Кризис? Экспансия! Как создать мировой финансовый центр в России - Сергей Чернышев

В это окно и надо успеть влезть. В противном случае «внедрение» налетает на стену. Приложив сверхусилия, «новаторы» могут, конечно, ее проломить, но результат будет разрушительным. Попытки ускорить органичные процессы чреваты колоссальными издержками. «Раскрестьянивание» в России – лишь часть цены за мобилизационный переход к индустриальному техноукладу.

С. Ч.: В США вроде бы создана куча финансовых институтов: бизнес-ангелы, бизнес-инкубаторы, венчурные фонды, которые облегчают прохождение раннего этапа инновационных разработок – от голой идеи до экспериментального образца. Но финансовый слой институтов – всего лишь один из пластов проблемы.

А. Ч.: Большая часть проектов, даже успешных, так и остается в качестве нишевых, экспериментальных.

С. Ч.: Да, в лучшем случае покупают ноу-хау или лицензию – и кладут в сейф, чтобы инноваторы до поры не мутили воду. Патенты лежат на полке и ждут, пока в каком-то из органов общественного тела, житейских укладов действительно наступает момент, когда старая технология уже отработала, устарела, всем надоела – т. е. прожила свой цикл, умирает. И вот тогда, если подоспеть и быстренько подсунуть обществу новую игрушку, у вас может появиться шанс…

Начинать надо вовсе не с изобретений и их насильственного «внедрения», а с противоположного конца: с систематического анализа отраслевых циклов расширенного воспроизводства стоимости, с мониторинга окон замещения – наступления периодов и формирования зон, когда и где уместны инновации.

Вместо того чтобы силами вице-премьеров сажать бизнесменов в кутузку по статье «за невнедрение», надо давать изобретателям точный социальный заказ в виде рамочных характеристик и параметров новых технологий. Например: в ближайшие два года будут уместны инновации в таком-то секторе легкой или пищевой промышленности; с учетом мировых трендов они должны поднять производительность единицы оборудования на столько-то, либо снизить энергопотребление, либо повысить планку экологических стандартов...

Насколько мне известно, это плодотворный путь. Как правило, либо быстро находятся уже готовые инновации с востребованными характеристиками, либо изобретатели оказываются способными, как ни странно, «совершить плановое открытие», используя методики типа АРИЗа. К тому же куда веселее изобретать нанотехнологии под конкретный госзаказ с бюджетом, а не колупаться с мензурками на чердаке.

О возможности заказных открытий – старинный фантастический рассказ Раймонда Джоунса «Уровень шума».

Самостийно, вне соцзаказа возникшие инновационные технологии, сколь бы вкусными они ни казались сами по себе, надо регистрировать и переводить в режим активного ожидания своего окна замещения с поддерживающим финансированием. Бедным инноваторам незачем зря слоняться по инстанциям, пусть лучше поездят в научные командировки.

«Внедрение» – попытка грубо изнасиловать социальный организм, при этом, как правило, внедренец нарывается на его защитные барьеры. Как тут не вспомнить еще одного из незадачливых предков Йона Тихого: тот силился выпытать сокровенную тайну материи, дубася по ней молотком. Материя дала симметричный ответ.

А. Ч.: Тема инновационного развития – один из навязчивых мифов, и даже фобий. Но ведь инновации нужны обществу.

С. Ч.: Вернемся к вопросу о «пафосе изобретательства». Есть несколько механизмов, побуждающих общество возиться с инновациями, несущими бюджетам лишь многолетние убытки.

Первый из них, социальный, назовем «Лишь бы не пили». Инновация – хороший способ отвлечь творцов от депрессий и горького пьянства, дав выход общечеловеческому рефлексу изобретательства.

Второй – идеологический. Идея в том, что Россия не только родина мамонтов, мы – страна наикрутейших инноваторов, наш Левша аглицкую блоху подковал. Поэтому изобретать престижно, патриотично. На каждом заводе учреждаем БРИЗ.

Третий механизм – оборонно-компетентный. Силовики и разведчики всегда интересовались инновациями, и если даже не могли их внедрить, то коллекционировали «на всякий случай», брали на учет. Они понимали, что всякая инновация прямо или косвенно имеет оборонное значение.

А. Ч.: Давайте подробнее остановимся на ускорении инноваций во время войны, на функции армии как поставщика инноваций для гражданских сфер.

С. Ч.: Инновация сама по себе амбивалентна по отношению к добру и злу. Повторю: то, что не опасно, то не полезно. И если у инновации нет немедленного военного применения, это верный признак, что и предмета, похоже, нет.

Всякое изобретение состоит в том, что мы берем силу из природы и превращаем в свою. Огонь ведь тоже смертельно опасен – пока мы не начали жарить на нем пищу и обогревать жилище. Каменный топор, змеиный яд – та же двоякость… Понятно, почему военные и особисты тянутся к этому ящику Пандоры. Первые по долгу службы оценивают любой гаджет с точки зрения полезности либо для вооружений, либо для тыловых частей. Мясорубка? Годится для полевой кухни! Однажды я оказался в эпицентре катастрофы, когда в учебной части сломалась электрокартофелечистка – всего-навсего. В результате вся наша батарея от заката до рассвета чистила картошку.

Разведчики смотрят на дело по-своему: всякая инновация прямо или косвенно влияет на обороноспособность, и враги это тоже понимают. Вот почему надо приложить все силы, чтобы выкрасть у врага их изобретения и не дать врагу завладеть нашими. Первые два человека, которые радушно встречают изобретателя в цивилизованном обществе, – контрразведчик и шпион.

Именно здесь инновации впервые попадают в поле зрения высокой государственной политики. Военный изобретатель, бди! Мы должны если не опередить супостата в специзобретательности, то по меньшей мере разгадать, что там злоумышляют в НИИ и КБ государств-изгоев (не путать с гоями). Даже врагов народа, не лишенных изобретательности, препровождают не на рудник, а в шарашку.

Поэтому – с подачи военных – государство склонно считать все изобретения и открытия своей собственностью. Увы, как распорядиться этой собственностью в мирное время, ему неведомо. Тут даже военное изобретательство – не сахар.

Вот на полигоне испытывают два новых танка. Один создан группой талантливого выскочки-изобретателя Иванова, другой – в КБ лауреата Ленинской, Сталинской, Ельцинской премий, дважды героя соц– и каптруда Петрова. Первый танк эффективнее, проворнее, стреляет дальше. Второй – привычнее, на него уже есть заказы, открыто финансирование. Какой победит? Понятно. А что нужно для того, чтобы победил Иванов? Как минимум личное присутствие на полигоне однофамильца – вице-премьера.

Только во время войны, когда не до формальностей и на полигон ездят лично главнокомандующий и рейхсфюрер, у изобретателей Иванова и Рунге появляется хоть какой-то шанс. Да и то… помните тот бесхитростный способ, каким Штирлиц помешал довести «оружие возмездия» до лаборатории? Как рассказывали мне военные специалисты, с точки зрения технологии Германия не победила просто чудом. В последний год войны у них практически по всем видам вооружений были готовы к запуску в серию образцы нового поколения – и реактивный самолет, и ракета Фау, каких не было ни у нас, ни у американцев. Но фюрер с подачи полковника Исаева отдал приказ: не рассматривать изобретения с циклом внедрения больше полугода.