Сталинградская мясорубка. "Погибаю, но не сдаюсь!" - Владимир Першанин

Несколько машин начали утюжить окопы, в них полетели бутылки с горючей смесью. Отступать было некуда. Подожгли три танка, остальные отползли. Зато активно наступала пехота, начались рукопашные схватки. Человек пятьдесят фрицев окружили наблюдательный пункт батальона. Мы могли бы пробиться к ротам, но в это время тяжело ранило комиссара батальона Умрихина. Передвигаться самостоятельно он не мог. Я не мог оставить своего боевого товарища и комиссара в беде и решил отстреливаться до конца, рассчитывая на помощь командиров подразделений и на счастливый случай.

Вскоре два автоматных диска опустели. Чтобы не попасть в руки врага живым, я оставил два патрона в пистолете — для себя и Умрихина. Вдруг рядом раздался оглушительный взрыв. Перед глазами пошли круги, все затуманилось. Я пришел в сознание уже в санроте. Комиссар Василий Леонтьевич Умрихин был убит. Позже я узнал, что из двух тысяч личного состава полка уцелело всего 270 человек.

Я описываю свой военный путь с 1941 года. Бои под Сталинградом заняли в моей биографии совсем небольшой период, с 23 августа по 12 сентября. Это было начало Сталинградской битвы, которая будет продолжаться еще четыре с половиной месяца.

Уже другие полки и батальоны станут оборонять узкую полоску волжского берега, а в Берлине будут не раз повторять, что Сталинград взят. Однако закончится сражение разгромом 6-й армии фельдмаршала Паулюса и трехдневным трауром по убитым и попавшим в плен немцам.

Сталинград по праву остался в истории. Он действительно стал переломом в войне. Немецкие войска наткнулись на силу, которая впервые оказалась им не по зубам. Сколько бойцов и командиров остались в живых в нашем 724-м полку и батальоне после трех недель боев? Десять-пятнадцать процентов.

«Он прошел Сталинград!» — так будут говорить о бойцах и командирах, воевавших под Сталинградом и продолжавших свой боевой путь в сорок третьем, сорок четвертом, сорок пятом годах. Эти слова станут боевой характеристикой человека и будут цениться не меньше ордена. Орденами и медалями нас тогда не баловали.

После Сталинграда я воевал на Северо-Кавказском фронте, а затем в 33-й армии, в отдельном штурмовом батальоне под Оршей, где участвовал в прорыве глубоко эшелонированной обороны немцев. К этому прорыву наш батальон готовился целую неделю, довольно долго по меркам военного времени.

Был конец октября 1943 года, уже выпал глубокий снег. Поверх телогреек и ватных брюк мы надевали стальные пластины толщиной миллиметров пять. Получался панцирь, тяжелый, сковывающий движения. Дело это было новое, предполагалось, что пластины защитят от пуль и осколков.

Поверх панциря надевалась шинель. Тренировки проводились в условиях, максимально приближенных к боевым. Бойцы кроме винтовок несли по 180 патронов, две гранаты, вещмешок с запасным бельем и мелким скарбом. Поверх этого надевали белый маскировочный костюм.

За день проводили 4–5 учебных атак, больше не позволяло светлое время. Какой бы ни был мороз, но пот с нас лился градом. Дотащишь ноги — скорее бы поужинать и отдохнуть. Но предстоял еще «разбор полетов». Хотя и бурчали на такую нагрузку, но понимали, что так и должна вестись подготовка.

За неделю действия батальона все больше оттачивались. Стальные пластины уже не казались такими тяжелыми, а 600 метров заснеженного поля мы преодолевали с маху, понимая, что в быстроте и четкости залог успеха и спасение многих жизней.

Перед наступлением резко потеплело. Стоял туман, моросил мелкий дождь, а мы шли ночью к линии фронта по раскисшему снегу в валенках. На рассвете 5 ноября 1943 года началась артподготовка. Туман немного рассеялся, и вступила в действие наша авиация. Огонь артиллерии был такой плотный, что один из самолетов был подбит снарядом нашего орудия.

Артподготовка еще продолжалась, когда нам дали сигнал к атаке. Снег почти полностью растаял, и бежать было легче, хоть и в мокрых валенках. Белые маскхалаты приказали снять еще в окопах. На бегу мы сбрасывали шинели, а затем и панцири. Они слишком сковывали движения.

Из первой линии траншей немцы отошли, а во второй приняли бой. Из-за того, что делали перебежки по грязи, отказали часть автоматов и пулеметов. Зато «трехлинейки» действовали безотказно, и немцев мы выбили. Они отступили, бросив и третью линию траншей, а мы бежали к постройкам станции Орша.

Достигнув железнодорожных путей, остановились. Мы прошли на три километра больше, чем было определено приказом. Немцы вели сильный огонь, мы почти сутки находились на ногах, но присесть и отдохнуть было невозможно. Кругом вода и жидкая грязь. Хуже всего, что кончались патроны.

Уже начало темнеть, когда появилась группа людей в серых шинелях с бело-синими нашивками на рукавах. Власовцы! Они открыли огонь из немецких автоматов. Забыв про усталость, мы, расстреливая последние патроны, кинулись на власовцев. Это были не просто враги, а предатели. Я увидел их на фронте впервые, дрались с ними насмерть. В плен никого не брали, да они и сами не просили пощады.

В составе 757-го полка 33-й армии мы освобождали Белоруссию, ее столицу — Минск, превращенный в руины. Три года Минск был в руках немцев. Правильнее сказать, фашистов. Сколько людей было здесь уничтожено! Жители встречали нас со слезами.

Позже были бои в Литве, форсирование Немана, захват плацдарма на правом берегу. 11 августа 1944 года я был тяжело ранен. Пуля меня не пощадила. «Огнестрельный перелом кости правой голени» — так значилось в справке эвакогоспиталя № 4110, где я проходил лечение с 1 октября по 15 декабря.

Разбитая кость, осложнение, повторные операции. Лечился я в общей сложности четыре месяца, но рана заживала плохо из-за остеомиелита. Я был признан негодным к строевой службе и направлен командиром отдельной стрелковой роты при военной комендатуре города Гинденбурга.

Должность вроде и нестроевая, но пришлось участвовать в боях и уничтожать отдельные группы фашистов, в том числе полицаев, власовцев. Кроме того, мы работали в районных комендатурах. Немцы, уходя, оставляли подпольную сеть, с которой боролись особисты, сотрудники комендатур. Это были далеко не «киношные» шпионы. Один из немецких офицеров, пойманный с радиопередатчиком, покончил с собой у нас на глазах, вскрыв себе вены стеклом от собственных очков. Его не успели даже допросить.

Не забыть день Победы. Мы не спали несколько ночей, так как ожидали прорыва отряда эсэсовцев, полицаев с Украины, власовцев. Отряд так и не появился, а днем 9 мая я услышал артиллерийский грохот. Стреляли наши пушки. К командному пункту бежал старшина роты и палил вверх из пистолета.

— Ура, победа! Победа!

День 9 мая был ярким и теплым. Мы победили! Бойцы обнимались друг с другом, у кого-то текли слезы.

Хочется добавить, что свою будущую жену Надю Ильину я встретил в госпитале в Караганде. Случайно поймали взгляды друг друга и уже не могли расстаться. 30 декабря 1944 года, находясь в отпуске, отпраздновали свою свадьбу.

В мае 1946 года у нас родился первенец Александр, а в 1950 году — второй сын, Володя. Надя умерла от тяжелой болезни 29 декабря 1998 года.