Дневник священника. Мысли и записки - Константин Владимирович Пархоменко

и тут, как назло, перед самым моим носом закрывают эскалатор! Надо же, какая невезуха! Но выяснять, в чем дело, уже некогда. Мысленно ругаясь, бегу на переход – на станцию “Садовая”. Выскочив на улицу, оглядываюсь и вижу, что перед входом на “Сенную” что-то странное происходит. Но это достаточно далеко, в глаза бросается только что-то вроде глухого бетонного забора, перекрывающего вход. Зрение у меня плохое, да и разглядывать некогда: есть шанс, что преподаватель еще не ушел, и есть надежда упросить его принять у меня экзамен. Буркнув: “Вот, нашли время ремонт затеять!” – бегу дальше.

Преподаватель, конечно, отругал меня за опоздание, но экзамен у меня принял. Совсем уже успокоившись, забыв недавнее волнение, возвращаюсь домой пешком по другой дороге. Погода хорошая, места красивые, отчего не прогуляться?

А на следующий день узнаю из газет, что накануне вечером над входом станции метро “Сенная площадь“ рухнул бетонный козырек. Погибли семь человек. Сравнив время, понимаю, что был там спустя несколько минут после трагедии. И также понимаю, что если бы я не опоздал, если бы не потерялась эта тетрадка и я бы вышел вовремя, то жертв было бы на одну больше…

Поблагодарил Бога и решил, что больше никогда не буду злиться и расстраиваться, если какие-то “случайные обстоятельства“ нарушают мои планы. Господь лучше знает, что нам надо в тот или иной момент. И все устраивает так, как надо.

Андрей».

И еще одно свидетельство от Андрея:

«Шла середина девяностых. Материальное состояние у нашей семьи было… прямо скажем, не блестящее. Впрочем, многие помнят это непростое время. Работал я один и зарабатывал очень мало. И вот, когда осенью дочку привезли из деревни от бабушки, оказалось, что она выросла из всей обуви! То есть через два дня в садик идти, а ребенку нечего обуть, кроме летних босоножек. Ни сменной обуви, ни ботиночек… а ведь скоро сапожки понадобятся и кроссовки – бегать-играть, а там и зимняя обувь нужна… Посчитали мы свою наличность и поняли, что хватит у нас только на одну пару обуви. Что выбрать? Допустим, в садик вместо тапок можно взять те самые старенькие босоножки. Зима еще не скоро… Что купить – туфли или сапоги? Если бы знать, сколько еще продержится теплая погода! Подумали мы и решили: что гадать на кофейной гуще? Утро вечера мудренее, помолимся Богородице – и спать. А завтра, даст Бог, что-нибудь устроится… Как устроится, мы не представляли. Я надеялся, что, может, случится такое чудо: пойду я завтра на дешевый рынок да и найду там вдруг что-нибудь с такой скидкой, что и на туфельки, и на сапожки хватит… ну, хоть самые плохонькие. На первое время. В самом деле, какое еще чудо можно себе представить? Не с неба же все это упадет в буквальном смысле!

Не успели мы произнести последние слова молитвы, как раздался звонок в дверь. Кто это может быть – в пятницу, в десять вечера? Открываем. Стоит соседка из третьего подъезда. В принципе, мы знакомы, но почти не общались. И держит она большой мешок, как у Деда Мороза! И говорит:

– Вы только не подумайте чего, все новое, не ношеное… просто внучке вот тут родственники из Финляндии прислали много всякой обуви, да с размером не угадали: выросла она за лето, а ваша вроде поменьше будет… Нет, никаких денег не надо! Я ведь ничего за это не платила, нам так, в подарок прислали, а все, что нужно, у нас и так есть.

Мы так растерялись, что даже не успели ее пригласить зайти попить чаю, соседка заторопилась:

– Не могу, дел много!

Мешок был битком набит детской обувью финского производства. И туфельки, и кроссовки, и тапочки, и сапожки – зимние, осенние, резиновые… и всего – по нескольку пар. И все – одного размера. Думаю, не нужно уточнять, что размер был именно тот, который нам нужен. Вся обувь дочке подошла идеально. Причем зимние сапожки были чуточку побольше – к зиме ножки до них как раз доросли…

Так я впервые ощутил на себе смысл слов “скорая помощница”, которые не раз произносил в молитве, но не осознавал всю их значимость».

А вот письмо, присланное мне на адрес храма пожилой слушательницей моих передач:

«…Отец Константин. Хочу свидетельствовать об истине. Идет война, обстрел, бомбежка. К нам из Пулкова прибежали беженцы, женщина с двумя дочками. В таком ужасе: все потеряли, осталась только книжечка и небольшая иконка. Она сядет в уголочек, где иконы, и читает книжечку. Я поинтересовалась:

– Тетя Катя, что вы читаете?

Она ответила мне:

– Это не просто книжечка – это святой акафист Казанской Божией Матери, вот почитаю – и на сердце становится легко.

Прошло некоторое время. Тетя Катя, Царство ей Небесное, умерла от голода. Девочек мама отдала в детский дом, чтобы хоть они выжили. А книжечку-акафист и иконку взяла я. И читала в свободное время, хотя и не понимала, что там истинно. Время тяжкое, но мы старались первый год навещать друг друга, правда, трамваи уже не ходили, но мы все же ползали навещать. Вот однажды к маме пришла подруга, тетя Нюра. Увидев меня с книжечкой, она поинтересовалась, что же я читаю. Я стала, как умела, объяснять, но и сама как следует не понимала. Она схватила акафист, бросила под порог и меня еще отругала, что я занимаюсь такой глупостью. Я, не сказав ни слова, тихо подняла акафист и убрала. Тетя Нюра, отдохнув и дождавшись, когда кончится обстрел, отправилась домой.

Прошло некоторое время. Мама мне говорит:

– Пойдем, навестим тетю Нюру.

Мы выкупили хлеб, чтобы взять с собой угощение, и отправились. Тетя Нюра оказалась больна. А что же произошло? Когда она открыла квартиру, ей кто-то так стукнул по голове, что она упала без чувств. Но у нее с собой была сумочка, в ней находились ключи, карточки, золото и деньги – кстати, ничего не было взято. Она лежала три дня, пока соседи ее не обнаружили. Вот чудеса: ее бросили под порог, как она книжечку, и она с тех пор поверила и стала православной.

…Однажды мне пришлось во время обстрела и бомбежки идти от Невского через Марсово поле, Кировский мост на Петроградскую, и я, зная, что со мной иконка, и несмотря на окрики: “Прячься!” – шла, не слушая никого. Говоря, что, если есть сила у иконки, я буду верить в Бога. Когда я шла по мосту, осколки раскаленные сыпались, как горох, а я все шла и шла