Кошки-мышки - Наталья Тимошенко

Никита Андреевич шагнул ближе, протянул к телу руку.

— Ник, перчатку!.. — начала Валерия, но не успела: Кремнев крепко обхватил ладонь мертвой женщины обнаженной рукой, и все вокруг будто замерло.

Яна физически почувствовала, как остановилась Вселенная. Оборвала себя на полуслове Валерия, Алексей оставил у лица руку, которой чесал нос. Даже часы на стене будто пропустили один ход, как и Янино сердце — удар.

Никита Андреевич на мгновение прикрыл глаза, а потом наклонился ближе к лицу женщины и уставился на ее закрытые веки. Яне показалось, что он смотрит сквозь них, прямо в глаза трупа, прошивает взглядом насквозь, но упирается не в каталку под ее головой, а уходит в другое измерение.

— Кто-то позвонил в дверь, — вдруг сказал Кремнев. Сказал обычным голосом, вовсе не загробным, как любят показывать по телевизору в различных передачах. — Я слышу торопливые шаги, а потом щелчок замка. Скрип. Наверное, она открывает дверь. Пахнет странно. Холодом, но не морозным, а… будто подвальным. Еще пахнет грязью. Даже не грязью. Мокрой землей… Удивление, сильное удивление. Будто она ждала кого-то другого.

Яна почувствовала, как бешено забилось сердце. Ее второй сон. Во сне она смотрела на окровавленные руки, держащие в руках сердце, и была хоть и напугана, но не так сильно, как в третьем сне, а потому сквозь страх к ней тонкой нитью пробивалось удивление. В первом сне ей было страшно и холодно, и первую жертву маньяк убил зимой на кладбище. Во втором к страху примешивалось удивление, и именно это описывал сейчас Никита Андреевич.

— Спины касается что-то твердое, — продолжал меж тем Кремнев, — но боли нет. Она не упала, а уперлась в стену. Возможно, отступила на шаг назад. Боль в шее, — свободной рукой он обхватил собственную шею, будто демонстрируя, как убийца схватил гадалку. — А потом укол в плечо. Стена за спиной поехала вверх, руки схватились за что-то мягкое, должно быть, одежду. Но одежда ускользает из ладоней, хоть она и пытается за нее хвататься… Все. Больше ничего нет.

Никита Андреевич снова прикрыл глаза, вдохнул, шумно выдохнул, аккуратно положил руку покойной на каталку и выпрямился. Посмотрел на Яну, очевидно, намеревался что-то сказать. И Яна даже знала что.

— Похоже на ваш сон?

Яна молча кивнула.

— Сон? — переспросил Алексей, глядя то на Кремнева, то на нее.

— Я взял с собой Яну не просто так. Яна, расскажете еще раз?

Конечно, она расскажет. Потому что ей теперь страшно не просто от того, что сон может повториться, а от того, что они сбываются.

— Значит, такие вещи снились тебе три раза, а трупов у нас всего два? — первой обратила на это внимание Валерия, когда Яна закончила.

А ведь действительно!

— Хреновая новость, — вздохнул Алексей.

К тревожной радости Яны, ее приняли в совет по делу об убийстве бездомного и ведьмы. Да и не могли не принять, учитывая ее сны. Удивило только, что все если и не безоговорочно в них поверили, то отнеслись к ним с должным вниманием. А тревожной была радость, поскольку Яна оказалась в группе самой младшей, всего лишь студенткой, и боялась не оправдать ожиданий.

Собраться решили дома у судмедэксперта Леры, хотя сначала разговор шел о каком-то кафе. Насколько Яна могла судить по многозначительным переглядам Леры и Алексея, знаковом месте для них. И даже Никита Андреевич, похоже, о нем был наслышан.

— Знаете что, я столько не зарабатываю, по кабакам каждый день шляться, — в конце концов заключил Алексей. — Тем более в условиях короны. Я, например, еще не болел. Ладно когда с Вороновым, там не отвертишься. Но без него давайте уж сами.

— Давайте, — охотно согласилась Лера. — К тебе поедем?

Она сказала это с определенной долей сарказма, и по тому, как сник Алексей, Яна поняла, что за этим предложением кроется нечто болезненное. У полицейского аж скулы свело.

— Да хоть в парке на лавочке, — проворчал он, и Лера смягчилась.

— Не май месяц по лавочкам рассиживаться. Ко мне поехали.

По дороге заскочили в супермаркет, где Лера и Яна купили три пакета готовой еды, чтобы «не работать на пустой желудок».

— Это сексизм, — заявила Лера, когда Алексей сунул ей деньги и сказал, что в магазин идут они с Яной.

— Это возможность выбрать еду на свой вкус, — не остался в долгу тот.

Доля правды в его словах была, поэтому ни Лера, ни Яна больше спорить не стали. Зато, когда в мясном отделе они проходили мимо говядины, которую просил купить Алексей, и Яна напомнила об этом, Лера демонстративно осмотрела прилавок и сказала:

— Хм, я не вижу здесь вяленой говядины с тмином, как он просил. Очевидно, ее не было в продаже.

Яна усмехнулась и молча согласилась с этим. Они отдали на кассе сумму едва ли меньшую, чем та, которую оставили бы в кабаке за четверых.

Лера жила на окраине города в одной из старых девятиэтажек, смотрящих на мир еще деревянными окнами и окруженных высокими деревьями, вымахавшими за десятилетия практически выше домов, так что и не понять, что было раньше: дома или деревья. Наверное, летом двор утопает в зелени, а на редких лавчонках, стоящих у подъездов, по вечерам собираются местные жители, но сейчас и лавочки, и двор были пусты, а деревья — голы. Зато ярко светились окна, заменяя темному двору негорящие фонари. Из разговора в машине Яна поняла, что Никита Андреевич и Лера — соседи, их квартиры находятся на одной лестничной площадке, и сейчас разглядывала темные окна на седьмом этаже, гадая, какие из них — Никиты Андреевича. Раз он живет напротив Леры, а Лерины окна, как та сама сообщила, выходят не во двор, а на лесополосу с обратной стороны, значит, окна Кремнева выходят сюда.

Лифт поднимался медленно, будто стоял здесь с самого начала, никогда не ремонтировался и тоже был пенсионером, как дома и деревья, а пенсионеру уже тяжело тащить в себе четверых людей. Он скрипел несмазанными петлями, дергался на каждом этаже, словно вспоминал, на каком ему нужно остановиться, и наконец медленно раскрыл двери.

В тесной прихожей места оказалось мало для всех, поэтому Лера и мужчины вошли первыми, чтобы отнести на кухню продукты, а Яна ждала в общем коридоре, пока они разденутся. Ждала и разглядывала темно-коричневую металлическую дверь напротив, явно новую, выбивающуюся из общей картины. У всех соседей, и у Леры в том числе, двери были старые: у кого деревянные, у кого «обитые кожей молодого дерматина», как говорит ее отец. А у Никиты Андреевича металлическая.

— Яна? — позвал ее преподаватель, и она торопливо вошла в квартиру, закрыла дверь за собой.

Все ушли на кухню, поэтому она смогла оглядеться, пока снимала пальто и ботинки, но смотреть в прихожей у Леры было не на что. Вешалка на стене, которую сейчас и не видно вовсе за куртками, подставка для обуви внизу, комод у противоположной стены. Единственное, за что цеплялся глаз, — это зеркало на комоде. Не то, которое идет в комплекте с самим комодом, а другое: маленькое, очевидно, старое и разбитое. Тяжелая серебряная рама потемнела от времени, но цела, а отражающая поверхность покрыта паутинной сеткой, будто морщинками. Странно, почему Лера не выбросила разбитое зеркало? Или хотя бы не убрала его с комода, если уж оно ценно для нее как память.