Пока не поздно - Кей Мортинсен

— Вот, смотри. Оборачиваешь в два слоя… Нет, чуть плотнее. — Энтони мягко направлял ее руку, показывая, как и что закрепляется. Убедившись, что с подгузником все в порядке, он вручил Мей ползунки с розовыми кроликами. — Видишь? Все очень просто, если знать, как и что. Утром мы нашу девочку выкупаем. А сейчас — баиньки-баю. Надень-ка на нее чистую распашонку, а поверх — ползунки.

— Эту? — изумилась Мей. — Да в такие крохотные дырки ручки ни за что не пролезут!

— Еще как пролезут, уж поверь старому эксперту! — усмехнулся Энтони, откровенно забавляясь ситуацией.

— Хмм… ну, если ты так уверен, я, пожалуй, попробую. Ох, какая тяжелая головка! А на вид и не скажешь! — воскликнула она, неуклюже приподнимая ребенка.

В широко распахнутых карих глазах Мей отражался неподдельный ужас: что, если она, не дай Бог, неловким движением повредит ребенку? Пожалуй, нет у меня инстинкта материнства, убито думала Мей.

— Поддерживай за затылочек, — посоветовал Энтони, когда светлокудрая головенка угрожающе качнулась в сторону. — Мышцы у нас еще не то чтобы развиты…

Миниатюрная головка покоилась у нее на ладони. Другой рукой Мей попыталась натянуть распашонку. Нет, эта задача граничит с невозможным! Тут даже знаток высшей математики не справится, если, конечно, у него только две руки, а не все четыре!

Она завороженно созерцала голубую жилку, пульсирующую на детском виске. До чего хрупки и беззащитны младенцы, осознала она. А эта малютка — гордость и радость своего отца, Энтони дорожит ею больше жизни…

— Я не справлюсь, ни за что не справлюсь! Возьми ее, пожалуйста! — воскликнула Мей в панике.

— Но…

— Нет! Не могу! Я боюсь! — едва не плакала Мей. — Ты только глянь на мои руки. Видишь, дрожат! Я ее уроню, непременно уроню! Забери ее, Энтони, ну пожалуйста! — отчаянно молила она.

— Нет проблем, — успокаивающе заверил Энтони. За какую-нибудь минуту-другую он ловко переодел дочь. Со стороны могло показаться, что справиться с подобным делом легче легкого. — Баюшки-баю, Спящая красавица. Доброй ночи и тебе, и кроликам!

Энтони бережно уложил малышку в кроватку, заботливо подоткнул со всех сторон одеяльце и довольно улыбнулся. Мей беспомощно смотрела на него снизу вверх, нижняя губа ее предательски дрожала. Ну вот, испытание она не прошла! Испугалась повредить малышке, запаниковала, не смогла справиться с нервозностью, невзирая на твердое намерение учиться!

Мей от огорчения закрыла лицо руками. Ей почему-то казалось, что от того, сумеет ли она должным образом позаботиться об этом ребенке, зависят ее жизнь и счастье. Где-то в глубинах подсознания уже возникла картинка: она ведет хозяйство, ухаживает за больным отцом и за Бекки тоже, заменяя малютке… ну, скажем, няню… пока Энтони на работе.

И вот только что она наглядно доказала себе и Энтони, что ей ничегошеньки нельзя поручить! Страшно подумать, чем бы закончились ее неуклюжие старания, если бы Бекки не спала, а, напротив, плакала бы, дрыгала ножками и вертелась!

Уголки ее губ неотвратимо поползли вниз. С тех пор как на глаза ей попались злосчастные фотографии жены Энтони — и зачем она только затеяла уборку! — все пошло наперекосяк. Куда только подевалась ее уверенность в себе? Неужели все попытки самоутвердиться не более чем иллюзия? И удел ее — вернуться к рабской зависимости от мужчины и ненавистным антидепрессантам?

От одной этой мысли Мей затошнило.

— Ты обедала? — словно между делом поинтересовался Энтони, выкладывая из ящика одежку для дочки на утро.

— Да, съела сандвич, — смущенно пробормотала Мей.

— А как насчет упитанного тельца для блудного сына?

Но на сей раз его попытки рассмешить ее потерпели полный крах.

— Я приготовила для нас макароны в томатном соусе с пряностями. Да только они… жесткие получились, как резина. Хоть на автомобильные покрышки используй. Переварились, наверное, — предположила Мей. — А потом я стала их разогревать на сковородке и конечно же сожгла, — честно сказала она.

— Тогда начнем все сначала? — бодро предложил Энтони. — В конце концов я сам виноват, что не вернулся вовремя. А с незнакомой плитой далеко не всякий справится. Хочешь, преподам тебе урок-другой?

Мей шумно шмыгнула носом — дружелюбная невозмутимость собеседника застала ее врасплох. Да, конечно, в том, что случилось, отчасти виноват Энтони… Только, вопреки всякой логике, она досадовала на себя саму. Ей так хотелось, чтобы Энтони вернулся в теплый, гостеприимный дом и чтобы из кухни струились аппетитные запахи, смешиваясь с благоуханием ее дорогих духов…

Не покладая рук она мыла, чистила, готовила, нарядилась в новое платье, тщательно наложила макияж — и все коту под хвост! Дом сияет чистотой, да только в темноте этого не разглядеть, как и ее стараний выглядеть на все сто! А запах духов, надо думать, перебила гнусная вонь сгоревших макарон.

А теперь вот Энтони убедился, что младенцев ей доверять ни в коем случае нельзя! Это стало последней каплей…

— Что тебя огорчило? — тихо спросил Энтони.

— Да ровным счетом ничего.

Дуясь на весь мир, точно капризный ребенок, Мей вскочила и ринулась к двери, напрочь позабыв о проблемах с электричеством. Ткнула пальцем в выключатель в соседней комнате — никакого результата! Однако ложная гордость помешала ей вернуться, и она ощупью двинулась дальше.

Но не преуспела. Поглощенная своей обидой, она впотьмах налетела на что-то твердое и громко вскрикнула от боли.

— Мей!

Свет и Энтони появились почти одновременно. Молодой человек с подсвечником в руке опрометью бросился к ней, обнял за плечи, заботливо поддержал.

— Голень ушибла… о твою кровать, — прошипела она сквозь зубы. — Что я за дура, что за дура!

— Не плачь, — мягко произнес Энтони.

— И не думала даже! — всхлипнула Мей, крепко, до боли, зажмуриваясь. — Из-за чего бы мне плакать? — Только из-за того, что второй такой неумехи в том, что касается младенцев, в целом свете не сыщешь? Или из-за того, что я напрочь позабыла, что электричество «вырубили», и, как последняя идиотка, постеснялась вернуться за свечой? — мысленно растравляла она свои раны…

— Ну, тише, тише, — успокаивающе прошептал Энтони. — Пустяки какие. Вспомни: ты перенервничала, устала… Вдохни-ка поглубже… Мей… Мей! Не смотри на меня так! — хрипло предостерег он.

— Как — так? — пробормотала она, смахивая слезы.

Энтони глухо застонал. Не глядя поставил подсвечник на комод… А в следующий миг язык его мягко коснулся ее верхней губы, слизывая соленую слезинку. Еще секунда — и мимолетная ласка переросла в поцелуй, жадный, нетерпеливый, решительный, самозабвенный.

— Прости… не могу совладать с собою, — шепнул Энтони в ее приоткрывшиеся губы.

В груди Мей всколыхнулось нечто пугающее — дикая, неистовая жажда, сила, требующая выхода. Туго натянутая нить самоконтроля с треском оборвалась, и молодую женщину швырнуло во тьму неведомого мира, где плясали языки неуемного пламени, где испепеляющий жар грозил истребить последние остатки здравого смысла.