(Не)Холостяк - Вийя Шефф

Да я его там никогда не найду. Один из самых больших городов мира.

На асфальте появляются следы резкого торможения машины, и она свернула в сторону пляжа. Почему-то моё чутьё подсказывает, что мне надо туда. И я тоже сворачиваю.

Тачка Гаса хорошенько увязла в песке. Судя по следам, не хило, он тут гарцевал.

Замечаю его у кромки воды. Сидит на бревне и смотрит в море, а волны лижут ему пятки.

— Зачем приехала? Тебе же на меня плевать,— ледяным тоном, даже не посмотрев на меня.

Подхожу и сажусь рядом.

— Прости... Так нужно...

— Кому? Тебе? Мне точно нет.

— Нам всем. Так не должно быть... Мы нарушаем правила.

— Так они изначально были нарушены. Я не любовь сюда пришёл искать. Но всё равно шоу мне помогло. Этой ночью я понял, что ещё могу чувствовать по-настоящему.

— Ник...

Слова застряли в горле. Я не знаю, что ему сказать. У меня самой в голове полный фарш. Все смешалось: кони, люди, как говорил классик. А точнее — чувства и сомнения.

— Завтра я еду домой. Это наш последний разговор. Поэтому хочу сказать — ты очень хороший. По крайней мере, со мной ты был открытым и честным. Я рада, что ты смог мне довериться.

— Почему ты уезжаешь?— повернулся ко мне.

В глазах страх потерять что-то важное для него.

— Я не уложилась в три часа поиска, которые мне дала Лиля. Значит, приказ о моём увольнении уже у неё на столе.

— Жёстко. Почему она к тебе так придирается? Я заметил, что с другими она не так строга, как с тобой. А тебя прессует постоянно.

— Помнишь, я тебе рассказала, что живу с теткой?

— Да...

— Вот... Это Лиля. Она моя родная тётя. Но никто об этом не знает.

— Охереть! У вас вроде разница в возрасте небольшая.

— Бывают тети младше племянников. Лилька старше на восемь лет. Она меня воспитала, когда мама умерла. Мне было двенадцать. Я ей многим обязана.

— Это не даёт ей право распоряжаться твоей жизнью,— отвернулся и бросил камушек в воду.

— Она так заботится... Возможно, это звучит странно, но,— она так любит.

-У вас обоих извращенное чувство любви.

-И это ты мне говоришь?

-Заботливая родительница не будет вмешиваться в жизнь взрослого ребёнка. А у вас? Лиля — карьеристка, а ты ей помогаешь. Знаешь, как тебя зовут в группе?

— Как?

— Серый кардинал. Все уверены — это не Лиля руководит здесь всем, а ты. А ваши стычки — это просто какие-то игры.

-О, Боже!— засмеялась.

— Чем ты занимаешься на площадке?

Молчание.

— Вот. Ты даже не можешь сказать про свою работу. Что за тайна такая?

— Мерзкая и... Отвратительная... У меня есть талант... Я искусно умею находить на людей грязный компромат.

— Гипноз?

— Нет. Я никогда им не пользовалась. Что-нибудь про ментализм слышал?

— Да. Даже сериал смотрел. Хочешь сказать, что ты менталист?

— Угу...

А что я ему скажу? Что я в прямом смысле вижу всё о людях. Да он меня за сумасшедшую примет.

— Подожди,— встала и побежала к машине за своим рюкзаком.

Достала оттуда альбом и вернулась обратно.

— Ты сказал, что у меня рисунки странные, больная фантазия. Так вот, это не фантазия. Это зарисовки грехов других людей. Здесь девушка оставляет своего ребёнка в больнице, а сама, отказавшись от него, уезжает навсегда из роддома. Она молодая и глупая, ей всего шестнадцать.

— Это не оправдание...

— Я согласна... Но в этом возрасте они остро переживают перемены в жизни. А ребёнок в корне её меняет. Она же сама ещё ребёнок.

— Это Евгения? Похожа на неё.

— Да... А вот эти руки, которые топят младенца, принадлежат шестилетней Марте. Она утопила младшего братика в ванной из ревности к родителям. С появлением малыша они стали меньше уделять ей внимание. Так она считала...

Я повергла его в шок. Он соскочил с места.

— Как такое можно увидеть в людях с помощью психологических приёмов?

— Можно... Если уметь...

Снимаю очки и сжимаю переносицу. Я не хочу видеть сейчас его глаза. В них море злости, как то, перед которым мы сидим.

— И вы меня втянули в это,— заламывает руки.

— У всех есть скелеты в шкафу, главное хорошо их поискать... Почти у всех...

Я вспомнила сейчас Пашу. Вот он почти чистый. Кроме нескольких одноразовых девушек за ним ничего нет, но свободному парню это прощается.

— А про меня? Что ты знаешь про меня?— смотрит исподлобья.

— Ничего. Кроме того, что ты мне рассказал. Я не искала...

Я просто не хочу это делать. Не хочу глубоко погружаться в него. Боюсь... Боюсь найти там что-то такое, что заставит меня думать о нём плохо. И Лиля не разрешает...

— Хочешь, я сам расскажу?

— Нет!— категорически.— Останься для меня добрым парнем.

— Только ты меня таким считаешь... Для всех я чсвэшник.

— Может ты с ними был таким. Если честно, то я о тебе первые минуты так же думала. И даже сейчас немного...

— Есть во мне это. Звёздная болезнь сразу не отпускает. Популярность даёт о себе знать,— соглашается.

— Я понимаю...

Я встаю и подхожу к нему, запускаю руку в его растрёпанные волосы и наклоняю голову к себе. Он кладёт руки мне на талию и сжимает ладони. В груди начинает ныть, а губы пульсировать в ожидании поцелуя.

— Ник... Мы должны всё завершить.

— Давай не сегодня,— шепчет где-то у виска.— Я не готов сейчас мило общаться с ними, зная, что они сделали такое.

— Тебя накажут. Придётся платить неустойку за сорванный день. Это много...

— Я готов. Поехали в город, до него немного осталось. Я хочу провести этот день с тобой... Наедине. Если он у нас последний...

— Хорошо. Но Лиля нас убьёт.

— Значит, мы умрём, как в сказке — в один день,— целует меня. — У тебя трос есть?

— Трос?