Плацдарм. Изгнание из рая - Максим Кораблев

– Да, а звать-то вас как? – спросил наконец Иван Анатольевич. Будто мысли прочитал.

Ник уже открыл было рот, чтобы назваться, но получил от менестреля весьма ощутимый пинок под столом.

– Дмитрий Иволгин, – быстро сказал менестрель, пока его спутник раздумывал, называться ему паспортным именем или же тем, под каким и был известен в Эльсиноре, – во втором случае без объяснений было бы не обойтись.

И тут же юноша догадался, отчего Эллор так испугался, что он назовется своим здешним именем, и что надо сказать.

Имя!

Если этот старик – не то, чем он кажется, имя произносить смертельно опасно.

Так считал бы любой здравомыслящий человек в Средние века, а кто сказал, что в старину при столкновении с магией люди были глупее нынешних?

Все эти мысли промелькнули в голове Ника, и в этот же момент он неожиданно для самого себя выпалил:

– Фокс Малдер.

– А… – протянул старик. – Так ты из этих… как их там… из прибалтов будешь?

– Из ингерманландских финнов, – четко и раздельно проговорил юноша. Кстати, в какой-то мере это было правдой – в его родне и впрямь были коренные жители питерской земли.

А вот реакция старика показалась Нику весьма странной. Даже вопроса, отчего он так хорошо говорит по-русски, Иван Анатольевич не задал. Как будто ингерманландские финны встречались на каждом шагу – что в России, что на Плацдарме.

– А вы настоечку-то попробуйте, – снова предложил Иван Анатольевич.

Ник, которого уже начало клонить в сон, кивнул головой, однако с места не встал и руку к сосуду с настойкой не протянул.

Менестрель посмотрел на него немного раздраженно, как будто досадуя, что до приятеля никак не дойдет то, что ему, Эллору, давным-давно известно.

Черт возьми, да что он такое заметил?

– Вот вы говорите, что нет среди животных у вас врагов, – заговорил Эллор, ища, куда бы пристроить тлеющий окурок. – А может, вы еще их и подкармливаете?

Ник пару секунд соображал, куда клонит Эллор, потом до него дошел смысл намеков менестреля.

Ах вот оно что! Вот к чему были помянуты «Король и шут»! «Измученный дорогой, я выбился из сил, и в доме лесника я ночлега попросил…» Есть у «Короля и шута» такая песенка-ужастик. И заканчивается она, помнится, очень нехорошо для гостя лесника…

Иван Анатольевич, судя по всему, песенок группы «Король и шут» не знал, что в его возрасте и немудрено. Во всяком случае, он ответил, что куда уж там зверюшек подкармливать – самому еле-еле хватает. Но Ник уже не слушал слов старика. Ему вдруг захотелось повернуться так, чтобы Иван Анатольевич не видел висящий у юноши на поясе кинжал. Он, пытаясь скрыть замешательство, наклонился к присмиревшей собаке, погладил ее, чувствуя на себе пристальный взгляд старика.

– Да брось ты его, окурок-то, – добродушно посоветовал Иван Анатольевич Эллору. – Не нужен он тебе уже, Митя, а ты его все в пальцах вертишь, будто на память оставить хочешь.

Ник еще раз вгляделся в лицо старика.

А с чего это он решил, что хозяин избушки выглядит добродушным? Слегка одутловатое лицо, морщины – а в улыбке проступает что-то хищное…

Или ему это кажется?

Юноша понял – еще немного, и его начнет трясти от нервного напряжения. Он заставил себя подняться, кое-как наклеив на лицо приветливую улыбку.

– Ну, мы пойдем, пожалуй! – произнес Ник.

Зачем он это сказал, юноша и сам не знал. Может, просто захотелось увидеть реакцию Ивана Анатольевича. Или, скорее всего, невмоготу ему стало сидеть в этой «избенке» – настолько невмоготу, что мокнуть под дождем на болоте показалось гораздо лучше.

Менестрель одобрительно хмыкнул и тоже встал:

– Спасибо, да вот только засиделись мы. А у нас, знаете ли, дорога дальняя.

Старик укоризненно покачал головой.

– Ну, куда же вы по такой погоде-то?! Да разве я могу дорогих гостей в дождь отпустить? – забормотал Иван Анатольевич. Однако никакой мольбы в его голосе не было, скорее, звучало некое утверждение – и никуда вы, мол, отсюда не денетесь. Что-то неуловимо менялось в тоне хозяина избы. – Нет уж, решено, оставайтесь здесь.

Ник отступил на пару шагов назад и попытался нащупать хлипкую на вид плетеную дверь. Пальцы наткнулись на гладкую бревенчатую стену, а переплетения прутьев никак не могли нащупать.

Как только Ник встал, собака последовала за своим Хозяином и сейчас стояла между ним и столом, за которым по-прежнему восседал Иван Анатольевич. Вид у Роны был почти угрожающим – нет, никогда не следует сердить даже самого добродушного на вид ротвейлера.

Не выдержав, юноша оглянулся и обнаружил, что двери не было. Там, где она должна была находиться, оказалась стена – и ничего больше.

– Эх, молодежь-молодежь, да разве можно так себя вести? – с укоризной покачал головой старик. – Я вас обогрел, накормил, а вы ни слова благодарности, да еще и бежать куда-то норовите. Незачем вам в ваш поселок, незачем… Нехорошо уж так-то старость не уважать…

– Где дверь? – Ник положил руку на загривок Роны. – И что здесь происходит?

– Да зачем вам теперича дверь-то? – искренне удивился Иван Анатольевич. – Я же говорю: не нужна вам сейчас дверь. Вот и нету ее.

Он снова покачал головой, с упреком взглянул на Эллора:

– И не стыдно – так хорошо сидели, а ты – компанию разбивать! Да если бы не ты, мы бы так славно посидели – за настоечкой-то. И собачка бы нам не помешала.

Ник посмотрел на старика. Лицо Ивана Анатольевича стало потихоньку оплывать, словно воск от жаркого огня. Юноша понял одно – смотреть на то, что будет дальше, ему совершенно не хочется. И не станет он смотреть – в конце концов, стены у хижины были довольно хлипкими… Или казались таковыми?!

– А вот в Корее, я слышал, едят собачек-то, деликатесом почитают, фермы у них собачьи есть… Можно б и проверить… Под настоечку-то… – голос старика тоже менялся, становился хриплым и глухим. Чужим.

Ник и Эллор, уже не слушая монстра, всем весом налегли на стену. Та немного прогнулась, как будто была сделана из жесткой резины, а не из дерева. И тут же Эллор отшатнулся от стены с возгласом отвращения.

– Оссс-таватесссь, – теперь звуки, издаваемые «Иваном Анатольевичем», уже нисколько не походили на человеческий голос, а сам он успел превратиться в бесформенное, истекающее слизью нечто, протянувшее к менестрелю и его спутнику не руки, а скорее щупальца или ложноножки. Хижины как таковой тоже не было – вместо стен и потолка вокруг двух людей и собаки пульсировала сизо-фиолетовая пленка, которая медленно сжималась. На месте стола находился плоский замшелый камень, на котором лежала изодранная окровавленная тушка небольшого зверька – должно быть, водяной крысы.

Ник вспомнил, как пытался съесть «угощение», – и его тотчас же замутило.