Шаровая молния - Иван Черных

– Вот-вот, – поддакнула Елена Дмитриевна, – алмазы, золото. Из-за них-то больше всего и убивают людей. А тебе отвечать. Об этом ты подумал?

– Разумеется. У меня, наверное, в крови еще от деда воинственный дух и желание бороться с преступниками остались. Да и мир хочется посмотреть. Что я видел, кроме Москвы, Воронежа да Чечни? А Якутия… Зря вы так о ней. Там не только морозы – там много необычного, прекрасного, чего мы еще не видели…

И он не ошибся. Прилетел в Якутск в начале ноября. Морозец был уже за двадцать, выпал снежок. Семья пока осталась в Воронеже, дети учились, и жена приболела.

В тот же день состоялось знакомство с министром МВД Якутии и президентом республики, строгими, принципиальными руководителями, глубоко вникающими в проблемы жителей.

Нелегко было без жены и детей, отдался полностью работе. Первое время суток не хватало, чтобы войти в курс дела, подумать над серьезными проблемами, найти пути их решения. А проблем оказалось больше, чем он предполагал. Главная из них – пьянство, из-за чего совершались преступления: грабежи, воровство, убийства. Немало людей страдало от суррогатной водки, которую производили местные «умельцы». Некачественный спирт дельцы привозили из соседних городов, даже государств. Надо было положить этому конец. Но как? Одним запретом делу не поможешь. Народ привык к зелью как к лекарственному напитку, без которого руки опускаются. А вот с тем, что суррогат завозят, можно кое-что сделать. Позвонил своему воронежскому приятелю, связанному с руководством области, и договорился приобрести у них ликеро-водочный завод, чтобы выпускать качественную водку. А со злостными пьяницами бороться лечением, наказанием вплоть до выселения…

В крайней мере – выселении – необходимость была не только из-за пьянства. Существовавшие при советской власти артели по добыче золота, иных благородных металлов теперь оказались нерентабельными. Государство в состоянии было содержать, а хозяин – увольте. Ему нужна хорошая прибыль. И многие артели распались, люди остались не у дел. А уезжать не хотели. В городе появилось много бомжей. Попробуй, удержи их от воровства, преступности. Но коль взялся за гуж…

Порядок начал наводить в своем угро: тех, кто считал, что в таких условиях борьба с преступностью бесполезна, попросил написать рапорт об увольнении…

– Кое-что удалось сделать, но далеко не все, – подвел итог своей исповеди Назаркин. – Есть такие препятствия, которые не в силах преодолеть и более могущественные начальники. К чему все это я рассказал вам?.. Вижу, и вы в подобной ситуации, выполняете чужую волю и совершаете, на первый взгляд, вполне безобидные перевозки. Но это только на первый взгляд. Я знаю вашу Властелину, чем она занимается, ее сообщников и конкурентов. У нее в столице высокопоставленные покровители, с которыми и нам пока бороться не под силу. Вы и сами знаете о коррупции, опутавшей всю нашу страну. Борьба с нею уже началась, и я уверен, что вскоре придут такие руководители, которые сумеют переломить ей хребет. И мы с вами должны быть готовы помочь им. А пока вести себя разумно, чтобы не оказаться козлами отпущения…

На многое подполковник милиции Назаркин открыл Геннадию глаза, и несмотря на это, «Ан-72» был загружен тяжелыми ящиками, судя по накладным, драгоценными минералами, предназначенными для Москвы; ранним утром самолет взял обратный курс.

В Ижевск экипаж вернулся в канун 23 Февраля, когда многие жители готовились праздновать День защитника Отечества.

Вернулся и Юрий Лаптев, побывавший, пока отсутствовал Геннадий, за границей. Он был уже крепко выпившим и на вопросы коллеги сердито махнул рукой:

– Отстань! Без тебя тошно.

Объяснять причину не пожелал.

Геннадий стал приводить себя в порядок, готовить штатский костюм, рубашку к банкету, который, несомненно, состоится и на котором должна быть Лана Петровна. Ему очень хотелось ее увидеть и, если удастся, посмотреть ей в глаза: неужто, в самом деле, она владелица преступного синдиката?

Говорят, если очень хотеть, обязательно сбудется. Он очень хотел – и в ванной думал о Лане. А когда вышел, запел его мобильный телефон. Он, гадая, кто бы это мог быть, взял трубку.

– Слушаю, Голубков, – доложил по привычке военного.

– Здравствуйте, товарищ Голубков, – узнал он веселый голос Ланы Петровны. – С возвращением. Что-то надолго ты задержался в золотом краю. Беспокоилась, уж не нашел ли ты там Хозяйку золотой горы.

– Если бы, – ответил Геннадий. – Там не Хозяйка, а Хозяин всем заправляет. Вот и наш экипаж задержал.

– Хорошо. Подробно расскажешь вечером. Жду тебя в двадцать ноль-ноль.

– Спасибо.

…Сколько же дней он не видел ее? Последний раз мимолетно перед полетом в Якутск. В том городе он промаялся неделю. И перед отлетом два дня. Всего девять дней, а кажется, вечность. И не было дня, чтобы он не вспоминал новогодний праздник, ночь, проведенную с ней. Не первая женщина, с которой он переспал, не первая, которая ему понравилась. Ее младшая сестра, Людмила Петровна, тоже подарила ему незабываемые минуты. Но Лана! Что-то в ней было особенное, таинственно-прекрасное, завораживающее до головокружения, влекущее до бессознания и не отпускающее. То, что говорил о ней Назаркин, вылетело из головы. Он любил ее! То, что было ранее, – просто увлечение. А Лана – женщина его мечты. С ней он готов хоть на край света. Но она не твоя, тут же ударила коварная мысль. Ты забыл Дмитрюкова? Почему она позвонила ему?.. Дмитрюков в Москве наверняка женат. Лана так же одинока, как и он, Геннадий. Работа, ежедневные разговоры с коллегами и подчиненными, телефонные звонки осточертели ей. Та новогодняя ночь, ее страстные губы, до боли прижатые к его губам, трепетные руки, скользившие по его телу, и вся она, желавшая слиться с ним воедино, говорили о том, что это счастливые мгновения в ее жизни. Да, она «шальная императрица», как окрестил ее кто-то, решительная, смелая, и Геннадий не первый, с кем она провела ночь. Но было ли ей так хорошо, как с ним? Она позвонила! А ранее не давала о себе знать. Хотя… То полет в Саратов, то в Якутск. Взяла-то она его в свой концерн не для утешения…

Он еще тщательнее готовил свой костюм к свиданию, перебрал все рубашки и галстуки, выбрал белую, без галстука – не любил, когда давит шею.

До встречи с Ланой – целый день, и он не находил себе места. Пытался читать, не улавливал смысла напечатанного, включал телевизор, радио и тут же выключал – передачи раздражали его.

– Ты чего мельтешишь перед глазами? – спросил Юрий. – Что случилось?

– Да ничего не случилось, – огрызнулся Геннадий. – Просто полет в Якутию прокручиваю в голове.

– Надо тебе? Прилетел, сел нормально, и слава богу. Я вон из Израиля вернулся. Посерьезнее твоего полет. Туда – алмазы, оттуда – мобильники. Садился не в каком-нибудь третьеразрядном порту, где два-три таможенника с молоком на губах, а в Шереметьево-два. Ты садился там когда-нибудь?

– Пока еще не посчастливилось.