Роддом, или Поздняя беременность. Кадры 27-37 - Татьяна Соломатина

– Из сострадания! Вечером откроешь почту – удивишься. Не это самое – так хоть согреешься. А с тем, что у тебя там прежде висело… Сорок первый год! Надо же! … Кто сегодня в родзале дежурит?

– Маковенко. До шестнадцати ноль-ноль.

– Вот её и вызывай на свою девицу.

– Та-а-ань, ну поперечносуженный же таз!

– А я что могу сделать? Как природой суждено, так и…

– Слушай, ну там и так не…

– …не жизнь, а чисто «На дне». Понятно. Но я-то тут при чём? И так по всему роддому разговоры, что в обсервации работает только Мальцева. Исключительно в связке со Шрамко. Где Мальцева – там и Шрамко. Где Шрамко – там и Мальцева. Ты сама журнал родов открой, почитай! А молодым где учиться? На трупах? Возникнут проблемы – не брошу. На то я и заведующая. А пока – Маковенко Светлана Борисовна. Всё равно баб сюси-пуси волнуют куда больше врачебной квалификации. Скажешь, что твой клиент – Маковенко вся сладкой влагой истечёт. Да и времени у неё больше, чем у меня. У меня сегодня плановое на пятом.

– Профессору ассистируешь? – ехидно засмеялась Маргарита Андреевна.

– Ага. Бартер у нас. Я ей «ассистирую», она за меня все подписи на допуск статьи в печать ставит. Долбаная ещё эта диссертация! Зачем я только ввязалась? – Татьяна Георгиевна запустила руки в волосы и на несколько секунд закрыла глаза. – Так! Когда ты мой кабинет отремонтируешь, а?!

– Через неделю.

– Ты неделю назад говорила «через неделю»!

– Тань, ну то одно, то другое. В рекламе все такие правильные, а на деле – шабашники колхозные. Я же хочу, чтобы всё было качественно! Чтобы в едином стиле…

– Этого я и боюсь, – пробормотала себе под нос Мальцева.

– Что ты там фыркаешь?! Я наступила на горло собственной песне! Ничего розового. Всё, как ты любишь – в скучных пыльных тонах.

– Да?!

Татьяна Георгиевна бросила красноречивый взгляд на угрожающе фестончатые карнизы.

– Это не тебе, успокойся. Это на буфет. Кстати, а что там у тебя с форматными двадцатипятилетними шатенами? А Сёма почему тебя баиньки уложил, а сам к Варваре отправился? А где наш Волков Иван Спиридонович с его алюминиевой «Мандалой»?

– Маргарита Андреевна, проведите беседу с вверенным вам средним персоналом. У нас интерны по ночам трамадол пациенткам в вены льют. Мне не жалко. Я даже за. Но за одно место холодными руками возьмут вас. А всё почему? Потому что ваши подчинённые хранят медикаменты не слишком должным образом.

– Кто?! – аж задохнулась Марго, моментально забыв о перипетиях половой жизни подруги.

– Вот и разберитесь, кто. А я пошла. У вас в кабинете тоже невозможно работать. И, – Мальцева смягчила тон, – Маргоша, я не специально на твою страничку на сайте знакомств зашла. Я просто хотела посмотреть кое-какую информацию, а у тебя стартовая открылась.

– Да перестань. Во-первых, у меня от тебя нет секретов. А во-вторых – ерунда это всё. Полная чушь.

Ровно в девять тридцать Татьяна Георгиевна Мальцева стояла помытая и одетая в операционной физиологического родильно-операционного блока. На месте первого ассистента. Рядом с нею, на месте ассистента второго, стояла – тоже, разумеется, в полной боевой готовности – Оксана Анатольевна Поцелуева. На столе лежала изрядно напуганная молодая женщина. Святогорский делал недовольное лицо. Операционная сестра, санитарка и анестезистка понимающе переглядывались. Профессор опаздывала. Пардон – задерживалась.

– А где Елизавета Петровна? – нервно поинтересовалась со стола беременная.

Поцелуева щёлкнула пальцами в анестезиолога. Тот кивнул анестезистке. Та ввела что-то в жилу капельницы.

– Зачем тут две эти стер… – успела прошипеть пациентка и вырубилась.

– Пущай поспит, во сне время быстрее идёт, – удовлетворённо кивнул Аркадий Петрович. – Как жизнь, стервы?

– В одиннадцать моя плановая. Где эта пизда? – мрачно поинтересовалась Оксана Анатольевна.

– Это вся твоя жизнь, Засоскина? «В одиннадцать моя плановая»? Скучно живёшь.

Операционная сестра конём перетаптывалась у своего столика. Анестезистка скучно глядела на мониторы.

– Лаборантку вызови, – попросила Святогорского Татьяна Георгиевна. – Пусть тут стоит, наготове.

– Типун тебе на язык!

– Аркаша, мой язык уже давно в мозолях. Лучше перебдеть, чем недобдеть. Особенно в те редкие дни, когда наша профессор решает взять в руки скальпель.

Доктор медицинских наук, профессор, член-корреспондент Академии медицинских наук Елизавета Петровна Денисенко относилась к тому весьма многочисленному отряду остепенённых и увешенных званиями врачей-теоретиков, за спинами которых кривят губы в презрительной улыбке врачи-практики, насмехается средний медперсонал и даже санитарки громко хохочут, тягая каталки по подвалу. Эхо славы подобных образчиков устойчиво плещется в профессиональных кругах, отражаясь от стен лечебно-профилактических учреждений, но до обывателя, как правило, не долетает. Нет-нет, существуют действительно действительные – возможно, излишний академизм – профессора, не только понимающие, как в транс-Гольджи сети происходит сортировка лизосомальных белков, но и досконально познавшие ремесло вручную. Но таких, увы, единицы. Елизавета Петровна плавала в теории (за исключением узкоспециальных вопросов, являвшихся темами её диссертаций), а что касается практики – так даже где её берега представляла весьма смутно. Разумеется, она могла отличить скальпель от большой акушерской кюретки, но первым пользовалась весьма редко, что касается второй – так и вовсе никогда в руки не брала. Попади ей в лапы бранши акушерских щипцов – трудно предположить последствия. Но благо она их даже «на суше» в замок-то соединить не могла.

В мире медицины действуют те же законы, что и в мире сантехников, плотников или музыкантов. Всё те же философские законы. Например, о качественном скачке. Навык не создаётся мыслеформой, а лишь рутинным каждодневным его выполнением и повторением. От гаммы до мажор, не минуя этюды Черни, к исполнению моцартовской «Волшебной флейты». Чем больше починено труб, создано табуреток и просижено у рояля – тем надёжней профессионал. Хочешь узнать, хорош ли акушер-гинеколог? Загляни в журнал родов. Чья фамилия там чаще прочих мелькает? На него и ставь. Хирург не внушает доверия? Изучи журнал операционных протоколов. Если фамилия Сидоров там встречается с куда большей достоверностью, чем Иванов – то плевать на то, что Иванов называет тебя «моя птичка», а Сидоров – хмурый и небритый. Он просто не успел побриться между подходами к аппендицитам и перитонитам. Под наркозом всё равно, птичка ты или пациентка Петрова. А вот брюшной полости вовсе не всё равно, какие руки по ней пройдутся – умелые или скрюченные страхом неопытности. Но, увы, журналы родов и операционных протоколов – документы для служебного пользования. Можно, конечно, ориентироваться на Интернет. Но, по правде говоря, он источник куда более субъективный. Впрочем, если на одном и том же форуме полощется в хвост и в гриву доцент Матвеев – за, разумеется, грубость и хамство, а также язвительность и сарказм – можно сделать вывод, что специалист он хороший. Пациенткам вовремя поставлен правильный диагноз, они верно и качественно пролечены и теперь здоровы. Раз имеют силы и время облаивать некоего Матвеева во всемирной паутине. Будь это иначе – они бы лежали в другой больнице, у другого врача, и мысли их были бы заняты совсем другим. Более надёжны личные контакты и старое доброе сарафанное радио, когда врача передают из рук в руки и отзывы о нём получают из уст лично пользовавшихся его услугами. Но не существует в мире той объективной статистической величины, которой можно было бы измерить доверие, потому как исходные данные слишком индивидуальны и, соответственно, тоже являются величинами необъективными. Потому и казусы возникают гораздо чаще, чем хотелось бы. И чем принято полагать. Такой вот, к примеру, случай: ваш дядя, пиликающий на скрипке в симфоническом оркестре, случайно оказался в одной компании с профессором Денисенко на ужине в ресторане, они обменялись визитками, и теперь она его единственный лично знакомый врач, – не может быть включён в группу обследования, равно как и в группу контроля, потому как не подлежит статистической обработке, ибо слишком узки заданные параметры. Если хотя бы три дяди, играющие на скрипках в симфонических оркестрах, три профессора Денисенко и три беременные племянницы с сахарным диабетом – тогда уже можно делать какие-то выводы и практические рекомендации. А так…