В ловушке - Мария Элизабет Штрауб

– Отвезти тебя домой? – спросил Роберт.

Йон застегнул на все пуговицы свое черное пальто. Ему ужасно хотелось подышать свежим воздухом, ведь он не бегал с самого воскресенья.

– Мне просто необходимо пройтись, – ответил он. – Кроме того, я, по-моему, должен хоть немного побыть в одиночестве.

– Я думал, мы чуть позже сходим куда-нибудь поесть.

– Роберт, мне сейчас не до ресторанов. Понимаешь?

– Да, да, разумеется, – торопливо отозвался его друг.

Йон заметил, что он разочарован.

– Спасибо еще раз, – поблагодарил он с искренней теплотой в голосе. – За все, что ты для меня сделал в последние дни.

Роберт лишь отмахнулся.

– О чем речь? Ведь мы с тобой не чужие. – Он снова зажег сигарету. После погребения он курил почти без перерыва. – Если тебе что-то понадобится, я буду дома весь вечер, – сообщил он. – А завтра приеду и привезу тебе готовые бумаги. Тебе останется их только подписать. Скажем, в пять вечера. Тебя устроит?

– Конечно, – согласился Йон. – А в выходные мы наконец сыграем с тобой в сквош, ладно? Если у тебя найдется время.

Когда он оглянулся, уже поравнявшись с «Тибаргом», Роберт по-прежнему стоял перед кафе и курил, запрокинув голову и глядя в мрачное небо.

Дома Йон немедленно переоделся и пробежал свой круг по парку. С самого начала задав быстрый темп, он на три минуты перекрыл свой собственный рекорд. Он наслаждался бегом, ему казалось, что с каждым шагом он освобождается от давившего на него груза и втаптывает его в землю.

Потом он принял душ, еще раз побрился и надел выстиранный Эминой пуловер – тот уже успел высохнуть. Перед тем, как выйти из дома, покормил Колумбуса. Кот бросился к мисочке, словно голодал целую неделю.

Юлия тоже переоделась; на ней были джинсы и теплая рубашка синего цвета, которая была ей велика так же, как и давешняя Черная куртка. После сдержанного «привет» она пошла впереди него по коридору. Йону хотелось заглянуть на секунду в спальню, но дверь была закрыта. Шкаф в большой комнате стоял на нужном месте.

– Выпьешь чего-нибудь? Кофе? Бокал вина?

– Кто тебе помог передвинуть шкаф? – поинтересовался Йон. – Ты нашла сильного соседа?

– Да. Итак, что ты выпьешь?

– Воды, – ответил он, робея от ее ледяного тона. – Простой, из водопровода.

Пока она возилась на кухне, он огляделся по сторонам, отыскивая большое фото. И узнал его по черной раме большого формата – оно было повернуто к стене. Ему ужасно захотелось хоть одним глазком увидеть выражение экстаза на ее лице, но он побоялся, что в этот момент вернется Юлия и «накроет» его. Он принялся просматривать компакт-диски, лежавшие рядом с портативным плеером. Странная смесь: Френк Дзаппа, «Ноктюрны» Шопена и два явно самопальных си-ди с корявыми печатными буквами. На первом стояло «Фокс». Он отложил его в сторону, когда появилась Юлия с графином и двумя стаканами.

Она подождала, когда он сядет на софу. Потом устроилась напротив него на полу, в позе портного, не сводя глаз со своего стакана, на указательном пальце ее левой руки Йон заметил свежий пластырь. Юлия явно не хотела начинать разговор первая. А Йон неожиданно растерялся и не знал, с чего начать, хотя по дороге к ней приготовил целую речь.

– Вероятно, ты давно уже знаешь все сама, – наконец проговорил он. – В «Буше» наверняка ходит множество сплетен на мой счет.

Она сделала маленький глоток.

– Я знаю только то, что с твоей женой произошел несчастный случай, – ответила она после небольшой паузы. – Что она упала с лестницы. И сразу скончалась.

– И то, что она была пьяна, тебе тоже наверняка известно.

Она не ответила. Значит, Тимо Фосс все-таки проболтался. Что ж, иного он и не ждал от этого паршивца.

– Мы с ней немного поссорились, – сообщил он.

– Из-за меня?

– Ты стала поводом, но не причиной, Юлия. Я уже сказал тебе однажды, что решил развестись с ней в любом случае. Наш брак изжил себя, давным-давно, задолго до твоего появления. Иначе я не влюбился бы в тебя так сильно.

Она не шевелилась и не отрывала глаз от стакана. Как будто видела в воде нечто, требовавшее ее безраздельного внимания.

– Ну, скажи хоть что-нибудь, – попросил он.

Она тяжело вздохнула:

– Что же мне сказать?

– То, что ты думаешь.

Она поставила стакан на пол рядом с собой и подняла голову:

– Я все время спрашиваю себя, – может, она была бы сейчас жива, если бы не то, что произошло между нами в пятницу?

– Возможно, да. Но, возможно, и нет. Не исключено, что мы поссорились бы с ней по какому-нибудь другому поводу.

– Ты винишь себя в случившемся? За ее смерть?

– Нет, – твердо заявил он. – Не буду тебя обманывать. Я мог бы сейчас разыгрывать перед тобой роль скорбящего вдовца, но не стану. Я не испытываю никакой скорби.

Она задумчиво посмотрела на него, потом перевела взгляд на темное окно. По стеклам опять барабанил дождь. Она вздохнула, подняла руки и сплела пальцы на затылке, приподняв от шеи непослушные кудри. Красный ремешок на запястье казался полоской крови.

– Я желал ей долгих лет жизни, – продолжал Йон. – Я вовсе не хотел, чтобы она умирала. Но я вовсе не схожу с ума от горя, понимаешь? Тебя это шокирует?

От ее уха до ключицы тянулась розовая царапина. Заметив его взгляд, она машинально прикоснулась к ней пальцами.

– Что? Ах, это… Кошка… У моей подруги. – Она разжала пальцы и позволила локонам снова упасть на плечи. – Твои слова звучат равнодушно. Умерла твоя жена, а ты рассуждаешь об этом, словно о погоде. Вы долго прожили вместе?

– Двадцать четыре года.

– Полжизни, – сказала она с упреком, – целую вечность. Ведь ты должен чувствовать хоть что-то. Неужели ты совсем не горюешь о ней?

Он помедлил с ответом. В такой ситуации важным могло стать любое слово.

– Конечно, понять это трудно. Но наш брак был не таким, о каком жалеют.

– Каким же?

– Тебя в самом деле это интересует?

– Разумеется, – ответила она. – Иначе я смогу тебя понять? В данный момент ты кажешься мне совершенно чужим.

– Ну ладно. Тогда задавай мне вопросы. Я расскажу тебе все, что ты захочешь узнать.

Они перешли на кухню. Юлия поставила на стол хлеб, сыр и фрукты, открыла бутылку вина. Йон согласился лишь на половинку бокала – «мне ведь еще садиться за руль». Она не спорила.

О Шарлотте он говорил подчеркнуто тепло и с любовью, чтобы Юлия снова не упрекнула его в черствости.