо. Все, готово: на конце его багровой сардельки выступили белые капли.

Накануне я легла совсем поздно — болталась до закрытия в "штаб-квартире". Все перевозбудились, слушая рассказы о том, как Королева-Мать давала отпор.

Желудок подступал к горлу, голова была стеклянной.

Старичок привел в порядок одежду, снова стал изысканно-вежливым, поблагодарил:

— Вы были изумительны.

Я вернулась в кабинку.

Кэти, наряженная в синюю плиссированную юбочку поверх беленьких девчачьих трусиков, целомудренный, но прозрачный бюстье и сандалии, подправляла ногти. Под глазами у нее красовались черные круги.

Роберта на работу не вышла — доктор объяснил, что ей это сегодня не по силам. Королева-Мать прислала замену. У Джино было то еще выражение лица, когда он заметил, что у новой девки в сосках и на лобке масса колечек и в танце она позвякивает, как колокольчик. У нее была очень белая кожа и кельтская татуировка на попке. Весьма продвинутая особа!..

Я села. Помассировала себе затылок. Мы с Кэти вернулись к утреннему разговору — нам все время мешали, вызывая на дорожку.

— Сделай это один из наших клиентов, повсюду была бы чертова сперма! А ведь не нашли ни одной проклятой капли! Так что не стоит напрягаться… Серьезно, расслабься.

В ответ Кэти встревоженно покачала головой:

— Ты что, не понимаешь — это наверняка кто-то, кого мы знаем!

— Да брось, они же не вчера родились! У обеих была какая-то жизнь до Лиона, ты не настолько хорошо осведомлена об этом, чтобы…

— Та девушка, с которой ты вчера была… она их, кажется, знала?

— Угу… она думает, тут замешан мужик…

— Ревнивый дружок?

— Почти… хотя все намного сложнее.

С самого утра мы талдычили одно и то же. Мне даже нравилось уговаривать Кэти не трястись — так я и себе промывала мозги.

Танцовщица, вышедшая на замену Роберте, вернулась в нашу конуру. Она была голая, а свои виниловые тряпки держала в руке. Черт, какая громадина! Я глаз не могла оторвать от ее щели, изуродованной варварскими кольцами и гвоздями.

Джино объявил в репродуктор:

— Грета, кабина номер четыре.

И она отправилась туда, не потрудившись одеться. Мы с Кэти задумчиво посмотрели ей вслед. Четвертая — самая дорогая кабина, в нее редко отправлялись вот так, сразу. Она находилась в глубине пип-шоу и была достаточно просторной — там даже умещалась маленькая сцена, а между клиентом и девушкой не было ни решетки, ни плексигласа.

Кэти подула на ноготь, разглядывая, что получается.

— Мне все это не нравится. Вчера я и Роберте с Саидом сказала то же самое! Мерзость, отрава…

Репродуктор пролаял:

— На дорожку! И давайте постарайтесь, вас всего двое.

Я поднялась первой, присвистнув:

— Да пошел ты, хрен собачий! — в сторону репродуктора. И Кэти: — Работа вообще мерзость, здесь — тем более…

И вышла на дорожку.

Я взглянула на зеркала, чтобы понять, где есть клиенты. Странно — все флажки подняты…

Суббота — ударный день. И все-таки редко когда все восемь кабинок бывают заняты одновременно, пожалуй, это вообще первый такой случай!

На экране видюшника разложенная на столе девица отсасывала у типа, который управлял ее головой, а другой, пристроившись между ляжками, обрабатывал красавицу сзади. Мне всегда нравилась эта сцена.

Режиссер промахнулся только с музыкальным сопровождением — мелодия была грустной, а певец ныл, завывая: "Я прекрасно могу обойтись без тебя".

Я облокотилась на обтянутый красным мехом пуф, стоявший в центре дорожки, отклячила задницу и начала ласкать себя поверх трусиков. Наряд — черные кружева — очень подходил для субботы. Перевернулась, встала, медленно уронила на пол рубашку, томно провела ладонью по животу. Пальцы медленно поползли к трусикам.

И тут раздался этот вопль. Пространство вокруг меня мгновенно взорвалось, я кинулась прочь из зала. Кровь стучала в висках, кишки едва не вывалились наружу, сознание готово было отключиться от дикого ужаса, а в голове истерически билась догадка: "Он вернулся. Он в кабинке, с девушкой. С той, новенькой, любительницей пирсинга. Убивает ее".

В коридоре я врезалась в Кэти. Вход в заведение остался слева. Двери всех кабинок распахнулись одновременно.