Морозовы. Династия меценатов - Лира Муховицкая

МОРОЗОВСКАЯ БОЛЬНИЦА

В истории московской благотворительности, пожалуй, самое почетное место занимает фамилия Морозовых. Этот старообрядческий род на протяжении многих десятилетий самозабвенно жертвовал на добрые дела. Часто именно Морозовы задумывали и на собственные средства начинали какое-нибудь новое, невиданное дело или ставили эксперимент, который еще непонятно как пойдет и чем будет увенчан. Один из таких ярких примеров – детская больница (4-й Добрынинский переулок, 1). Ее история заслуживает отдельного рассказа.

История этого места, на котором сейчас расположена больница, весьма необычна. Издавна здесь находился один из самых колоритных московских рынков – Конный, в честь него и площадь называлась Конная.

Коренной москвич и литератор Иван Шмелев писал в своих воспоминаниях: «Перед Рождеством на Конной площади, в Москве, – там лошадями торговали, – стон стоит. А площадь эта… да попросторней будет, чем… знаешь, Эйфелева-то башня где? И вся – в санях. Тысячи саней, рядами. Мороженые свиньи – как дрова лежат на версту. Завалит снегом, а из-под снега рыла да зады. А то чаны, огромные, да… с комнату, пожалуй! А это солонина. И такой мороз, что и рассол-то замерзает… розовый ледок на солонине. Мясник, бывало, рубит топором свинину, кусок отскочит, хоть с полфунта, – наплевать! Нищий подберет. Эту свиную «крошку» охапками бросали нищим: на, разговейся! Перед свининой – поросячий ряд, на версту. А там – гусиный, куриный, утка, глухари-тетерьки, рябчик… Прямо из саней торговля. И без весов, поштучно больше. Широка Россия – без весов, на глаз. Бывало, фабричные впрягутся в розвальни – большие сани, – везут-смеются. Горой навалят: поросят, свинины, солонины, баранины… Богато жили».

Если свиней и баранов рубили на части, то поросенка подавали целиком, особенно если речь шла о рождественском столе. Подавали на большом подносе, с гречневой кашей и тушеной квашеной капустой. Особым шиком было покрыть его мелко порезанным яичным белком, чтобы казалось, что он припорошен снежком.

Здесь же, между прочим, торговали и рождественскими елками. А в 1873 году на этой площади был оглашен приговор опасному преступнику – террористу и народовольцу Сергею Нечаеву. Именно с него в своем романе «Бесы» Федор Михайлович Достоевский списал П. Верховенского.

Публичная казнь была событием из ряда вон выходящим, и к ней готовились заранее. Особое внимание уделяли мерам безопасности. Губернатор Москвы Владимир Андреевич Долгоруков получил специальное предписание от самого царя: «Приговор суда обратить к исполнению в один из ближайших дней по восшествию оного в законную силу. Ввиду большого расстояния от Сущевского Съезжего дома, где содержится Нечаев, до места исполнения приговора, Конной площади, перевести его вечером, накануне дня казни, в ближайший к означенному месту Серпуховский Съезжий дом, где учредить жандармский караул.

На рассвете, в восьмом часу утра, вывезти Нечаева, установленным в законе порядком, на площадь, до которой переезд может продолжаться около четверти часа. При конвое, который будет сопровождать дороги, находиться трем барабанщикам и бить поход до приезда дрог с преступником на середину площади, где вокруг эшафота расставить заблаговременно обширное каре, оцепленное конвоем и усиленным нарядом от Городской полиции и Жандармского дивизиона».

Другими словами, речь шла о том, что по правилам Устава уголовного судопроизводства надлежало выставить осужденного у позорного столба. Администрация опасалась, что Нечаев во время провоза его на «позорной колеснице» может обратиться к народу. Поэтому государь решил, что довольно будет укороченного пути «позорной колесницы» и трех барабанщиков, которые должны были заглушать возможные возгласы осужденного.

Но, как это обычно и бывает, барабаны только привлекли к словам осужденного внимание собравшихся.

У позорного столба нигилист, как следует из донесения генерал-губернатору, кричал именно то, что обычно и кричат нигилисты: «Долой царя! Да здравствует свобода! Да здравствует вольный русский народ!»

Редко когда государь-император лично разрабатывал подобные инструкции. Но в результате все же в тот день все обошлось благополучно.

По иронии судьбы, именно здесь, на месте со столь неоднозначной историей в 1900 году и началось строительство знаменитой Морозовской больницы. Она так названа в честь Викулы Елисеевича Морозова, который, однако, сам организацией не занимался, а лишь завещал необходимые средства. Все же хлопоты легли на плечи его сына Алексея Викуловича.

Именно Алексей Викулович Морозов обратился к московскому городскому голове с посланием: «Имею честь просить Ваше сиятельство довести до сведения Московской городской думы, что из сумм, завещанных покойным родителем моим, мануфактур-советником Викулой Елисеевичем Морозовым, на благотворительные дела, я имею пожертвовать капитал в размере 400 000 рублей серебром на устройство в г. Москве новой детской больницы на следующих главнейших основаниях: больница должна носить имя покойного родителя моего Викулы Елисеевича Морозова; половина жертвуемого капитала 200 000 рублей предназначается для возведение зданий и оборудования больницы; землю город должен отвести в местности, наиболее нуждающейся в больнице; другая половина капитала должна составлять неприкосновенный капитал, который должен храниться в городском банке и проценты с него должны идти на содержание коек; вся больница должна быть устроена на 150 коек; больница должна служить удовлетворению нужд бедных жителей г. Москвы и потому лечение в ней должно быть бесплатным; на должность главного врача больницы назначается старший врач детской больницы Св. Владимира Николай Алексеев».

Поскольку дело благое – предложение было незамедлительно принято. В качестве архитектора был выбран Илларион Иванов Шиц, в те времена уже достаточно известный в Москве. Хирурга Тимофей Краснобаева отправили в длительную командировку по итальянским, швейцарским и германским детским лечебницам перенимать опыт. В качестве главного принципа планировки больницы было принято разделение пациентов на несколько корпусов в соответствии с диагнозом – чтобы избежать заражения их друг от друга. Детская смертность в те годы была чрезвычайно высока, и именно от инфекционных «детских» болезней: кори, коклюша, дифтерита и других. Больница имела своей целью переломить сложившуюся ситуацию и улучшить печальную статистику.

Существовало еще одно важное нововведение: при входе в больницу детей встречал не только привратник, но и фельдшерица, которая проводила первичный осмотр в помещении возле ворот. И только после постановки предварительного диагноза детей направляли к разным входам и различным корпусам – дифтеритному, коревому и проч.

В 1903 году открылись три первых инфекционных корпуса, а еще через три года все работы были полностью завершены. Новая больница на 340 коек вступила в действие. В качестве докторов были приглашены ведущие специалисты Москвы (в том числе и упомянутый выше Тимофей Краснобаев), а медсестрами и обслуживающим персоналом, в соответствии с традициями того времени, стали христианские активистки из общины «Утоли моя печали».